Арбалетчики в Карфагене - Безбашенный

   - Ага, не придумали ещё! - хохотнул я.

   - Слышь, Макс, а это правда, что у тебя тут бывший раб Архимеда есть? - спросила Юлька.

   - Ну, не личный - механик его, приданный от казны. Ты как раз его изделием обдуваешься.

   - Не, это ни хрена не престижно! - заявил Серёга, - Вот если бы у тебя сам Архимед в рабах оказался - тогда да, было бы круто!

   - Да опоздали мы маленько! - поддержал шутку Володя, - Римляне уже прирезать успели, чтоб не путался под ногами со своей долбаной геометрией!

   - Даже если бы и был жив - в звизду такого раба! - рассудил я, ради хохмы приняв условия задачи, - Он же ровным счётом ни хрена собственными руками не умел - теоретик в чистом виде! А нахрена мне тут дедукция, мне давай продукцию!

   - Святотатцы! - прикололась Юлька, - Самые натуральные варвары!

   - Ага, ни разу не греки и ни разу не римляне, гы-гы!

   - Дело не в этом, - вмешался Велтур, тоже заехавший ко мне проведать сестру и по нескольким знакомым словечкам - хоть мы и говорили по-русски - понявший суть последнего прикола, - Архимед был великий человек! Один только его закон чего стоит, по которому плавают корабли...

   - А до него - что, не плавали? - я с деланым изумлением выпучил глаза.

   Наши снова заржали - и не столько от моей подгрёбки, сколько от озадаченного лица моего шурина.

   - Ну, плавали, конечно. Но Архимед открыл закон! Вы его хоть знаете?

   - Да у нас его любой мальчишка знает! - заявил я ему.

   -Ты хочешь сказать - любой из хороших семей?

   - Да из всяких, если не совсем дурак.

   - Не может быть!

   - Ещё как может! Слухай сюды, - и я продекламировал - по-русски, конечно:

   - Тело, впёрнутое в воду,

   Выпирает на свободу

   С силой выпертой воды

   Телом, впёрнутым туды!

   - Гы-гы-гы-гы-гы! - прикололись наши.

   Естественно, при переводе для Велтура на иберийский получилось не так складно, но он убедился, что закон сформулирован по смыслу верно, а значит - тот самый.

   - А на вашем языке он, значит, в стихах? Хорошо придумали - так и в самом деле можно научить почти любого. У наших предков тартессиев все законы государства в стихах писались, чтобы их легче запоминать было.

   - Ну, мы ж тоже не пальцем деланные.

   - А что ты за строительство вокруг виллы затеял?

   - Да вот, заборчик обветшал, надо бы подновить.

   - Заборчик подновить? Ха-ха-ха-ха-ха! - Велтур, конечно, подъезжая к вилле, успел разглядеть и ров, и вал, и начавшие уже возводиться стены, - Думаешь, ливийцы могут взбунтоваться?

   - Ну, и эти тоже. Особенно, если нумидийцы нагрянут.

   - Не осмелятся! Пока у нас есть армия Ганнибала...

   - Вот именно - пока есть...

   - Ты думаешь...

   - Рим!

   Больше Велтуру ничего разжёвывать не понадобилось. С мозгами, эрудицией и соображалкой у парня полный порядок. Призадумался, прикинул хрен к носу, въехал и озадачился:

   - Когда?

   - Бог или провидец я тебе, что ли? Может - через полгода, может - через год, может - через несколько лет, - на самом деле я знал только о самом факте предстоящих вскоре нумидийских набегов, но понятия не имел о конкретных датах и местах, - Но вряд ли больше. Рим воспользуется первым же поводом для расправы с Ганнибалом, а без него долго ли просуществует его армия?

   - И ты спешишь, чтобы успеть наверняка?

   - Естественно! Тем, кто не успеет - не позавидуешь...

   - Ну, если сюда придёт войско самого Масиниссы, твои стены не очень-то помогут тебе.

   - Да, в этом случае надо сразу же бежать в Карфаген. Но я надеюсь, что сам Масинисса не позарится на эти земли - южнее и юго-восточнее есть земли побогаче. Я опасаюсь самостоятельных банд нумидийских родов. Помнишь, что недавно творилось в Испании?

   - Ясно. Да, от таких банд можно отбиться и отсидеться за твоим "заборчиком". Надо бы и мне поговорить с отцом...

   - Обязательно поговори. Его вилла побогаче, и на неё разбойники позарятся скорее, чем на мою.

   Поболтали, как водится, о политике, о жизни, о хозяйственных делах. Кое-как, сам то и дело консультируясь с Наташкой, растолковал Велтуру суть своей задумки с шелководческой фермой, строительство которой он заметил во дворе. Она ведь незамысловата, если разобраться. Дикие гусеницы шелкопряда ползают и жрут листья везде, где им только заблагорассудится. Тех, что на виду, склёвывают птицы, и остаются только те, которые забираются в места малозаметные и труднодоступные, где и коконы свои вьют. И как их прикажете там разыскивать и собирать в приемлемые сроки? Ведь для нормального производства этих коконов нужны не десятки и не сотни, а многие тысячи. Ну и стоит ли удивляться тому, что у косских шелкоткачей постоянный сырьевой голод? Меня такая ситуёвина не устраивала категорически, а организовывать скупку коконов по всей стране - и громоздко, и "ноу-хау" слишком быстро распространится среди потенциальных конкурентов. Оно мне надо, спрашивается? Поэтому реальной альтернативы разведению дубового шелкопряда в неволе я не видел, и загородная вилла - как раз наиболее подходящее для этого место.

   В отличие от тутового шелкопряда, кокон дубового толком не разматывается, и его один хрен придётся расчёсывать и прясть. Так что замаривать куколок в коконах, как это делается с тутовым шелкопрядом, нет ни малейшего смысла - ну, разве только в дефектных коконах, дабы не допускать размножения неполноценной породы, и от собранных Мунни и её помощницами нескольких десятков гусениц можно достаточно скоро получить весьма многочисленное поголовье. Мы ведь в субтропиках, а предгорья Атласа и летом не слишком засушливы, то есть сезонность выражена не так ярко, как в Европе и во внутренних районах Сахары. В результате местному шелкопряду никакая религия не запрещает размножаться круглогодично, давая в год столько поколений, сколько успеет. Со слов Наташки картина получалась вот какой. Вылупившиеся из коконов взрослые бабочки спариваются в первый же день, а на второй уже самки откладывают яйца - в среднем около двух сотен каждая. Примерно через десять дней из яиц вылупляются гусеницы. Их рост и развитие через несколько линек происходит в тёплых странах при наилучших условиях примерно за тридцать дней. Затем до пяти суток идёт завивка кокона и окукливание примерно в течение трёх дней. И ещё примерно десять дней уходит на превращение куколки во взрослую бабочку до её выхода из кокона. Таким образом, полный цикл смены поколений у шелкопряда в оптимальных условиях составляет дней шестьдесят или два полных месяца. Получается, что теоретически - до шести поколений в год. Учитывая, что и вид не тот - данные Наташки относились к китайскому дубовому шелкопряду, а не к местному североафриканскому, и с оптимальными условиями у нас неизбежны ошибки, где-то поколения на четыре, наверное, рассчитывать можно. Здесь, в тёплых субтропиках - можно. У нас ведь, на горячо любимой родине, прежнее лесное шелководство отчего было похерено? Из-за зимы нашей проклятущей, ограничивающей разведение дубового шелкопряда двумя поколениями в год - в два или даже в три раза проигрыш такому же конкуренту из тёплых тропических стран, что в условиях глобализации для любого производства губительно. Грёбаный российский "налог на климат", млять! Но тут - не Россия, тут - субтропический Тунис, ещё лесистый и не обезвоженный, а глобализации как таковой практически нет. Индийский "дикий" шёлк дорог из-за спекулятивных наценок египетских Птолемеев, а косский - из-за перманентного дефицита сырья. В таких условиях, да не урвать хорошей прибыли - это ж ещё суметь надо, гы-гы! Вот, собственно, и весь нехитрый "бизнес-план".

   В последующие дни закончили по всему периметру ров с валом, а местами - и выложили из саманных кирпичей будущую стену. С известью для связующего раствора каменной облицовки я решил не заморачиваться, а тупо купить её близ Карфагена. Влетело, конечно, в копеечку, зато сразу же приступили к облицовке вывороченным ранее из земли камнем, которого в предгорьях достаточно. А в лесу уже начали заготовку древесины и её подготовку к перевозке. Я спешил успеть к зимним дождям.

  Рабов, естественно, продолжали кормить досыта, так что основная масса была довольна и работала на совесть. Хотя нашлись, конечно, и нерадивые работнички. Пятерых ливийцев, не внявших разъяснительной беседе, я велел управляющему продать, а вместо них купил в Карфагене у римского работорговца трёх македонян и двух фракийцев. При всей своей относительной дешевизне - римляне распродавали остатки военнопленных после победоносной войны с Филиппом - обошлись они мне втрое дороже ливийцев, зато были здесь чужеземцами, которым некуда и не к кому бежать. И у ливийцев, и у нумидийцев их ожидало бы гораздо худшее рабство, чем у меня. Вдобавок - бывшие вояки, которым при хорошем с ними обращении вполне можно при необходимости и оружие в руки дать. И остальные призадумались, да так, что дурившие ранее взялись за ум. Особенно, когда к законченным участкам стены с её внутренней стороны я приказал разметить площадки для будущих пристроек, которые станут жилищами для семейных рабов. Рабы намёк поняли, и погонять их больше практически не приходилось. Из трёх надсмотрщиков двое даже палки свои брать с собой перестали - в случае чего за глаза хватало и окрика. И отношения между надсмотрщиками и работниками стали заметно лучше - из хозяйских цепных псов надзиратели всё больше и больше превращались в бригадиров, а общая обстановка всё больше напоминала ту, что имелась на двух маленьких виллах приданого Велии и очень нам с ней там понравилась.