Суперфрау из ГРУ - Александр Колпакиди

По воспоминаниям ветерана спецрадиосвязи ГРУ К. Покровского, «всех радиооператоров центрального радиоузла военной разведки предупредили: корреспонденту «Жмеринка» максимум внимания. Чтобы ускорить его обнаружение и в эфире долго не держать, одновременно три оператора сели за разные радиоприемники. В условленное время все трое обнаружили немного сбивчивый от волнения сигнал. Потом новичок передал шифрованную радиограмму и исчез».[17]

Сразу же Урсула начала устанавливать и необходимые для работы связи. С помощью отца она познакомилась с англичанином Блеллохом, занимавшим неплохой пост в Лиге Наций, и его женой, отец которой, журналист, сотрудничал с «Манчестер гардиан». Была среди ее знакомых и женщина по имени Мари, библиотекарь Лиги Наций, и журналистка левого направления Катя. Мари сотрудничала в еврейской эмигрантской организации, что в свое время окажется полезным: с ее помощью Урсула и ее третий муж смогут получить латиноамериканские паспорта, что облегчит им, когда придет пора, выезд из страны. В Лиге Наций народ был специфический. Урсула вспоминает: «Типичная для Мари и ее окружения черточка: узнав о моих случайных ночевках у Кати, Мари лукаво спросила: «Так ли уж это безобидно? Ведь у Кати, кажется, всего одна комната с двуспальной кроватью?»[18] Впрочем, подобные подозрения, хотя и противные, были все же менее опасны для Урсулы, чем правда.

К числу ее новых друзей относились и немецкий коммерсант Вернер и его жена Мириам. В Швейцарии супруги жили «транзитом» в ожидании визы в Южную Америку. По возрасту они были примерно ровесниками Рольфа и Урсулы, имели двоих детей. Настоящей находкой, если иметь в виду чисто человеческие отношения, стало для Урсулы знакомство с Ирэн Форбс-Моссе. Ей было далеко за семьдесят, но она относилась к тем женщинам, что и с возрастом не стареют. Ирэн была родственницей Беттины фон Арним, современницы и почитательницы Гете, и известного экономиста Луи Брентано. К Урсуле, а позднее и к ее мужу она относилась, как к внукам.

Вскоре в Женеву приехал и Фут, завербованный Урсулой интербригадовец, получивший подпольную кличку Джим. Он еще не знал, что ему предстоит: направляя в Швейцарию, его спросили только, готов ли он работать в опасных условиях. Это был первый агент Сони как руководителя группы. Она встречалась с ним несколько раз по несколько часов, изучала все: каждое слово, интонации, мимику, движения рук. Впрочем, Джим был умен, находчив и сообразителен, а рекомендация испанских ветеранов была гарантией и его мужества.

Александр Фут родился в 1905 году в Ливерпуле. В молодости симпатизировал консерваторам. Он работал автомехаником, пытался торговать мотоциклами, но стать состоятельным человеком так и не смог. В то же время вместе с друзьями, которые придерживались, в основном, левых взглядом, он ходил на собрания левых лейбористов и коммунистов. Многие теоретические вопросы были ему непонятны, однако практическая сторона работы нравилась. Постепенно он проникался симпатией к коммунистам, однако в компартию не вступил: его друг, Джордж Браун, посоветовал ему, учитывая сложную обстановку в Англии, не афишировать свои отношения с коммунистами. С началом войны в Испании Фут вступил в интербригаду и вернулся в Англию в 1938 году.

Джиму было чуть больше тридцати лет. Он был высокий, несколько склонный к полноте, с белокурыми, чуть рыжеватыми волосами, белесыми ресницами, голубыми глазами. Любил комфорт, хорошо поесть и выпить. Урсулу настораживал в нем некоторый цинизм — впрочем, не настолько сильный, чтобы всерьез повлиять на ее отношение к новому товарищу. Тем более, что ему предстояло опасное задание: отправиться в Мюнхен и попытаться проникнуть на авиационные заводы «Мессершмитт». Кстати, ни имени, ни адреса Урсулы Джим тогда не знал, встречались они в Женеве, так что риск для нее был минимальным.

О Джиме упоминает в своих записках и швейцарский резидент Шандор Радо. «Александр Фут произвел на меня довольно смешанное впечатление, — пишет он. — Он был, несомненно, умный, волевой человек, ценил юмор и сам с удовольствием пользовался им, иногда заостряя его иронией. Высокий, плечистый, веселый, он являл собой воплощение здоровья, если бы не бледность лица, говорившая о какой-то скрытой болезни.

По-видимому, Фут не получил хорошего образования, у него даже не было какой-либо определенной специальности. Иностранными языками он владел неважно: немного говорил по-немецки, лучше — по-французски, но сильно растягивая слова, будто заикался.

Но что особенно меня удивляло в Александре Футе — это отсутствие политического образования. Находчивый в решении некоторых технических или хозяйственных вопросов, он слабо разбирался в сложной международной обстановке. Более чем туманны были и его представления об истории рабочего движения».[19]

Затем в Швейцарию прибыл второй англичанин — Леон Бертон, Лен. Он был на пять лет моложе Фута. Поскольку этот человек будет играть в жизни Урсулы совершенно особую, исключительную роль, предоставим слово ей самой. «У 25-летнего Лена была густая каштановая шевелюра, сросшиеся брови и каре-зеленые ясные глаза. Был он тонок, по-спортивному подобран, силен и мускулист. То застенчивый, то задиристый, Лен производил впечатление человека, пока еще не «отлившегося» в окончательную форму, в котором еще порядочно оставалось от мальчишки. В отличие от Джима, Лен был неприхотлив в материальном отношении и, тоже в противоположность Джиму, в высшей степени деликатен».[20] Может быть, Лен тогда еще и напоминал мальчишку, однако, что касается его отношения к Урсуле, то оно сразу же «отлилось в окончательную форму». С первой же встречи с ней, в Веве, перед магазином стандартных цен, он влюбился в свою начальницу раз и навсегда.

Услышав, что предстоит опасная работа в Германии, Лен был счастлив. Он отнесся к новому заданию как к естественному продолжению испанской войны, которая была «звездным часом» его жизни. Умный, начитанный и наблюдательный, он был в общении скромен и производил на окружающих впечатление несколько застенчивого молодого человека. Лен должен был легализоваться во Франкфурте-на-Майне и проникнуть на завод «И. Г. Фарбениндустри». Кстати, радостная готовность взяться за опасную работу не была проявлением эйфории, как можно было подумать, а оказалась постоянной чертой характера Лена, в отличие от Джима — Аллена Фута.

Только в 1959 году, на встрече участников испанской войны, Урсула узнала о том, как Лен вел себя на войне. Оказалось, что некий американский психолог, потрясенный, пригласил его на специальную беседу, как человека, полностью лишенного чувства страха, до такой степени лишенного, что даже на войне подобных ему людей психолог не встречал. Так что опасная работа в Германии, на грани гибели, была ему вполне по душе. Лен отправился во Франкфурт-на-Майне, где поселился в доме вдовы тайного советника как «постоялец, принятый в семью», в которую входил еще сын хозяйки, агент по продаже пианино, со своей молодой женой. Лен представился как сын погибшего на войне англичанина, племянник состоятельного человека, германофила, который решил познакомить его с Германией. Семейство приняло горячее участие в «воспитании» Лена — водило его в театры и на выставки, обучало языку.