Миклухо-Маклай. Две жизни «белого папуаса» - Даниил Тумаркин

Миклухо-Маклай приближался к своей земле обетованной. Но где высадиться на Новой Гвинее? Как мы знаем, ценой больших усилий, с помощью великой княгини Елены Павловны, ученый, казалось, добился перед отплытием из Кронштадта такого решения: «Витязь» подойдет к южному берегу Новой Гвинеи, где он с несколькими офицерами и матросами, используя паровой катер, имевшийся на корвете, проникнет по реке Эйрд (Кикори) во внутренние районы огромного острова; после этой рекогносцировки «Витязь» обогнет юго-восточную оконечность Новой Гвинеи и, пройдя вдоль ее северного берега, высадит путешественника в районе залива Гумбольдта. Однако этот план оказался, как тогда говорили, неудобоисполнимым: ввиду сложной международной обстановки «Витязь» пошел иным путем, не через Индийский, а через Тихий океан, причем был отменен намечавшийся ранее заход в один из австралийских портов, откуда прямиком можно было достичь южного берега Новой Гвинеи. В письме Остен-Сакену, отправленному из Апиа, Николай Николаевин сообщил маршрут заключительной части своего плавания на «Витязе»: «Пройдя между Соломоновым архипелагом и Новою Ирландией), направимся вдоль южного берега Новой Британии, к северо-восточному берегу Новой Гвинеи, где я где-нибудь между заливами Астроляб и Гумбольдт надеюсь быть высаженным»[398].

Заливы Астролябия и Гумбольдта открыл в 1827 году французский мореплаватель Ж. Дюмон-Дюрвиль. Однако он не углублялся в эти заливы и держался вдали от берега. Назимов писал в 1871 году, что залив Астролябия «вовсе не описан, а определены только его входные мысы»[399]. Обитатели северо-западного побережья Новой Гвинеи (к западу от залива Гумбольдта) платили дань султану Тидоре — феодального государства в Нидерландской Индии (ныне Индонезии). Малайские торговцы на небольших парусных судах посещали это побережье, приобретая шкурки райских птиц, трепанги и раковины-жемчужницы в обмен на ткани, ножи и другие металлические орудия. В 1855 году в селении Доре, расположенном на берегу залива Гелвинк, обосновались немецко-голландские протестантские миссионеры. Сношения с малайцами и европейцами отразились на культуре прибрежных жителей, хотя не подорвали еще их традиционный жизненный уклад.

Дальше залива Гумбольдта малайские торговцы не забирались, но отдельные предметы европейского, малайского, даже китайского происхождения проникали и далее на восток по цепочке межплеменных торговых связей. Однако, как установили современные исследователи, эти заимствования почти не достигали северо-восточного побережья Новой Гвинеи, а в районе залива Астролябия, отстоящего почти на 500 миль от залива Гумбольдта, их вообще не было. Миклухо-Маклай, разумеется, не располагал информацией по этому вопросу, но ему, вероятно, было известно, что ни один европеец не высаживался на берегу залива Астролябия. Кратчайший путь, избранный штурманами «Витязя», вел именно к этой части побережья Новой Гвинеи.

Китобойные и торговые суда все чаще проплывали вдоль северо-восточного побережья огромного острова, избегая заходить в его заливы и бухты. Но, как сообщил в своем журнале А. Петерман, в 1871 году Эндрю Эдгар, капитан парусной шхуны «Эмма Паттерсон», первым из европейских моряков побывал в заливе Астролябия за несколько месяцев до высадки там русского путешественника. Эдгар не приближался к берегу и вскоре ушел в открытое море. Но он мог поступить иначе: подойти к одной из прибрежных деревень и попытаться установить контакты с ее обитателями. Этот эпизод свидетельствует, что длившаяся много тысяч лет изоляция папуасов залива Астролябия от внешнего мира неумолимо приближалась к концу.

Перед высадкой своего «ученого пассажира» на Новой Гвинее Назимов решил зайти в Порт-Праслин — бухту на южном берегу Новой Ирландии, чтобы пополнить запасы топлива (дров) для судового двигателя и набрать свежей питьевой воды. 12 сентября корвет стал на якорь в этой небольшой бухте.

«Новая Ирландия — большой гористый остров, покрытый сплошным, роскошнейшим лесом, — писал судовой врач Кролевецкий. — Жители нас встретили, еще в море, с большою доверчивостью; видно, что европейцы здесь бывали и обращались с ними ласково; один из новоирландцев знал даже несколько английских слов; они темно-коричневого цвета, сухощавые, среднего роста, с черными волосами, с жиденькой бородой, ходят совершенно нагие, даже не носят стыдливой повязки, и жуют бетель»[400]. Те же сведения мы находим в воспоминаниях лейтенанта Перелешина. Он, кроме того, сообщает, что островитяне на небольших каноэ, снабженных балансиром, подходили к «Витязю» для меновой торговли и даже поднимались на борт, причем с огромным любопытством и изумлением рассматривали незнакомые им предметы, а английские слова, как оказалось, узнали от заходивших сюда китобоев[401].

За три дня Николай Николаевич сделал несколько беглых заметок в своей записной книжке и два мужских портрета (женщины и дети не показывались чужеземцам), приобрел наплечный браслет из раковины. Сравнительный материал по Новой Ирландии — очевидно, извлеченный из закромов памяти, — ученый неоднократно приводит в новогвинейских дневниках и сообщениях 1871 — 1874 годов.

В Порт-Праслине Миклухо-Маклай впервые увидел меланезийцев, сходных по своему антропологическому типу и обычаям с папуасами Новой Гвинеи. Характерно, что Николай Николаевич попытался прежде всего выяснить, растут ли у них волосы на голове пучками («пучковолосость» — один из признаков, по которым Геккель относил папуасов к низшей расе, переходному звену между европеоидами и их обезьяноподобными предками). К сожалению, записал Миклухо-Маклай, «у меня не было возможности сделать убедительное наблюдение из-за густо завитой копны волос» новоирландцев. Зато он разглядел и зафиксировал в своей памяти цвет их волос, отсутствие обрезания, орнаменты татуировки, характерные особенности причесок и украшений. Как впоследствии вспоминал ученый, он видел во время пребывания в Порт-Праслине «приблизительно 50 или 60 туземцев»[402].

Миклухо-Маклай спешил завершить работу над рукописями, чтобы отослать их в Европу с Назимовым, и находился в тревожно-приподнятом ожидании высадки в заливе Астролябия. Но он не смог отказать себе в удовольствии посетить гористую местность неподалеку от бухты Порт-Праслин, чтобы полюбоваться водопадом, который красочно описал столетием раньше французский мореплаватель Л.А. Бугенвиль: «Тщетно пытались бы люди искусственно воспроизвести в королевских дворцах те прелести, которыми природа наделила этот необитаемый уголок. <…> Водопад этот достоин кисти великого живописца»[403].