Леди в саване - Брэм Стокер

Не проронив ни слова, беззвучно, если не считать моих торопливых шагов по каменному полу, я взбежал по крутой лестнице, пересек сумрачное пространство церкви и выбрался на яркий свет солнца. Я обнаружил, что механически поднял упавший фонарь и захватил с собой, обратившись в бегство.

Невольно я повернул к дому. Меня вел инстинкт. Новый ужас, по крайней мере на время, увлек мой разум в пучину тайны, что была глубже предельных глубин и мысли, и воображения.

КНИГА IV

ПОД ФЛАГШТОКОМ

Дневник Руперта. Продолжение

мая 1-го, 1907

Несколько дней после описанного приключения я находился в полубессознательном состоянии и был не способен мыслить разумно, даже связно. Но изо всех сил старался, однако, вести себя привычным образом. Первая проверка вскоре закончилась благополучно для меня, и когда я понял, что никто ничего не заподозрил, я вновь обрел достаточно уверенности в себе, чтобы держаться намеченной цели. Постепенно я преодолел первоначальное состояние помраченного сознания и уже мог смотреть фактам в лицо. Теперь, по крайней мере, я знал самое страшное, и поскольку худшее было позади, ход вещей должен был как-то исправиться. Но я по-прежнему очень остро реагировал на все, что могло бы затронуть мою Леди в саване и даже повлиять на мое мнение о ней. У меня уже вызывал страх ясновидческий дар тети Джанет, ее видения. Они столь близко отражали реальность, что риск обнаружения тайны делался фатальным. Теперь мне не оставалось иного, как признать, что Леди в саване воистину могла быть вампиром — представительницей той чудовищной расы существ, которые преодолевают смерть и вечно сохраняют жизнь в смерти, творя только зло. Я уже действительно ждал, что на тетю Джанет вскоре снизойдет пророческое прозрение. Она была так поразительно верна в своих провидческих догадках относительно двух посещений моей гостьи, что вряд ли не сумела бы постигнуть последнее происшествие.

Но мои страхи были необоснованными; по крайне мере, у меня не было причины заподозрить, что благодаря силе своего оккультного дара — или же применению его — она, проникнув в мою тайну, может доставить мне беспокойство. Только раз я ощутил, что такая вероятность опасно реальна. Это было, когда тетя Джанет однажды рано утром постучала в мою дверь. Я откликнулся:

— Кто там? Что такое?

И она возбужденным голосом проговорила:

— Слава Богу, парень, с тобой все в порядке! Спи-спи.

Позже, когда мы встретились за завтраком, она объяснила, что видела пожар перед рассветом. Она полагала, что видела меня в крипте огромной церкви, рядом с каменной гробницей, и, понимая, что это зловещее сновидение… видение, поторопилась убедиться, что со мной все в порядке. Ее мысли были явно заняты смертью и погребением, потому что дальше прозвучали такие слова:

— Кстати, Руперт, мне говорили, что большая церковь на скале через ручей — это церковь Святого Савы и там обычно хоронили великих людей этой страны. Мне бы хотелось, чтобы ты как-нибудь отвез меня туда. Мы обойдем ее и вместе осмотрим могилы и памятники. Я побоюсь отправиться туда одна, но если ты будешь со мной, тогда другое дело.

Такая перспектива была воистину угрожающей, и я отклонил просьбу:

— Тетя Джанет, я думаю, не стоит этого делать. Если ты станешь посещать странные древние церкви и подпитывать свои страхи новыми, то не знаю, чем все кончится. Тебе будут каждую ночь видеться ужасные сны про меня, и ни я, ни ты не сможем спокойно спать. — Я усердно старался отговорить тетю от ее намерения, и мои мягкие возражения, должно быть, обидели ее. Но у меня не было выбора: слишком серьезная сложилась ситуация, и нельзя было допустить ее развития. Если бы тетя Джанет оказалась в церкви, она бы, конечно, захотела осмотреть крипту. А сделай она это и обнаружь там покрытую стеклом гробницу — что случилось бы неминуемо, — одному Богу известно, какими были бы последствия. Она уже предсказала мою свадьбу с той женщиной, я же не сразу осознал, что во мне поселилась такая надежда. Что еще откроется моей тете, узнай она, откуда явилась та женщина? Возможно, сила ясновидения основывается на некоем знании или допущении и видения тети есть не что иное, как интуитивное постижение моих собственных мыслей. Как бы то ни было, этому следовало положить конец — любой ценой.

Упомянутый эпизод обратил меня к самоанализу, и постепенно я погрузился в неотвязные раздумья — нет, не о моих возможностях, но о моих мотивах. Вскоре я уже старался прояснить для самого себя свои истинные цели. Вначале я решил, что это интеллектуальное занятие сводилось к упражнению чистого разума, однако прошло совсем немного времени, и я отказался от такого заключения как от не соответствующего действительности, даже невозможного. Разум есть нечто холодное, но чувство, которое подчинило меня и управляло мною, было не чем иным, как страстью, а она нетерпелива, горяча и упорна.

Самоанализ привел меня всего лишь к тому, что я отдал себе отчет в давно сформировавшемся у меня, хотя и неосознаваемом намерении. Я желал сделать добро той женщине — спасти ее в каком-то смысле — и оказать ей благодеяние во что бы то ни стало, как бы трудно это ни оказалось, иными словами, я был намерен постараться изо всех сил. Я понимал, что люблю ее, люблю искренне и горячо, и не было нужды в самоанализе, чтобы понять это. Более того, никакой самоанализ или любой другой известный мне умственный процесс не избавил бы меня от единственной неясности: была ли она обычной женщиной (скорее, необычной), попавшей в отчаяннейшее положение, или же существом, находившимся в чудовищном состоянии, лишь отчасти живой и не властной над собой и своими действиями. Но как бы ни обстояло с ней дело, я был переполнен любовью к ней. Самоанализ обнаружил передо мной, по крайней мере, одну вещь — то, что я прежде всего бесконечно жалел ее, и это чувство смягчило меня в отношении к ней и даже потеснило мои эгоистичные желания. Именно из чувства жалости я уже давно искал оправдания любому ее поступку. Теперь я знаю — хотя, вероятно, не догадывался об этом в тот момент, — что я оправдывал ее, потому что в глубине души видел в ней живую и любимую мною женщину.

Формирование наших идей осуществляется разными методами, похоже, что аналогия с материальной жизнью здесь вполне уместна. При сооружении здания, например, нанимают людей разных профессий и занятий — архитектора, подрядчика, каменщиков, плотников, водопроводчиков и еще целую армию других; и все они находятся при своих мастерах, соответственно гильдии или роду деятельности. Точно так же с мыслями и чувствами: знание и понимание есть итог работы различных действующих сил, у каждой из которых свои задачи.