Клинки севера - Алина Илларионова

Тик-так… Ребенок повзрослеет и будет вынужден подчиняться сам. Матери нет, отец управляем, а тридцатилетний жених давно уже выбрал сторону…

…Ирэн пересадила крокодила на столик и подошла к тому, кого назвала гостем. Она разглядела скрытое татуировкой клеймо и решила, что станет к нему относиться только так. Полезный и очень благодарный в будущем гость. Впрочем, имя Дан ей тоже нравилось. Это звучало как полуденный бой Поющей Катарины. Ирэн безуспешно поводила у его лица ватой, смоченной нашатырем, расправила подушку и переплела встрепавшуюся черную косу, удовлетворенно отметив, что головная боль уходит. На сей раз обошлось без ненавистного, но столь необходимого лекарства.

Но неужели, неужели она напрасно дала отцу это распроклятое обещание?

Той же ночью нянюшка Лемма вошла, как обычно, без стука. Она была кормилицей девочки, затем стала бдительной ее хранительницей, берегиней. С детства Ирэн приносила в дом покалеченных пташек да зверушек, но к двуногим относилась с гораздо меньшей симпатией. Поэтому новый «бедняжка» няню искренне удивил.

Она зашла, да так и замерла на пороге, прижав руки к груди, не в силах вымолвить и слова. Ненаглядная ханни – образец добродетели и целомудрия – ворковала над полумертвым мужчиной, обнимая и оглаживая по груди, как распоследний некромант!

– Ох, голубка! – не сдержала вздоха няня.

– Молчи, если не хочешь остаться немой навсегда! И пошла прочь! – обернувшись, приказала Ирэн, и Лемма разглядела, что левая кисть, которую ханни прижимала к груди, туго обмотана полотенцем.

Няня покорно закрыла дверь и всю ночь отбивала земные поклоны Илладе-Заступнице. В спальню больше не заходила.

ГЛАВА 2

На рассвете погода сменилась, и морской солоноватый ветер, невесть как преодолев высокую стену и густой парк, всколыхнул кисейные занавески, поднатужившись, выгнул их парусом. Когда наполненный озоном воздух разогнал духоту, Ирэн закрыла окно. Не хватало еще возиться с эльфячьим насморком! И так вытрепал последние нервы.

Перемены в природе она восприняла как знак судьбы, и не ошиблась. Вернее, знала. Ждать пришлось дольше, чем рассчитывала девушка. Гость из подземелья зашевелился, когда она уже схватилась за нашатырь. Отбросила пузырек, не глядя и пропустив мимо ушей подозрительный всплеск, так что Дан увидел в ее руке стакан воды.

– Пей. – Девушка осторожно приподняла его голову. – Назад в «муравейник» я тебя не отдам. Обещаю.

– Сури, за что их?.. За что господина убили?!

– Ирэн. Меня зовут Ирэн. На посольство напали террористы. Теперь кэссарю придется приложить немало усилий, чтобы сохранить мир. А тебя оклеветали. Произошла ошибка…

– Ошибка… – безжизненно прошелестел Дан.

– Сожалею, но я не настолько важная персона, чтобы мне сообщали подробности. Одаренным повсюду мерещатся заговоры, и в собственных слугах они зачастую видят убийц. Даже сейчас, когда все закончилось, зачем-то установили купол над городом, – ей пришлось собрать волю в кулак, чтобы голос не дрогнул на последней фразе. Вдруг не угадала?

На лице гостя ничего не отразилось, и девушка обеспокоилась, что опять неверно подобрала слова. Затем расширились зрачки, Дан шмыгнул носом и заплакал, правда, по-мужски – молча. Ирэн хотела утешить по-женски тепло, да залились сама. Растирая по лицу едкие слезы и спотыкаясь, бросилась обратно к спасительному окну.

А виновник вселенского плача выбрался из аквариума вслед за разбитым пузырьком нашатыря и теперь разве что хвостом от счастья не вилял!

Эданэль стал выздоравливать. Его хотел проведать отец Ирэн, да она упросила не смущать больного: ее вполне устраивало мягкое, кроткое «сури» в устах гостя. Бинты сменил просторный песочного цвета костюм из тонкой вирсы – ткани, что в холод согреет, а в зной убережет, и Дан перестал упоминать своего л’лэрда. Замечательно.

Удручало другое. Полуэльф умудрялся пропускать мимо острых ушей многочисленные просьбы обращаться к ней на «ты». А Ирэн старалась быть милой и приветливой. Гостя в одиночестве надолго не оставляла и либо развлекала беседой, либо, пока он спал, пыталась читать модные романы, в коих окопалась будто в гнезде.

– Сури, позвольте спросить, о чем речь в книге? Интересно? – не выдержал наконец Дан, разглядев на алой обложке размашистую золоченую надпись «Любовь и ненависть на гребне волны».

– Еще бы! – с гордостью произнесла девушка. – Вот послушай: «Он впился в ее сочные, подобно розовым бутонам губы поцелуем истинной страсти, прижав легкое податливое тело к своей могучей груди до щемящего сердце хруста, и…»

– Ребра неблагозвучно треснули… – оторопело закончил полуэльф, но мигом исправился. – Простите, сури.

– Тебе не понравилось? Но это так романтично – любовь, море, пираты…

– Пираты? Нет, сури. Пираты – это вонючий сырой трюм.

– С крысами?

– Их быстро съедают. Простите… сури.

Ирэн отложила роман к стопке ему подобных, еще не прочитанных, а посему запылившихся.

– Сколько же тебе лет, Эданэль?

– Я чуть старше, чем выгляжу, гостеприимная сури, – с едва уловимой ноткой лукавства отозвался Дан.

Она понимающе склонила голову. Сама дала ему привилегии гостя, а гостей допрашивать не пристало. Выглядел полуэльф лет на двадцать пять, что в эстетическом плане Ирэн вполне удовлетворяло, но уклончивое «чуть» могло означать полвека. И это хорошо. Хорошо, когда у верного, стойкого, благодарного сторонника за плечами имеется немалый жизненный опыт. Но возрастом Эданэль не кичился в отличие от Одаренных, которые при любом удобном случае нежно, со своей точки зрения, величали Ирэн «юной» и «прелестной».

У-ух, как же бесила эта завуалированная снисходительность!

А по дворцу поползли слухи о новом увлечении высокородной особы. Променяла верный арбалет на питомца, который непонятно какой породы, но совсем дикий, только хозяйку и признает. Находились даже очевидцы, слышавшие по ночам леденящий сердце вой. Страх-то какой! Впрочем, от избалованной до безобразия девушки можно ожидать любых выходок!

Но вот об этом шептали исключительно на ушко.

Ирэн разогнала из летнего домика прислугу, оставив только верную нянюшку Лемму, которой пришлось взвалить на согбенную возрастом спину заботы о наведении мало-мальского порядка хотя бы на первом этаже. Ходить на дворцовую кухню за провиантом она привыкла давно – девушка любила трапезничать в одиночестве.

– Вы представьте себе, ханни, прихожу я на кухню, а меня спрашивают, чем его кормить-то? Человек оно или зверек какой? – сквозь смех прокудахтала нянюшка Лемма, впервые вернувшись с ужином для гостя. – Пришлось ответить, что ильмаранского орангутанга купили. И лишнего вроде не наговорила, и гадости никакой не подсунули. Ох и напустили вы туману, ханни!