Ваниль и шоколад - Ева Модиньяни

Он был прав, как всегда. Выказав поначалу восторженный интерес к ее сочинительству, Андреа потом сделал все от него зависящее, чтобы она бросила писать в тот самый момент, когда Пенелопа начала получать настоящее удовлетворение от своих скромных трудов. Он тогда безапелляционно заявил, что его зарплаты хватит, чтобы прокормить жену и будущих детей. А теперь Данко поставил перед ней трудную задачу, и она совершенно не представляла, сумеет ли сочинить целое либретто в стихах, может ли быть на высоте требований Данко.

В соседней комнате, судя по шуму, началась ссора между Лючией и Даниэле. Пенелопа бросилась туда и сумела утихомирить детей, пообещав на десерт шоколадный пудинг.

– Вот видишь, что со мной сталось? – сокрушенно сказала она, возвращаясь в гостиную. – Я рабыня своих детей и безвыходной ситуации. Вряд ли я сумею вновь заняться работой.

– Ты сама сделала себя рабыней, – сердито заметил Данко.

– Не торопись выносить приговор, – ответила она, занимая оборонительную позицию.

– Ты думаешь, ты незаменима для своего мужа и детей? Ну, положим, так оно и есть, но не давай им садиться себе на шею. Ты ведешь себя совершенно неправильно. Иначе вчера я не застал бы тебя в ресторане с тем красивым парнем. Ты строила ему глазки, а он смотрел на тебя так, будто ты единственная женщина на свете.

Наконец-то Данко высказался напрямую. Он пересек гостиную своим неторопливым шагом и направился к дверям.

– Подожди, Данко. Ну постарайся меня понять, мне же страшно, – умоляюще попросила Пенелопа. – Я столько лет потеряла зря. За это время появилось столько новых молодых профессионалов, а ты пошел ко мне! Ну кто я? Домохозяйка!

– Значит, мне придется ставить мой мюзикл без тебя.

– Но я же лучше всех! Мы непременно сотворим что-нибудь феерическое! – воскликнула она с жаром.

– Вот теперь я узнаю мою маленькую Пепе, – улыбнулся Данко. – С возвращением, девочка, – прошептал старик.

Закрыв дверь, Пенелопа пошла на кухню. Она обещала детям шоколадный пудинг, и они его получат. А еще они получат новый вариант своей матери, исправленный и улучшенный. У них будет мама, которая снова начнет жить полной жизнью и работать всерьез.

Она сама не заметила, как начала напевать какую-то пришедшую на ум мелодию, смешивая какао с молоком и сахаром.

7

Андреа появился, как и обещал, к ужину. Пирипиккьо продемонстрировал олимпийские достижения по прыжкам в высоту и радостно облизал языком лицо и уши хозяина. Дети встретили отца также восторженно. Только Пенелопа и кошка остались на своих местах: одна в кухне, занятая приготовлением ужина, другая в ванной, в корзине для стирки.

– Вот, это вам, – сказал Андреа, протягивая детям компакт-диски с автографами певцов, выступавших на фестивале. Потом он решительным шагом вошел в кухню. – А это тебе, родная. – Он протянул жене букет алых роз.

Пенелопа ненавидела это фальшивое представление, ставшее в их семье чем-то вроде обряда. Ей хотелось накричать на него и надавать пощечин. Вместо этого она сделала вид, что страшно занята приготовлением майонеза, и таким образом уклонилась от его объятий. У нее было множество веских причин швырнуть мужу в лицо эти розы. Она выдавила из себя «спасибо» и еще больше занервничала, увидев, с какой радостью дети встретили возвращение отца. Ее они никогда не встречали с таким восторгом.

– Какие вы у меня пятнистые! А что? Вам даже идет, – заметил Андреа. Пенелопа не сомневалась, что Андреа вспомнил о болезни детей только сейчас, когда вернулся домой. – Значит, вы выздоравливаете? Господи, как же я рад увидеть свою семью! Вы хорошо себя вели? Не огорчали маму?

Вот он, добренький, любящий папочка, нежный муж. Ну как не любить такого!

Нахмуренное лицо Пенелопы выдавало обуревавшие ее чувства, но Андреа делал вид, что ничего не замечает.

Пенелопа сняла пену с кипящего бульона. Душа у нее точно так же вскипала гневом, только снять пену было некому. Дети помчались вслед за отцом, когда он пошел в ванную мыть руки, а Пенелопа тем временем накрыла на стол, проклиная свое воспитание, не позволявшее ей открыто выразить свои чувства и высказать начистоту мужу все, что о нем думает.

– Стол накрыт! – объявила она.

Дети прибежали, цепляясь за отца, сиявшего именинной улыбкой.

– А ты, дорогая, разве не сядешь с нами? – спросил Андреа и подошел, чтобы чмокнуть ее в щеку.

Пенелопа заметила несколько серебряных нитей в его черных волосах. Первый звонок подступающей старости. Сможет ли она остаться с ним, когда вырастут дети, а они оба состарятся?

– Начинайте есть, пока рис не остыл. Я сейчас приду, – сказала она.

Скрывшись в ванной, она посмотрела на себя в зеркало. Может, есть какой-то порок, какой-то недостаток в этом лице, в этом теле? Что-то, толкнувшее ее любимого мужа на измену в самый первый раз? Всегда ведь бывает первый раз, и именно он имеет значение. Дальше интрижки идут по банальной схеме.

– Что со мной не так? – прошептала Пенелопа, обращаясь к своему отражению.

Однако именно это лицо и это женственное, гармонично сложенное тело привлекли внимание такого красавца, как Раймондо Теодоли, а десять лет назад очаровали Андреа. Должно быть, она просто не способна продержаться на длинной дистанции. После первого опыта муж в ней разочаровался. Возможно, и Мортимер разочаровался бы, продлись их знакомство дольше.

Она открыла аптечку и приняла успокоительное, надеясь, что таблетка поможет ей взять себя в руки и смягчит обуревавшее ее желание взорваться. В коридоре рядом с ванной Андреа оставил свои вещи. Сумка была открыта, внутри царил обычный беспорядок: грязное белье вперемешку с чистым, листы бумаги, заметки от руки… Ей, как всегда, предстояло навести порядок.

Пенелопа принялась отделять чистые вещи от грязных, собирать и сортировать бумаги. Среди них она нашла складную картонку спичек сувенирного размера, из тех, что дарят в некоторых ресторанах, с моментальным снимком на верхней стороне упаковки. На фотографии был изображен Андреа в обнимку с платиновой блондинкой, скорее раздетой, чем одетой. Ее лицо было повернуто в профиль, губы вытянуты, как будто она хотела укусить Андреа за ухо, а он улыбался ей во все тридцать два зуба. Пенелопа открыла упаковку и прочла написанные фломастером слова: «With love. Sally».[16] Дальше шли три ряда крестиков, означавших поцелуи. Несомненно, это та самая женщина, ее голос она услышала в трубке, когда позвонила в гостиничный номер Андреа.

Если бы ее муж хоть в отдаленной степени представлял, что почувствует жена, найдя эти спички, уж он нашел бы время выбросить их или по крайней мере спрятать. Но он так и не осознал, до чего больно ранят Пенелопу подобные находки. «Полный идиотизм!» – прошептала она.