Любовь побеждает все - Мари Клармон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ева…
— Нет. — Она отпустила его и встала, а потом устремила взгляд в темноту. — Это произошло из-за меня, — выдавила Ева и с трудом пошла вперед, переступая босыми ногами по мокрой траве.
— Не надо, — сказал Йен.
Он не мог выносить боль в ее голосе и хотел опять прижать Еву к своей груди, где ей и следовало сейчас быть. Йен вскочил на ноги, игнорируя боль в плече. Ева повернулась к нему. Ее лицо пылало.
— Что не надо? Говорить правду? — Ева яростно закачала головой, и рубашка сползла с ее плеча, обнажая бледную кожу. — Ты и так слишком много раз рисковал своей жизнью.
Йен подошел к ней сзади и нежно поцеловал основание шеи. Он боялся того, что скажет Ева, и, желая остановить ее, повернул ее к себе. Йен знал, что поцелуй ничего не изменит, но хотел попробовать. На этот раз он коснулся губ Евы мягко и трепетно. И это сразу разбудило в нем тот голос, который твердил, что она пренадлежит ему.
Ева расслабилась в его руках и прильнула к груди, словно боялась, что их близость сейчас исчезнет. Счастье и гордость, что она сразу приняла его, заполняли сердце Йена, и он нежно взял в ладони ее лицо, поднимая его к своим губам.
Их языки ласкали друг друга, и Йен чувствовал, как в нем пробуждалась страсть. Не важно, что говорил мир или сама Ева, она была только его. Наконец Йен осторожно прервал поцелуй, несмотря на то, что кровь бурлила в его теле от желания заняться с ней любовью. Если бы он мог, то прямо сейчас положил бы Еву на землю, с которой ее чуть не забрали у него. Но она заслуживала гораздо большего, чем холод и мокрая трава.
— Ты моя, и я буду защищать тебя.
— Нет, — вдруг резко заявила она, — я не позволю тебе.
Йен замер от таких слов, пронзивших тишину весенней ночи. Холод побежал по его спине.
— Почему?
— Я не могу. — Ева обмякла на его руках. — Слишком много людей умерло.
— Обещаю, — твердо сказал Йен, — я не умру.
Ева подняла на него взгляд, и он был таким же безжизненным, как в лечебнице.
— Не обещай то, что не сможешь выполнить. — Она освободилась из его рук и добавила: — Бог смеется над такими клятвами.
Йен отчаянно хотел обнять ее, защитить от всех ужасов мира. Конечно, Ева переживала за него, ведь все, кого она любила, умерли. Но сейчас было время не вспоминать прошлое, а сражаться за будущее.
— Ева, возьми себя в руки и подумай. Мы не можем оставаться тут.
— Почему ты не слушаешь меня?! — воскликнула она и, сжав ладони в кулаки, протестующее подняла их вверх. — Я должна оставить тебя, или из-за меня ты погибнешь.
Йен скрипнул зубами. Он точно знал, что ему нужно было делать.
— Я защищаю тебя, потому что сам так решил. Это мой выбор. Ты мой выбор.
— Правда? — усмехнулась Ева, и страх в ее глазах превратился во что-то еще более пугающее. — Разве ты выбрал бы меня, если бы не Гамильтон? Если бы не твое чувство вины?
Эти слова причинили ему боль сильнее, чем открытая рана на плече. Йен взглянул на нее и понял, какой ответ Ева хотела услышать. Но именно его он не мог дать, и Йен продолжал молча смотреть на нее, мысленно проклиная себя за неумение лгать.
— Я не знаю. Откуда мне знать, что могло бы произойти? Я лишь вижу, что происходит сейчас.
Лицо Евы исказилось, губы сжались. Она отвернулась и кивнула.
Боже, Ева сейчас заплачет! Ну что он был за животное!
— Послушай… — начал было Йен, но она перебила его:
— Нет. — Ева судорожно вздохнула, а потом повернулась к нему. С таким самоотречением, которое сейчас светилось в ее взгляде, солдаты шли в бой. — Я сказала правду. Мы оба знаем, почему ты спас меня.
— Я все равно буду защищать тебя, — заявил Йен, словно эти слова могли смягчить удар, который нанесли его слова.
Ева ничего не ответила. Ее руки поникли, лицо ничего не выражало.
— Мы должны убраться отсюда, — сказал Йен.
— Да, — безжизненным голосом произнесла она. — Твоя рана…
— Нет, — тут же прервал ее Йен, осознав, что слишком туманно выразился. — Мы должны уехать в Лондон. Сейчас же.
— Но, — нахмурилась Ева, — как же леди Элизабет?
— Она все поймет и приедет к нам, когда мы пошлем ей письмо. Тебя нужно увезти из Блайд-Касла как можно быстрее. Тот мерзавец, которого ты пожалела, скоро опять придет за тобой.
— Жалость для дураков, да?
Теперь уже Йен глянул в сторону, а потом провел рукой по лицу и глухо ответил:
— Да, в нашем случае так и есть.
Ева кивнула. И когда их взгляды наконец встретились, на ее губах появилась самая горькая из улыбок.
— Значит, мы оба попадем в ад, да?
Йен поморщился и шагнул к Еве. От нее веяло холодом. Как ему не пришло в голову, что Ева говорила и о себе тоже? Конечно, она, как никто другой, заслужила сочувствие.
— Я имел в виду совсем не…
Она подняла руку, показывая, что не желает его слушать, и медленно пошла вперед по холодной земле. Встав рядом с телом убитого, Ева спросила:
— А что делать с ним?
Йен опустил голову. Он убивал и раньше и потому уже представлял, что следовало сделать с трупом.
— Я займусь им, а ты пока иди в дом. Тебе надо переодеться и принести бинты, чтобы перевязать мне рану. Да, еще напиши записку тете и пошли слугу на конюшню, чтобы заложили карету. Предлагаю встретиться там через двадцать минут. Ты успеешь?
— Значит, ты серьезно решил ехать в Лондон? — спросила Ева, продолжая смотреть на мертвого.
— Тебя хотят вернуть назад. У нас с тобой одна надежда — что суд признает тебя вменяемой, а значит, Томас перестанет быть твоим опекуном. Выходит, нам надо в любом случае попасть в Лондон.
— Я пока не готова к этому, — испуганно выдохнула Ева.
— Скоро будешь. — Он тяжело вздохнул, борясь с болью в плече. А еще с желанием позаботиться о Еве, облегчить ее муки. Но сейчас, как и всегда, было время для резких слов, а не для нежных объятий.
— Иди. Быстро, — сказал он ей и подошел к телу.
— Йен? — неуверенно произнесла Ева.
— Не волнуйся, я занимался такими делами раньше. А теперь иди.
Она взглянула на него так, словно увидела перед собой незнакомого человека. В ее глазах он прочитал замешательство. Похоже, Еве только сейчас пришло в голову, что нынешний Йен был способен на такие вещи, которые она не могла себе вообразить.
Ева быстро зашагала к дому, ее худенькая фигурка замелькала в темноте. Йен следил за ней, опасаясь, как бы кто-нибудь опять на нее не напал, и размышлял о том, как бы изменились их жизни, если его и Гамильтона не отправили воевать в далекую страну. Возможно, его друг не превратился бы в чудовище так быстро, и Йену не пришлось бы выбирать между справедливостью и дружбой.