Полвека на флоте (со страницами) - Юрий Пантелеев

— Товарищ старший лейтенант! На пирсе пес, просит взять его на борт!

На палубе раздались голоса:

— Надо взять, это наша собака, с канлодки…

Пришлось вернуться к пирсу. С расстояния нескольких метров пес мигом прыгнул на бак катера. Он визжал от радости и ластился к каждому матросу.

— Не будешь, стервец, в самоволку бегать! — шутили бойцы.

Идем проливом, кругом тишина. Вот и Стирсудден. Поднимаем наши позывные, несем их уже пять минут. Никакого ответа. Зернов нервничает:

— Спят, что ли, разгильдяи?.. Не может быть, там опытный старшина-сверхсрочник…

Подходим чуть ближе. И вдруг неподалеку от нас вы-

[181]

растает белый столб, доносится резкий хлопок. Снаряд относительно небольшого калибра — либо полевой пушки, либо танка. Тут же затрещал пулемет. Все ясно: пост связи и маяк заняты фашистами. Катер рванулся от берега и лег на прежний курс.

Раздался сигнал: «Команде ужинать!» Старпом приглашает нас в кают-компанию. Гостей пропустили вперед, они с трудом освоили узенький вертикальный трап.

— Товарищ адмирал! — воскликнул командир дивизии, окинув взглядом тесную, но уютную каюту. — Да у вас тут, как в хорошем ресторане. А мы уж и не помним, когда нормально обедали, да и горячей пищи давно не видели…

Услышав это, вестовой матрос с особой, я бы сказал, сыновней лаской угощал поседевшего комдива и его спутников. Стол был сервирован обычно, по-корабельному: белая скатерть, приборы, рюмки и графин с положенной по пайку военного времени водкой. Как говорится, ужин прошел в дружеской, сердечной обстановке и, замечу, с неоднократной добавкой нашего флотского борща.

Обогнали все транспорты. На их палубах яблоку негде упасть. Бойцы много пережили за последние дни, и все же с судов долетал веселый перебор гармоник. Вот он, несгибаемый, неунывающий наш советский солдат!

Кронштадт с моря казался грандиозным идущим на нас кораблем. Он озарялся яркими вспышками. То стреляли тяжелые орудия северных фортов по Карельскому перешейку, а линкор и крейсер били по району южнее Ораниенбаума. Справа от нас тяжело ухали орудия Красной Горки. На обоих берегах в расположении противника полыхали пожары. Черный дым высоко поднимался стеною вверх. В воздухе стоял неумолчный гул. Флот громил фашистов, помогая своей армии. Мы с комдивом молча стояли на палубе.

— Здорово палит Кронштадт! — сказал он с восхищением.

И глубокая вера западала в наши души: все неудачи носят временный характер. Наступит срок, и враг будет разгромлен!

Из-под самого носа фашистов флот перебросил под Ленинград 27 тысяч бойцов. Это была немалая помощь фронту. Всего же эвакуировано было с Карельского пере-

[182]

шейка вместе с ранеными и гражданским населением более 28 тысяч человек. В Койвисто никого не осталось. Последние катера пришли в Кронштадт без пассажиров.

Напряженным был для нас сентябрь 1941 года. Фашисты рвались к Ленинграду. Четыреста стволов морской артиллерии калибром от 152 до 406 миллиметров помогли нашей пехоте отбивать вражеские атаки. И не только огнем флотских пушек мы содействовали нашей доблестной армии. В сентябре еще около 30 тысяч матросов сошло на берег в формировавшиеся новые морские бригады. Всего на берегу сражалось уже 83 тысячи балтийских моряков.

4 сентября фашисты начали ежедневный обстрел, а с 8 сентября и воздушные бомбежки Ленинграда. 8 сентября считается и первым днем блокады, ибо немцы захватили Шлиссельбург и таким образом окружение города с суши завершилось. У нас остался один путь связи со страной — через бурное Ладожское озеро.

Тяжелым для Ленинграда был первый налет фашистской авиации. Враг сбросил 6327 зажигательных бомб, они вызвали 178 пожаров в разных частях города. Много разрушений было и от 48 фугасных бомб, каждая весом 250-500 килограммов. С тяжелым сердцем смотрели мы со штабной вышки на пламя, бушевавшее над Ленинградом. Один за другим доносились взрывы. Пылал наш родной город…

Фашисты перешли в наступление по всему фронту — с севера, с юга, с востока, где они пытались переправиться через Неву на участке Пороги Шереметьевка. С огромным трудом все эти атаки были отбиты.

Фашисты истерически орали, что Балтийского флота у русских больше не существует, а шведская печать со спокойствием стороннего наблюдателя сообщала о появлении советских подводных лодок под Таллином, у острова Соммерс. И это была сущая правда: в море вышли из Кронштадта в разведку «М-97» и «М-77».

К середине сентября фашисты прорвались на берег Финского залива в районе Петергоф — Стрельна. Теперь весь Морской канал — единственный путь, по которому поддерживалось сообщение между Кронштадтом и Ленин-

[183]

градом, просматривался и простреливался врагом. Создалось новое для нас осложнение.

Еще в августе наша авиация ставила минные заграждения на узких финских фарватерах, в шхерах по специально разработанному плану. По этому же плану мины ставили и торпедные катера. И вот в тяжелые дни сентября звонит мне по телефону командующий авиацией флота генерал Самохин:

— Что же вы не поздравляете авиацию, ведь на наших минах подорвался и утонул финский броненосец береговой обороны «Ильмаринен».

По такому же поводу ко мне обратились и катерники. Они были убеждены, что в районе острова Утэ броненосец «Ильмаринен» погиб именно на их минах. Долго спорили, хоть спор был беспредметным. Мина-то была прежде всего наша, балтийская, и сработала она хорошо!

Начальник политуправления флота дивизионный комиссар В. А. Лебедев — в прошлом учитель, высокообразованный политработник, интеллигент в самом высоком смысле этого слова, часто заходил к нам в штаб и всегда сообщал что-нибудь новое, ободряющее. Он рассказывал, как дерутся наши матросы, как настойчиво атакуют фашистов наши герои-летчики. Бывало, послушаешь его и невольно приходишь к мысли: ну все, завтра фашистам будет капут. Увы, капут им пришел не скоро. Но оптимизм начпубалта помогал нам в трудные дни, и я любил его слушать.

15 сентября фашисты были в 10 километрах от города. Жаркие бои не стихали ни на земле, ни в воздухе. От взрывов бомб и снарядов качалась земля. Но Ленинград и Кронштадт стоически держались.

Начиная с 16 сентября фашисты усиленно стали обстреливать и бомбить корабли в гаванях и на рейдах. Видимо, им здорово мешал не раз уже «уничтоженный» ими флот.

19 сентября фашисты начали бомбить Кронштадт. Первый налет не причинил нам существенного урона, зато последующие налеты, в которых участвовало до 250 самолетов, принесли много бед и городу, и флоту. Вскоре фашисты начали обстреливать Кронштадт из тяжелых орудий, установленных на южном берегу, за Ораниенбаумом. Штабу флота и Военному совету пришлось перебраться за город — в казармы частей береговой обороны в западной части Кронштадта. Сделали мы это вовремя,