КВАЗИ - Сергей Лукьяненко

Как ни странно, после школы он год отучился в университете, а уже потом ушёл служить срочную службу и остался на контракте.

– Пять дней – это много, – рассуждал Борис ещё в пути, когда мы тряслись в кунге военного грузовика. – Даже взрослому мужику выжить среди этих тварей нелегко. Но с другой стороны, – он крепко хлопнул меня по плечу, – мать – это мать. Ты не представляешь, на что женщина может пойти ради ребёнка.

Я хмыкнул что-то нечленораздельное.

– Не думай, студент, я тебя насквозь вижу, – продолжал Борис. Достал сигареты, закурил. Остальные вояки посмотрели на него неодобрительно, в кунге курить было не принято, но Борис тут был на особом положении. – С женой у тебя не сложилось, верно? Что-то не так у тебя с ней. Либо ты загулял, либо она… уж не обижайся. Ты за ребёнка волнуешься.

– Да, – сказал я, просто чтобы он отвязался.

– Может, я и жестокую вещь скажу, – продолжал Борис. – Но нам, мужикам, в этом проще. Мы в крови и муках не рожаем. Сунул, вынул и пошёл. Конечно, своя кровь – это святое. Но по большому-то счёту… женщины – они всегда к дитю ближе. А мы дальше.

Выдав эту потрясающей глубины философскую мысль, Борис сделал театральную паузу. Затянулся. И сказал:

– Вот потому, не чувствуя глубинной, природной связи со своими отпрысками, мы, мужики, должны разумом понимать свои обязанности. Воспитывать, защищать… Женщина – на инстинктах. Как животное. Мы – от разума. Как люди. Так уж устроила это мать-природа!

Случись среди нас феминистка, она бы завопила от возмущения. Но феминисток не было, и женщин вообще. Одни мужики.

Не в русской это традиции, чтобы женщины воевали.

– Можно подумать, Борис, будто не бывает матерей, которым на своих детей наплевать, – сказал один из солдат.

– Исключения подтверждают правило! – торжественно заявил Борис. – А Дениске поможем, верно? Правильно он поступает. Вначале испугался, но свой страх преодолел и возвращается!

– Я не испугался, – сказал я.

– Бояться не страшно. – Борис одним дыханием вкурил остаток сигареты, затушил окурок о пол кунга. – Важно страх свой победить. Не ссы, студент. Спасём твоего отпрыска и жену твою спасём. А там уж разберётесь с ней, любите друг друга или как. В безопасности.

Грузовик потряхивало, он постоянно вилял, объезжая застрявшие на дороге машины. Потом остановился. На поясе у Бориса пискнула рация, он нахмурился, поправил наушник в ухе, вслушался в приказ.

– Ну вот и нам работа, – весело сказал он. – Восставшие на дороге. Торопятся, бегут, кушать хотят. Накормим их, ребята.

Ребята, проверяя автоматы, ответили матюками и обещаниями накормить тварей свинцом.

– А ты, значит, на железку свою больше рассчитываешь? – спросил Борис, глядя, как я достаю из ножен мачете. Хорошее, дорогое итальянское «Мату Гроссу». Я считал удивительной удачей, что мне удалось его купить в нынешней Москве.

Борис был опытный солдат. Куда мне до него. Но как я понял, Борис с настоящими, активными восставшими не сталкивался – только с едва поднявшимися, неповоротливыми.

– Да, – сказал я, глядя на лезвие. – Рассчитываю на железку.

Михаил встретил меня на улице. Уже темнело, загорались фонари, но над подъездом лампа почему-то ещё не светила.

Может быть, полумрак был сейчас и к лучшему.

– Привет, – сказал Михаил.

– Привет, – ответил я.

– Нам надо понять, что ты хочешь говорить Найду, – сказал кваzи. – Что можно ему говорить.

– А если я захочу сказать всё? – поинтересовался я.

Он вдруг резко обмяк.

– Ты вправе сказать всё, что считаешь нужным. Это такая странная и сложная ситуация…

– Зачем, ну зачем ты завёл со мной разговор о Найде, кваzюк? – спросил я с болью. – Пусть бы я не знал. И он бы не узнал никогда. Что сейчас изменишь? Кому это нужно?

– Ему нужно, – тихо ответил Михаил. – Для того чтобы знать свои корни. Помнить, что он человек.

Мы помолчали.

– Живой человек… – неловко поправился кваzи.

– Я не стану говорить, что ты убил его мать, – сказал я. – Тем более… с деталями. И ты не говори. Во всяком случае, сейчас. Вырастет, может быть, тогда. Не надо этого ему.

– Спасибо, – сказал Михаил. – Я боялся об этом просить. Тут твоё право. Но ты должен понимать одну вещь. Если ты ему расскажешь, он решит уйти к тебе. Если нет, то вряд ли.

– Понимаю, – сказал я. – Но пока всё будет просто. Восставший убил его мать. Кваzи Михаил спас его и вырастил. То, что восставший и кваzи – одно лицо, ему знать не стоит.

– Денис, я виноват перед вами, но я ведь не сознавал себя… – начал Михаил.

– Знаю.

– Когда мы восставшие – мы кровожадные звери. Машины по убийству, зачищающие всё живое вокруг.

– Знаю.

– Ты сможешь простить того, кто когда-то был зверем?

Я вздохнул.

– Михаил, я и без того считал, что все кваzи когда-то убивали людей. Я только не знал, что это обязательное условие. Я мог с этим смириться, в какой-то мере. Но ты убил мою жену! И никакое беспамятство не сможет изменить этот факт.

– Прости, – ещё раз сказал Михаил. И открыл передо мной дверь подъезда.

Найд был в своей комнате. Сидел за столом и с кем-то чатился по ноутбуку. Уж не знаю, почему он не вышел – то ли обижался на то, что я приехал не сразу, то ли им вдруг овладело смущение. Я вошёл, прикрыл дверь, сел напротив на хлипкий скрипнувший стул. Принесённую с собой сумку поставил у ног.

– Я сейчас, – сказал Найд, не поднимая глаз.

– Да пожалуйста, – ответил я, глядя на него.

Нет. Ничего, совершенно ничего не находил я в этом подростке от того годовалого малыша, которого когда-то держал на руках.

И никаких внезапных ощущений родства тоже не было.

Но генный тест не врёт.

Найд закрыл ноутбук и посмотрел на меня.

Мы помолчали.

– Странно, да? – сказал Найд.

– Не то слово… – Я попытался добавить «сын», как положено было бы в плохой мелодраме, но слово застряло в горле. – Очень странно.

– Ты извини, я не смогу, наверное, тебя папой звать, – сказал Найд с виноватой ноткой. – Я как-то привык па… Михаила так звать. Он не велит, но что мне его, дедом звать? Или кваzюком?

Я кивнул.

– Про маму расскажи, – снова опуская глаза, попросил Найд.

– Она была очень хорошая, – сказал я. – Сильная. Волевая. Очень любила тебя… и меня. Но тебя больше.