Дьявол победил - Виктор Бондарук

На следующий день все генералы, за исключением бессменно сопровождавшего меня псориазника, были разосланы в те три страны, две из которых нам также надлежало усмирить, а одну – прикончить. В последнюю (державу Карла V, коему удалось бежать с континента еще до штурма Мадрида) снарядили почтенную Императорскую рухлядь – ничего сложного от него там не требовалось, только держать ситуацию под контролем, а у меня бы он только без пользы делу путался под ногами. Обгорелый отбыл к берегам северной Африки – наши войска к этому времени блокировали полуразрушенную Константину, а червивому остову досталась величественная Понтийская земля, куда он см отважился проникнуть далеко не сразу, долгое время окапываясь со своим личным гарнизоном где-то на восточной границе. Мы же с псориазником не могли покинуть штаб и прямо в его стенах контролировали исполнение своих приказов. К тому моменту, когда мы начали наступление на Парфию с северо-запада, смяв по пути слабо оборонявшийся городок Торгунди, наши летчики, равно как и флот и ракетные подразделения, потрудились не на страх, а на совесть: вся радиолокационная система вместе с ПВО полностью вышли из строя, аэродромы и морские порты по всей стране были разрушены до основания, от самих зданий министерства обороны и генерального штаба в Герате не осталось камня на камне. Деморализованный противник оставил свои позиции и во всех прочих крупных городах и рассеялся по горным районам. Дорога на Герат была свободна для нас с любого направления, и вскоре к наступавшему с севера корпусу присоединились, форсировав реку Герируд, новые части с запада и приступили ко взятию столицы. Тот день был нашим звездным часом; уже к вечеру город оказался в наших руках, а в течение следующей недели мы с легкостью захватили его пригороды и двинулись на восток. Однако на этом наши первоэтапные успехи закончились: самые лучшие танковые и стрелковые дивизии на тридцать пятой параллели попали в тиски воссоединившихся вражеских армий, выступивших из Мазари-Шарифа с севера и Кандагара с юга, и забуксовали в провинции Бамиан. Вскоре от них ничего не осталось. Не желая смиряться, мы предприняли наступление с востока в надежде свалить Кабул, но все тщетно – нам не удалось углубиться в страну даже на пятьдесят километров. Тем временем парфяне в три дня освободили Герат, жестоко перебив все находившиеся в нем наши отряды. Я начинал нервничать, и мы с генералом зачастили перебрасываться отборными ругательствами. Он настаивал на том, что сначала мы должны занять Балх, Мазари-Шариф и Кандагар (последний и вовсе нужен был как воздух) и только тогда будет оправдана вторая попытка осады столицы, а мои непрекращающиеся истеричные, беспорядочные бомбежки пустых городов для них – что комариные укусы. Наши удалившиеся и действовавшие в одиночку коллеги и то могли похвастаться более завидными достижениями: в Атласе, после разгрома правительственной гвардии и сдачи Константины, словно костяшки домино, падали Сетиф, Беджая, Блида, Алжир, Эш-Шелифф, Мостагенем и, наконец, Оран, где наш победоносный гангренщик остановился собраться с силами. Понтийскую империю трясло ничуть не слабее – на средиземноморском фронте в один день капитулировали Измир и Маниса, а затем та же участь постигла Искендерун и Латакию, на востоке сложили оружие оборонители Мосула. В конечном итоге, в то время, пока нас с псориазником оттесняли за Хайберский проход, вся Малая Азия была оккупирована зачервленным генералом и под занавес, к его вящему довольству, после ожесточенного сопротивления пал Батман. Некоторые города, такие как Иерусалим, Амман и Халеб, остались совершенно пустыми, и, чтобы довершить работу, его армия сравняла их с землей. Что касается европейского фронта, где орудовал наш самый пассивный товарищ, – там солдаты прочесывали некогда оживленные и густо заселенные европейские мегаполисы (Рим, Мадрид, Берлин и другие), иногда натыкаясь на сидящих и лежащих среди руин затравленных, ополоумевших, на ладан дышащих побежденных потомков Иафета, последним отчаянным движением перерезающих себе горло или разряжающих обоймы в свою плоть. Теперь там воцарился новый Император, одного взгляда на которого было достаточно, чтобы начать оплакивать отчизну. К нам откуда-то поступали сообщения, что там, где раньше находились Канада, Гренландия, Исландия, Британия, Ирландия, Скандинавия и северная полоса России, все оказалось затоплено растаявшими арктическими льдами. О том, насколько отличается положение вещей на южном полюсе, я ничего не знал – меня просто-таки доканывала застойная ситуация в Парфии, и ни на что другое я переключиться не мог. После того как я, не внимая предостережениям генерала, обрушил на столицу очередной град бомб и ракет, наша армия, все еще пытавшаяся окружить Герат, провела ряд весьма удачных маневров, в результате которых нам удалось отвоевать небольшие кишлаки Карух, Кохсан и Адраскан, блокировав перевал Сабзак, являющийся важным коммуникационным звеном, и ликвидировать крепость в районе хребта Сафедкох, воздвигнутую на подступах к Герату. И вроде бы город должен был сделаться как никогда уязвимым, но мой план по его молниеносному взятию потерпел полный крах, и, обессилев, я снова переложил все на плечи генерала. Тот давно этого добивался и стал действовать с предельной осмотрительностью и расчетливостью, но какой именно стратегической линии он тогда придерживался, я не уловил, так как погрузился в депрессию. Но от столицы он на долгое время отстал и весь сосредоточился на коварном Кандагаре. Псориазник самоуверенно обещал, что возьмет его, в чем я изрядно сомневался. В качестве подготовительных мер он долго колдовал над Белуджистаном и соседней провинцией Гильменд, устраивая какие-то залихватские ловушки для скрывавшихся в горах и пустынях парфянских партизан. Не ручаюсь за достоверность, но полагаю, что прошли еще полтора изматывающих месяца, когда этот второй по величине город Парфии перешел под наш контроль. Я словно очнулся от амнезии и по новой принялся забрасывать страну всем, что только могло взрываться. Но на этот раз псориазник выговорил мне, что по моей милости мы понесли недозволительно крупные потери в технике и впредь он берет ведущую роль в командовании на себя, если мне дорога будущая победа. Я уныло повиновался, доверившись его полководческой мудрости, и, чтобы хоть чуть-чуть приободриться, следил за реляциями наших союзников. В Атласе все было без сучка, без задоринки – тамошний наш представитель уже закидывал в свою копилку Фес, Касабланку и Марракеш, – легкости, с которой ему это удавалось, невозможно было не удивляться. Сокрушитель Понта не отставал от него – подмяв под себя всю турецко-кавказскую часть страны (разве что Адана оказалась ему не по зубам), он по цепочке подгреб Хомс, Дамаск, Хайфу и Тель-Авив. Среди важных пунктов его программы оставался еще Бейрут, да и вообще – западная, прибрежная часть территории бывшего Ливана, включая города-порты – Триполи и Сайда, но и их звезда должна была вот-вот закатиться. Пролетело еще несколько недель, и однажды повеселевший псориазник доложил мне о поверженном Мазари-Шарифе, причем в его штурме принимали участие батальоны, которые скостил нам щедрой рукой Император. Если это было намеком на истощение у нас собственных военных ресурсов, то дело – дрянь. Но все же раскисать было рановато, особенно когда генерал уточнил, что из соседствующего с Мазари-Шарифом Балха парфяне оказались выбиты еще два дня назад. Это немного обнадеживало и позволяло рассчитывать на вторичное взятие Герата, и состояться оно должно было в самом крайнем случае через две недели. Мы подготовились предельно основательно и снарядили группу захвата, которая должна была прибыть на двух вертолетах, сопровождаемых истребителем, высадиться прямиком в центре столицы и захватить импровизированную штаб-квартиру парфянского военно-разведывательного управления. После этого наши войска должны были беспрепятственно войти в город, который, таким образом, снова переходил в наше полное распоряжение. Но все оказалось не так торжественно. Не успев даже добраться до центра, оба вертолета, а следом и истребитель, горящими обломками рухнули на гератскую землю, стало быть, хитрые парфяне припрятали где-то уцелевшие средства противовоздушной обороны. Я был просто вне себя и, исполненный твердых намерений лишить их этого козыря, снова перетянул одеяло на себя и в ту же ночь отдал приказ атаковать Герат с высоты не менее десяти тысяч метров, настаивая на применении самонаводящихся бомб с элементами искусственного интеллекта. Псориазник как всегда обвинил меня в нарушении выработанного им плана, говорил, что я офонарел с голодухи, но на следующий день я скромно устранился и полностью развязал ему руки. Столь долго подготовляемое нами взятие Герата состоялось, по крайней мере, центр города наши захватчики честно прибрали к рукам. Но, в отличие от первого раза, победа выглядела за уши притянутой, на лицо было много недоработок, поэтому неудивительно, что нашим силам подмоги так и не удалось продраться к городу, и уже через несколько дней командиры, которые по нашим расчетам должны были войти в состав военного совета в Парфии, сообщили нам, что при сложившихся обстоятельствах они не смогут долго удерживать столицу, тем более – осуществлять командование удаленными воинскими частями, так как, по сути, оказались в окружении. Нам следовало расценивать это как указание на то, что мы должны вызволить еще могущих нам пригодиться людей из ловушки, в которую сами их загнали. Псориазник заметил, что лучше так и поступить, ибо сейчас совсем не время для бравады. Отправленные в Парфию вертолеты почти в последний момент забрали несостоявшихся наместников. Итак, вторая попытка обезглавить страну живучих с треском провалилась. Немного спустя мы потеряли и недешево доставшийся Кандагар; и хотя этого псориазник им не спустил, заставив снова уйти оттуда, я видел все меньше и меньше перспектив победить и скоро окончательно отошел от дел. Наше противостояние приняло вялотекущий характер с короткими локальными стычками и ни к чему не приводящими робкими атаками с воздуха.