Когда мы вернемся - Борис Борисович Батыршин

испытывает сильнейшие смещения, трясясь, буквально, как пузырь из желе, или чудовищная водяная капля, висящая в пустоте, в невесомости.

— Могу представить здешние приливные волны… — Влада покачала головой. — По сравнению с ними любое земное цунами покажется лёгкой рябью в блюдце…

— Так и есть. — согласилась Юлька. — А теперь представь, как эти волны вместе с мощнейшими глубинными течениями перемешивают гидросферу планеты! Мы до сих пор толком не научились оценивать высоту этих приливных волн — нет точки отсчёта, вроде земного «уровня моря». Нетрудно понять, какие сложности это создаёт любым попыткам нащупать гипотетическую твёрдую поверхность, из чего бы она не состояла — из каменных обломков астероидов, или из раскалённого льда, спрессованного чудовищным давлением на глубине в сотню километров…

Влада покачала головой — картина, в самом деле, складывалась удручающая.

— Теперь я понимаю, откуда взялись твои сомнения…

— Даже если Хрустальные Пирамиды действительно имеют такие колоссальные размеры, они в любом случае должны стоять на твёрдом основании. Мы нащупали несколько районов, где глубина колеблется в пределах от восьмидесяти до полутораста километров — именно колеблется, поскольку приливы меняют её на несколько десятков километров в течение одних-единственных земных суток. Путь пирамиды имеют в высоту сто, даже сто пятьдесят километров — всё равно они должны скрываться во время приливов под водой, высовываясь наружу лишь изредка, на час-другой, да и то самой верхушкой. Как ты представляешь себе поиски в таких условиях?

— Ну… — Влада пожала плечами. — Вообще-то, искать мы будем по отпечаткам тахионных струн, им вода не помеха. Но ты права, конечно, проблемы будут…

— Тем больше причин поскорее взяться за дело. — Юлька бросила взгляд на экран. — Похоже, монтажники закончили. Я отправляюсь на орбиту, а ты давай, готовь аппаратуру!

— Четверть часа… — Влада и склонилась над разложенными на столе схемами и таблицами. — Ещё четверть часа, и я буду готова.

— Ещё импульс! — скомандовала Влада. Вадим послушно надавил на клавишу. В пятистах километрах над их головами в «бублике» орбитальной станции вспыхнула яркая точка — зародыш тахионного зеркала. Полыхнула, расплылась лиловыми прозрачными вихрями, и погасла — режим зондирования окружающего пространства предполагал серию коротких импульсов, отголоски которых должно было улавливать оборудование, смонтированное на «Ермаке» и на верхнем куполе станции «Океан-Атмосфера». Что оно и делало — старательно, но, увы, без сколько-нибудь заметного успеха. Экраны, на которых отображались результаты пеленгации, показывали россыпи зеленоватых точек и скрученные в клубки полосы, но ничего похожего на подпространственные отпечатки «тахионных струн» или спящих «звёздных обручей» в этой мешанине не угадывалось. Впрочем, Влада, как и Вадим, сменивший дыхательный аппарат на операторскую гарнитуру с массивными наушниками, не думали унывать — аппаратура работала превосходно, а что до результатов поисков — ну так никто и не обещал, что они появятся сразу…

— «Орбита», перед тем, как дать следующую серию, сместите вектор на двенадцать градусов к надиру!

— Семь минут сорок две секунды. — раздался из динамика Юлькин голос. — Можете попить кофе.

«Батут» орбитальной станции действовал подобно направленному локатору: поток энергии, испускаемый им в подпространство (по сути, это была недосформировавшаяся «червоточина») просвечивал лишь ограниченную часть объёма системы красного карлика. Чтобы обшарить её целиком, требовалось несколько сотен серий импульсов, и после каждой серии приходилось менять ориентацию станции, захватывая «тахионным конусом» очередной участок небосвода. Для этого приходилось каждый раз запускать двигатели ориентации, поворачивая огромный стальной бублик в пространстве, и как раз эти манёвры корректировала Влада, отдавая распоряжения по радио. Юлька же следила, за тем, чтобы указания исполнялись в точности — для этого она отправилась на орбиту, в «верхний» сегмент станции, и сейчас наблюдала на многочисленных экранах ту же картину, которую транслировали мониторы в «нижней» половинке.

Вадим снял наушники, положил их на клавиатуру и встал.

— Владислава Михай… э-э-э… Влада, тебе чёрный или со сливками?

Девушка посмотрела на него с упрёком — никак не привыкнет, что ты будешь делать!.. — и отрицательно покачала головой. За последние три с половиной часа Влада употребила неимоверное количество кофе, и теперь её слегка мутило.

— Значит, какао. — сделал вывод помощник и принялся тыкать пальцем кофейного автомата в углу лаборатории. — Рогалик будете?

— Буду. — Влада собралась выбраться из осточертевшего ложемента — пройтись, разминая затёкшие суставы, потянуться, соблазнительно выгнувшись, так, чтобы взгляды Вадима и ещё трёх операторов немедленно приклеились к её фигурке. Помешал Шуша, запрыгнувший сперва к ней на колени, а оттуда на пульт. В его движениях не было обычной кошачьей грации — выросшая двое сила тяжести делала своё дело.

— Осваиваешься, бездельник? — она потрепала кота по холке, и тот выгнулся, зажмурившись и беззвучно разинув розовую пасть. — Вот и хорошо, легче будет потом на Землю возвращаться… если понадобится, конечно…

Кот с готовностью схрумкал шарик сухого корма — их запас Влада с некоторых пор носила в нагрудном кармане комбинезона, — и свернулся калачиком поближе к решётке вентилятора, откуда выходила струя тёплого воздуха, шевеля разбросанные на пульте бумаги. Влада ещё раз потрепала хвостатого звездолётчика по загривку и потянулась к микрофону. Пора было продолжать.

[1] «Марш монтажников» из кф «Высота» (1957 год), слова В. Котова.

VI

— Красивая машина… — Влада погладила гладкую поверхность крыла. — Это что за материал, дюраль?

— Армированное карбоновое волокно. — отозвался Вадим. — Оно гораздо прочнее алюминия. А силовой набор стрингеры, лонжероны, всё остальное — из титана.

— Я летала десантном боте. — сообщила девушка. Сквозь прозрачную крышку, перекрывающую проём, распахнутый прямо в облачное море, в ангар лился рассеянный розовато-фиолетовый свет. Отсветы играли на серебристой ткани её комбинезона, по стенам ангара плясали густо-лиловые, почти чернильныетени. — Правда, он был совсем другой, не слишком похожий на этот. У вас он гладкий, зализанный, словно реактивный самолёт, а тот — просто параллелепипед. Эдакий гробик с бочонками двигательных установок по бокам…

— Наверное, это был «Скиф-Алеф»? — заинтересованно осведомился собеседник. Он, в отличие от собеседницы, был облачён в громоздкий пилотский гермокостюм, и даже гермошлем с поднятым забралом закрепил на плечах. — В восьмидесятых конструкторы не очень-то задумывались об аэродинамике. Предполагалось, что боты будут работать по большей части на безатмоферных планетах и астероидах — ну а новые модели, третьего и четвёртого поколений разрабатывали уже с расчётом на полёты в атмосферах.

— Ну, я-то летала на нём на Земле. — девушка дёрнула утопленную в корпус ручку, открывающую кокпит, и прозрачный колпак беззвучно откинулся вверх. — Мы нырнули во взбунтовавшийся «звёздный обруч», а выскочили уже в Поясе Астероидов,