Небесное испытание - Ольга Погодина

Но она точно знала, что никакая из тунгун – специально назначаемых для этого придворных дам – еще не обмакнула кисть в красную кисточку и не отметила в своей книге ни одно императорское сношение с женщиной (что должно было быть проделано обязательно: во-первых, для точного установления высочайшего отцовства, а во-вторых, для вычисления времени зачатия будущего августейшего младенца и связанных с ним благоприятных и неблагоприятных примет).

Кроме того, Рри и не думал пропадать из поля зрения. Они с императором все так же проводили время в увеселениях и забавах. В те редкие минуты, когда И-Лэнь теперь удавалось видеть дочь, та сказала, что Рри теперь с ней ласков и снисходителен, как с комнатной собачкой. Что ж, это было лучше, чем противостояние. К сегодняшнему дню Рри уже должен понять, что О-Лэи ему не соперница. Можно ли вычеркнуть его из списка тех, кто может угрожать жизни ее дочери? И-Лэнь вздыхала и старалась отогнать страшные, точившие ее изнутри мысли.

Дядя был в полном восторге. Он теперь мог узнавать от О-Лэи содержание многих бесед императора, а это усиливало его позиции. Конечно, в том случае, если он мог перемолвиться с ней словом.

Императрица-мать почти сразу начала осторожно обхаживать И-Лэнь. Возможно, тогда она еще не разобралась в ситуации и всерьез считала, что О-Лэи может стать новой императрицей. Однако и после она предпочла приблизить И-Лэнь к себе, – возможно, с целью следить за ней. Так или иначе, это вызывало открытое бешенство Первой Фрейлины. Императрица-мать в своем довольно-таки скучном существовании находила… забавным сталкивать лбами своих фрейлин.

И-Лэнь, кстати, обнаружила, что за время ссылки почему-то потеряла вкус к такого рода вещам. Она с удивлением обнаруживала в себе эти изменения по мере того, как снова втягивалась в орбиту придворной жизни, столь привычную для нее. Раньше ей, например, казалось весьма, весьма важным, кому императрица мать позволит нести ее веер, кто чаще остается почитать ей на ночь книгу и с кем сиятельная госпожа направится поутру в часовню или соизволит плавать в лодке.

Впрочем, оно и вправду было так. Иногда императрица проговаривалась. Или позволяла считать, что проговаривалась. Госпожа Хризантем (официальный титул императрицы-матери, так же как Госпожа Сливы – титул Невесты Императора и Лотосовая Госпожа – титул его жены) провела на престоле или рядом с ним всю свою жизнь и, уж конечно, просто так ничего и никогда не говорила. В этот момент быть рядом исключительно важно – от подсказки или небрежной фразы, сказанной этой рано увядшей женщиной с маленьким обвисшим личиком и усталым, жестким ртом, зависело иногда больше, чем от приказа иных министров. Потому что И-Лэнь доводилось видеть, как уже подписанные приказы небрежно швырялись этим министрам в лицо. И переписывались.

Пожалуй, только Партия Восьми Тигров могла себе позволить не слишком считаться с Госпожой Хризантем. Остальные делали что могли, – в первую очередь устраивая в прислужницы императрицы своих женщин. Появление И-Лэнь многими из них воспринималось… неоднозначно.

В этот день императрица-мать соизволила оказать И-Лэнь честь сопровождать ее полюбоваться старинными картинами на шелке. Еще выбрали всего лишь семь фрейлин – у некоторых из тех, кому не удалось попасть в их число, потом до вечера были распухшие от слез носы. И-Лэнь послушно шла мелкими шажками за императрицей, которую несли четверо красивых молодых евнухов. Зал Изысканных Наслаждений располагался в отдельном павильоне, выкрашенном в синий цвет и отделанном бело-зелено-золотым орнаментом. Двери и окна, тем не менее, были сделаны из однотонного молочного стекла, чтобы пропускать максимальное количество мягкого, рассеянного света, – старые шелка картин выцветали и рыжели под прямыми лучами солнца.

«Какова ее истинная цель?» – И-Лэнь ни минуты не сомневалась, что императрица явилась сюда не без причины. Это будет понятно по ее выбору. Это стало понятно почти сразу.

Первой картиной, у которой она остановилась, было древнее полотно легендарного Жу Сианя «Три Сестры», изображающее три горы и три ущелья – ворота, отделяющие обе провинции Гхор от земель северных варваров. Никто, кроме нее, там не был. Сердце И-Лэнь гулко ударилось о ребра.

– Эта картина слишком прекрасна, чтобы это можно было описать скудной человеческой речью, – восхищенно произнесла императрица-мать, и фрейлины послушно закивали. – Я гляжу на нее уже много сотен раз, но ее очарование ничуть не поблекло. Изображенное все так же поражает меня. Скажи мне, И-Лэнь, тебе доводилось их видеть?

В этом можно было бы углядеть завуалированное оскорбление, если бы И-Лэнь не знала свою госпожу слишком хорошо. Госпожа Хризантем действительно спрашивала.

– Да, моя госпожа, – невозмутимо произнесла женщина. Какие-то неприятности с обстановкой в провинциях? Новый военный поход? Набеги северных варваров? Или… или расследование причин гибели ее мужа завершено? – Эти горы возвышаются, словно зубцы на спине дракона, столь огромного, что его нос, наверное, купается в Море Бурь…

– Прекрасное сравнение, – милостиво кивнула госпожа и перешла к следующей картине. Она тоже что-то сказала по поводу еще нескольких картин, но изощренный слух И-Лэнь улавливал, что это только для отвода глаз. Госпожу Хризантем интересовали только картины, на которых изображались Ургах и обе Гхор. Пожалуй, кроме нее этого никто так и не понял.

Тем более что в самом конце императрица резко остановилась перед одним из сравнительно новых полотен, до недавнего времени укрытого белым шелком. Оно изображало триумфальное шествие Великого Фэня по случаю победы в Первой Южной войне. Детали были прорисованы изящно и точно, хотя, на вкус И-Лэнь, слегка напыщенно. Картина сияла золотом и киноварью.

– Из картин, что были написаны за последние сто лет, эта мне нравится больше всего, – небрежно повела плечом императрица. – Когда пройдет пятьсот лет и краски слегка поблекнут, а шелк станет ветхим, эта картина будет воистину бесценна. Глядя на нее, воины будут слышать боевые барабаны древних битв, и сердца их наполнятся гордостью за великие деяния своих предков. – Госпожа Хризантем сделала паузу и снова слегка улыбнулась И-Лэнь непроницаемыми, темными и влажными, как вишни, глазами. Она, конечно, знает, что уже сегодня эти ее слова будут процитированы и по-разному истолкованы в десятке разных мест. – Однако к ней не хватает пары, хоть парная война и имеется.

Теперь фрейлины засмеялись, повинуясь скупой улыбке, дернувшей вверх уголки накрашенного рта.

– Я не сомневаюсь, что Вторая Южная война будет окончена столь же победоносно, – сказала И-Лэнь. – В конце концов, пары к картине действительно не хватает!