Расплата - Лиза Джексон

Уголки рта Бенца снова напряглись, но он не стал комментировать предложение довериться брату.

– Мы знаем точно, что убийца лишил жизни трех женщин, но, возможно, их больше. Этих женщин кое-что связывает, но самым важным мне кажется то, что все они были убиты в день той или иной святой.

– Что? – Джеймсу показалось, что он ослышался.

– Такое впечатление, что их намеренно убивали в праздники святых. Имеются факты, которые это подтверждают.

– О господи, – прошептал Джеймс и быстро перекрестился. – Но если дело в этом, то жертв могут быть дюжины... или сотни. – Он показал на календарь, висящий над его столом. – Посмотри на сегодняшний день. Это праздник святой Екатерины Александрийской, покровительницы дев, философов, студентов и проповедников.

– Проклятие. – Бенц сердито уставился на календарь, затем спросил: – Как она умерла?

– Ужасной смертью. Все мученицы погибали страшной смертью... Вот... – Он повернулся на стуле и, поискав в стоящем сзади книжном шкафу, нашел увесистую книгу; она полностью была посвящена жизнеописаниям святых. Предположения Бенца были жуткими; преступления не только против погибших женщин, но и против самой церкви. Это было немыслимо, что кто-то мог неправильно истолковать почитание этих святых и обратить его в убийство. Извращение и зло.

Водрузив на нос очки, Джеймс открыл книгу, посмотрел оглавление и, быстро пролистав страницы, нашел, что искал.

– Вот. – Он пододвинул открытую книгу по столу.

Румянец сошел с лица его брата.

– Ее привязали ремнями к колесу с шипами и пытали.

– Да-да, это так.

– Господи, – прошептал Бенц, просматривая страницу. – Ее узы чудесным образом разъединились, и соскочившие шипы убили зевак.

– И когда это не сработало, ее обезглавили.

Бенц медленно кивнул, не отрывая взгляда от текста.

– Говорят, что из нее потекла белая кровь. Как молоко. – Джеймс почесал шею. – И это все за то, что она обращала людей в христианство. – Сложив руки, Джеймс наклонился над столом. – Если этот маньяк копирует убийства святых, то боюсь, работы у вас будет по горло. Он не удовлетворится только убийством женщин. Мужчины и дети также могут быть в опасности. Святых сотни... тысячи. – Джеймс в душе содрогнулся. Затем встретился взглядом с братом. – Это немыслимо.

– Во имя господне было совершено множество немыслимых деяний.

– Я знаю.

Бенц принялся просматривать книгу, и морщины на его лице становились все глубже.

– Не возражаешь, если я возьму книгу с собой? Я ее верну.

– Конечно, если это поможет.

– Спасибо. А теперь я хочу еще кое о чем спросить. Надеюсь, ты сможешь это истолковать.

– Постараюсь.

Засунув руку в карман, Бенц вытащил копии заметок, которые сделала Оливия после своих кошмаров или «видений», связанных с женщиной, скованной цепями в склепе.

– Тебе это о чем-нибудь говорит? – спросил он. – Могут эти символы иметь какое-либо отношение к одной из святых? – Он постучал по книге двумя пальцами.

Джеймс поправил очки. На первый взгляд буквы и символы ничего не значили.

– Ты можешь сообщить мне какие-нибудь подробности? – спросил он, изучая символы.

– Да... если это относится к святой, праздник, наверное, должен быть летом. Вероятно, в августе. Может, в июле.

– Филомена, – произнес Джеймс, начиная связывать между собой буквы. Он снова взял книгу, но, еще не начав пролистывать страницы, он знал, что там найдет. – LUMENA, РАХТЕ, CUMFI. Это латынь, но путаная. Вероятно, это слова, которые были найдены начертанными красным на могиле святой Филомены. Если переставить буквы, послание гласит: «Рах tecum Filumena», или «Да упокоит господь твою душу, Филомена».

– А что насчет символов? – спросил Бенц.

– Они на плитках могилы. – Джеймс опустил взгляд на текст. – Полагаю, их можно истолковать, но могила этой римлянки была найдена в 1802 году. Считается, что кроме букв там встречаются лилия, пальмовая ветвь, стрелы, якорь и бич. Смотри. – Он указал на грубые рисунки. – Вот лилия – это означает, что она была девственницей. Пальмовая ветвь символизирует мученичество, а оружие описывает пытки, через которые она прошла. – Он указал на стрелы. – Эти короткие волнистые линии над стрелой должны символизировать огонь, но, конечно, это лишь предположение, поскольку никаких записей о ней нет. В могиле она была найдена с флакончиком высохшей крови, предположительно ее собственной.

– Ее собственной крови? Почему?

Джеймс пожал плечами.

– Это тайна Филомены. О том, кем она была, известно немногое. Хотя у нее есть преданные последователи, церковь пребывала в нерешительности, кажется, даже запрещала ее праздник в начале шестидесятых. Позднее ее снова стали почитать, по крайней мере, те, кто взывает к ней в любого рода нужде.

– Она творит чудеса? – с очевидным скептицизмом осведомился Бенц.

– Верно. – Джеймс протянул страницы брату. – Ее признали святой только за ее могущественное заступничество.

– Ты имеешь в виду, она выполняет просьбы?

– Да.

– А хоть одну твою просьбу она исполнила? – спросил Бенц, вставая и складывая поношенные бумаги в карман.

– Мне еще предстоит попросить. – Джеймс снова подвинул книгу по столу. – Я могу еще чем-то помочь?

– Да. – Бенц направился к двери. – Молись.

– Я всегда это делаю.

При этих словах он остановился. Затем через плечо бросил на Джеймса пристальный жесткий взгляд.

– Со мной все в порядке, Джеймс. Твои молитвы мне нужны только лишь в отношении этого дела.

– Старые привычки живучи. – Джеймс вышел из-за стола. – Дай мне знать, если я могу чем-нибудь помочь.

– Хорошо. – Бенц взялся рукой за дверную ручку.

– Ты не скажешь Кристи, что... что я желаю ей добра?

Все мышцы Бенца напряглись. Затем он развернулся.

– Что хорошего это принесет? Она знает правду, знает, что ты не просто ее дядя, да. Она с этим мирится, вставь ее в покое. – Он чуть повернул голову, и мука потонула в гневе, горевшем в его глазах. – Для девочки и так большое потрясение узнать, что человек, который ее вырастил, ей не отец. А еще выясняется, что ее настоящий отец – это ее дядя, который ко всему прочему священник. По-моему, для ребенка этого более чем достаточно, тебе не кажется?

– Да... я знаю... в смысле... – Давняя боль снова охватила душу Джеймса, раздирая ее на части. – Я сказал тебе, что сожалею. Я обращался к богу. Если бы я мог все начать сначала.

– Что? Ты бы не трахался с моей женой? Не сделал бы ее беременной? Кристи бы не родилась? – Разбушевавшийся Бенц внезапно остановился, и узлы у него на шее стали менее заметны. – Ладно, хватит, Джеймс. И в следующий раз позволь молиться мне. Как насчет этого? Я буду молиться о тебе, хорошо? Кажется, ты нуждаешься в этом гораздо больше меня.