Крик души - Екатерина Владимирова

Тогда, три года назад, я был уверен, я мог бы поставить всё на то, что поступаю верно. Отлет сына за границу казался мне единственным правильным, разумным решением в той ситуации, в которой мы все оказались. Антон, Даша, я… Как примириться, как смириться, как построить новое на осколках?..

Наверное, не хватило времени. Такой банальности, как время. Просто смешно, но это так.

Если разобраться, хоть на мгновение представить, что у нас было бы это время. Считанные, драгоценные мгновения, часы, недели?.. Могло бы все быть иначе?! Остался бы Антон в Москве? Смирился бы с Дашей и, присмотревшись к ней, полюбил бы он ее?! А Даша? Смогла бы она простить его первоначальную злость и ненависть? Смогла бы подружиться с ним?..

Боже, как страшно!.. Как ужасна и пугающе опасна реальность!..

Нет. Нет! Ничего нельзя было изменить…

Колесо судьбы было запущено гораздо раньше того момента, когда мы подошли к той грани, за которой зияющей пустотой и мрачной темнотой сверкала бездна.

Не те люди, не те судьбы, не те обстоятельства и жизни, чтобы возможно было что-то изменить!

Ошибка была совершена мною. Много лет назад. Когда я, забыв о том, что дома меня ждет сын, пропадал в заграничных командировках и экспедициях. Когда Антон ждал отца, но так и не дождался его.

Боже, почему я раньше не понял, что моему сыну не нужен был исследователь!? Ему нужен был отец! Почему осознание правильности или неправильности совершенных деяний приходит к нам уже после того, как то или иное действие оказывается совершенным?! Почему через день, через месяц, через много лет, а не сейчас, не сразу, не в тот же самый миг!? Когда есть еще время, есть еще возможность исправить содеянное?! Когда есть еще вероятность того, что тебя простят?..

Почему на осознание моей ошибки ушло так много лет? Неужели это того стоило, чтобы загубить безвинные души людей, которых я любил в этой жизни!?

Антон не виноват. Он был прав. Ему нужен был отец, которого у него не было в детстве. Я не дал ему ту любовь и ласку, на которую он претендовал, на которую он имел полное право! У него был профессор, у него был исследователь, был господин Вересов, почтенный и уважаемый в общественных кругах, но почти никогда просто «папа»!..

Боже, какая несправедливость по отношению к ребенку!? За что, почему так!?

И не к одному ребенку!.. К ней — тоже.

Бедная Даша… Где-то на другом конце страны, через много лет после одиночества Антона, она тоже страдала. Сильнее, чем он. Не только морально, но и физически подвергаясь насилию со стороны людей, которых любила! Как такое могло быть?.. Кто допустил подобное!?

Бедные дети!.. Такие разные, по положению, по обстоятельствам, по приоритетам, по характерам, но такие одинаковые, максимально сближенные, родственные в своей общей беде. В одном горе на двоих.

Антон и Даша… как же они не осознали, что так близки между собой!? Дети с одинаковой судьбой, загубленной людьми, которых считали «своими»!

Они оказались в противоречии друг с другом, схлестнулись в борьбе за любовь, которой им так не доставало! Равные соперники, одинаково раненые в сердце равнодушием, дети, борющиеся за любовь.

Справедлива ли эта борьба, когда оба они достойны любви, в равной степени вольны не просить, а брать ее! Мою любовь?.. Но я готов был, я мог любить их обоих с одинаковой силой! Почему же не вышло?! Почему Антон уехал? Почему Даша не приняла его? Почему я отпустил своего сына?!

Где я допустил ошибку? Снова!?

Антон, Дашенька, достойные любить и быть любимыми. Так почему одному из них пришлось уйти, уступить место, отдать право первенства. Отдать то, что принадлежало ему, пожертвовать собою, храня в душе боль и горечь?!

Справедливо ли, что этим человеком оказался мой сын!? Претендующий на мою любовь и имеющий на нее даже больше прав, чем Даша!?

Он сделал свой выбор. И не отступился от него. Даже тогда, когда была возможность сделать это.

Мой мальчик!..

А я… А что я?! Я глупец. Я слепец. Я не достоин был быть его отцом!

Винил ли я себя? Не было дня, чтобы не винил.

Уже в тот миг, когда, провожая его в аэропорт, видел печаль в серых глазах, плотно сжатую линию губ и насупленные брови. Я помню, как сейчас, что, когда он стоял, переминаясь с ноги на ногу, сжимая в руках дорожную сумку, и хотел мне что-то сказать. Не попрощаться, нет… Слова прощания вырывались из нас совершенно непроизвольно. Он что-то важное хотел мне сказать. Но промолчал. А потом… Потом уже не было момента заговорить.

Я скучал. Я отчаянно скучал по нему! Те редкие встречи, которыми мы довольствовались в течение этих лет, не приносили успокоения, да и не могли его принести. Москва и Лондон, как два разных мира, разделяющие нас друг от друга. И зияющая пустота, что возникла между нами в дни душного лета, разверзалась все больше с каждым месяцем.

Я боялся спрашивать, винил ли он меня в том, что произошло. Потому что знал, что он не скажет «да». Но он подумает. И от этого было еще больнее. Мне. Ему. Нам обоим. Разрываясь между двумя городами и странами, мы отдалялись друг от друга и, хотя не желали этого признавать, созваниваясь, общаясь через электронную почту, понимали, что что-то изменилось.

И никогда не называли причиной всех бед Дашу. Никогда. Об этом ни разу не упомянул и Антон, но я видел досадное пренебрежение в нем по отношению к девочке. В его словах, в его действиях и жестах, в его поведении. Ничего не изменилось. Она по-прежнему оставалась для него обузой.

Смирился ли он с ее присутствием в нашем доме? Возможно. Но он реагировал иначе. По-другому. Он относился ко всему спокойнее, чем раньше. Не кричал, не возражал, не возмущался, срывая на ней свою ярость. Он был молчалив, холоден, почти равнодушен, в его словах была жесткость, чрезмерная сухость и едва скрываемый цинизм. Он старался с ней не общаться вообще, но если и общался, то не выдавал и намека на ненависть. Неприязнь, презрение, высокомерность. Он смотрел на нее свысока.

Боже, за эти три года мой сын повзрослел! Превратился в мужчину в свои неполные двадцать два!

Он на все смотрел иначе. По-другому. Больше скептицизма, педантичности, жесткости, стойкости и внутреннего стержня. Острее стали взгляды, уничижительнее слова, более отточенными движения.