Небесное испытание - Ольга Погодина

– Я не сомневаюсь, что Вторая Южная война будет окончена столь же победоносно, – сказала И-Лэнь. – В конце концов, пары к картине действительно не хватает!

– Эта картина написана в период цветения вишни, – раздумчиво произнесла императрица. – Вторая должна была бы быть написана в осенних тонах. Как ты думаешь?

И-Лэнь склонила голову.

– Несомненно. Тримфальное шествие в красных одеждах на фоне осенней листвы будет смотреться подобно вспыхнувшему факелу. Такая картина могла бы прославить своего создателя…

– О да, – снова улыбнулась Госпожа Хризантем. – Любого из них.

Она имеет в виду обоих – и того, кто будет ее писать, и того, кто будет на ней изображен. Победителя.

И-Лэнь была женой и дочерью полководцев, политиков и стратегов. Она поняла. Вторая Южная война должна быть выиграна до зимы. Однако при чем здесь интерес к западу?

– Что ты думаешь о канатоходцах, О-Эхэй? – Господин Шафрана нагнулся к ней со своего трона, левая рука милостиво покоилась на ее голове. Императору нравилось перебирать ее волосы, и О-Лэи боялась шелохнуться в момент, когда следовало принимать монаршью ласку.

– Они прекрасны, мой господин, – пробормотала О-Лэи, с замиранием сердца наблюдая за тем, как тоненькая девушка с веером, покачиваясь, ступает на канат маленькой ножкой в легкой шелковой туфельке.

– Прекрасны? – В голосе Шуань-ю послышалось изумление, и О-Лэи поняла, что выдала себя. – Канатаходцы – прекрасны? Неужели тебе нравятся площадные забавы, О-Эхэй?!

У нее все внутри сжалось в комок. Нужно что-то срочно придумать. Какую-нибудь мудрость из папиной книги. Лопатками она чувствовала злорадный взгляд Рри, прожигающий ей спину. О-Лэи улыбнулась и серьезно посмотрела в глаза императору.

– Прекрасна ли придворная дама, фрейлина второго или третьего ранга, когда, набелив лицо, она спешит выказать императрице свою почтительность, поддерживая на выходе длинные рукава ее одежд? (Неверно, неверно, лицо императора осталось пусто!) Прекрасен ли чиновник шестого ранга, юноша, только что назначенный на свою должность, когда он в своих одеждах цвета весенней зелени впервые переступает порог Шафранового Чертога?

– Это действительно может быть прекрасным. – Лицо Шуань-ю светлеет, глаза заволакивает мечтательная дымка. – Но при чем здесь канатоходцы и их простолюдные забавы?

– Придворный подобен канатоходцу, – цитирует О-Лэи (император не знает, что она цитирует «Трактат о феномене власти»). – Один неверный шаг – и он впадет в немилость, а немилость господина подобна падению в пропасть глубиной десять тысяч лэ.

Сзади раздается сдержанный смех придворных, и она позволяет себе добавить от себя:

– В этом есть особо утонченная красота, пусть простолюдины и не подозревают о ней.

– Вот за что я люблю маленького О-Эхэя. – Император соизволит величать ее в мужском роде, в том числе и высказывая свою милость. – Он может даже невинную забаву облечь в слова, исполненные высшего смысла. Однако то, что ты говоришь, печально. Разве ты так себя чувствуешь?

Рука с холеными пальцами поднимает ее подбородок, красивые глаза цвета корицы смотрят в ее – широко распахнутые, полные настоящего, некрасивого страха. Император вдруг выпускает ее лицо из ладони и встает, не обращая внимания на то, как танцует на канате набеленный старик, какие заученные шутки он кричит, прежде чем сделать свое сальто.

– Мы бы хотели заняться делами государства, – небрежно говорит он, выходя и на ходу протягивая распорядителю внутренних покоев руки с волочащимися по полу рукавами своего расшитого позолотой кафтана. Распорядитель внутренних покоев на ходу омывает руки императора от липких остатков десерта – император изволил смотреть представление, кушая сваренные в меду цукаты. Двое евнухов впереди распахивают высокие красные лакированные двери с прорезным орнаментом в виде мифических птиц. Толпа придворных – более ста человек – напряженно замирает в дверях.

– Рри, Цао, О-Эхэй, – называет император имена тех, кому дозволено перешагнуть порог. – Цао, дай мне свой список.

– С моими нижайшими благопожеланиями, – низко кланяясь, семеня, тучный Цао подбегает к императору. Его обтянутая блестящим шелком спина оказывается прямо под носом О-Лэи, она вынуждена отступить и чувствует, что кто-то, на чье тело она случайно наткнулась, мгновенно ретируется.

– Настоятель Храма Неба – результаты небесных вопрошений – конечно, мы его примем в первую очередь. – Император оглашает те дела, которые намеревается сегодня решить. Придворные ждут, затаив дыхание, – в списке Цао всегда в три раза больше пунктов, чем возможно решить даже целой коллегии судей. Иногда, по слухам, закладываются целые поместья ради того, чтобы попасть в этом списке хотя бы на первую страницу. – Господин Первый Министр, с докладом о состоянии дел. Что бы это значило?.. Но – да, мы примем его. Затем – Военный Министр. Новости с Южного фронта нас волнуют, как всегда. Доклад о засухе в провинции Сэ… Цао, займись этим и сделай мне краткий доклад, – сомневаюсь, что мы сможем выделить достаточно денег из казны. Императрица-мать с изъявлениями высочайшей… Передай, что мы сами посетим ее. И доклад о путешествии в страну черных варваров… Если останется время. Пусть ждут.

– Слушаюсь, Сердце Срединной, – поклонился господин Цао. По его знаку евнухи быстро и незаметно очищают покои от толпы царедворцев. Пальцы императора ложатся на плечо О-Лэи жестом, ставшим привычным уже не только для нее. Император шествует к своему трону, занимает его, и его молодое лицо неуловимо меняется. Теперь, обратясь на юг, в Зале Церемоний, он уже почти ничем не напоминает человека. Таким О-Лэи увидела его в первый раз – только тогда она стояла по другую сторону невидимой границы.

Цао начинает церемонию приема. Даже сейчас О-Лэи боится толстого евнуха со змеиными глазами до оцепенения. Особенно когда он с ней ласков. А он с ней всегда ласков до приторности. Именно Цао начал при ее появлении выполнять приветствие, каким приветствуют министров. Императора очень это развеселило, и теперь вся челядь при ее появлении вытягивает левую руку ладонью вверх и склоняет голову. От этого О-Лэи всякий раз хочется завизжать.

Евнухи раскрывают двери с драконами – она прекрасно помнит на них каждую трещинку. Жрец Храма Неба Бохтан облачен в синие одежды своего ранга, его рогатая митра отбрасывает на пол длинную тень, и какая-то рыбина под хрустальным полом в испуге шарахается прочь. Гладкое непроницаемое лицо жреца с черными ямами глаз выдает уроженца востока – но и только. Мягкий голос звучит совершенно безукоризненно: чувствуется, что жрец с одинаковой легкостью может шептать, успокаивая испуганного ребенка, и держать речь перед девятью тысячами воинов. Они хорошо знают друг друга, эти двое, император и жрец. Шуань-ю приветственно и небрежно взмахивает рукой, жрец позволяет себе улыбнуться уголком губ. Не так, совсем не так он смотрит на Цао. Это совсем короткий взгляд, но О-Лэи кажется, что он разрезает воздух, как масло.