Здесь водятся бесы - Снежана Каримова

– Наоборот, это ее единственный шанс выжить.

Плечи Глафиры поникли, и сама она вся разом осела, опустела, будто вытряхнутый мешок. Кивнув, она хрипло сказала:

– Я подумаю.

Бесёна сердито закатила глаза:

– Никто не хочет меня слушать!

А Глафира поправила на плече сумку и тихо проговорила:

– Я слишком много слушала других, и ничего хорошего из этого не вышло.

За драку Дружине не особо досталось от директора. Все пятеро в кабинете молчали, угрюмо изучая крапинки на линолеуме. Директор знал про Дружину, что это друзья не разлей вода, а как известно, милые бранятся – только тешатся. Поэтому он лишь отчитал их для приличия, даже Феникс отделался легким испугом, хотя уже думал, что потерял работу.

На следующий день на перемене к Демьяну подбежала Жар-птица.

– Ты тоже ничего не знал, как и мой брат? – с ходу выпалила она.

– Если бы знал, попробовал бы остановить, – буркнул День. – Ты сама как?

Бедная их Мари, сколько вчера ей пришлось пережить. Напугали, блин. И не верил он, что Ночка не знал про Жар-птицу, ведь ее брата тот на дело не взял… И самого Демьяна тоже. Не бывает таких совпадений! «Разбирайся со своим Горынычем сам», – огрызнулся День на Рома, когда они смогли наконец поговорить о случившемся. «Так я вроде сам и разбираюсь», – тихо заметил Ночка. «Я с ним контачить больше не буду! Вообще! Всё! – День замахал руками, словно разгоняя тучи. – Достал уже этот отморозок!»

Демьян вспомнил этот разговор и снова разозлился, глядя на печальную Жар-птицу. Рыжий кончик ее высокого хвоста лежал спереди на клетчатой рубашке. Дню хотелось прикоснуться к нему, взять в ладонь и погладить, как маленького котенка.

– Мы ведь с ней не подруги, – вдруг сказала Жар-птица, – с этой Танькой. Так получилось. Просто совпало, что мы возвращались вместе. А они мои друзья.

День растерялся, не зная, что сказать. Он думал, что Мари рассержена, расстроена, возмущена. Кажется, все эти чувства и впрямь в ней умещались. Где-то внутри. В потайном кармашке ее души.

Она их простила, дураков этих: Ночку, Кощея и, разумеется, Горыныча.

– Ты не в обиде на Горына? – уточнил День. – Ведь он заварил всю эту кашу. Подставил Ночку с Кощеем, напугал девчонку. Хоть ты и отбила ее, слышал, – День невольно хмыкнул. – Да уж, досталось Горыну на этой неделе от семейки Долгополовых. Раскрасили вы ему лицо.

Мари еще ниже опустила голову и защипала кончик хвоста.

– Да… То есть нет… И мне, конечно, обидно… но я его понимаю…

– А вот я тебя не понимаю, – тихо сказал Демьян.

– День! – окликнули его сзади.

Он повернулся и увидел Соню. Она хмурилась, но День был не в силах оправдываться. После уроков он не пошел ее провожать, а она, в свою очередь, не стала напрашиваться.

Демьян в одиночестве побрел домой, петляя длинным путем. Второй день подряд дружинники ходили поодиночке. Губа его саднила, болело в боку – друзья бить умели.

Подойдя к Тихому Омуту, День устало подумал, что надо все-таки рассказать Соне, как Мари сохнет по Горынычу, а то, кажется, она ревнует. Надо рассказать, да. Как-нибудь потом…

Кошка, как и в первый раз, сидела на мосту, обвив лапки полосатым хвостом. Маленькая зеленоглазая тигрица.

День замер на секунду, не веря, что снова видит ее. Прошло четыре дня, он каждый день искал Невесту, и вот она вышла к нему сама. Снова. День взбежал на мост и бросился перед кошкой на колени.

– Невеста… – прошептал он, не решаясь прикоснуться к ней. – Прости меня, Невеста!

Кошка, сгорбившись, укоризненно смотрела на парня болотными глазами.

Но она вернулась! Она не предала.

День нежно взял кошку на руки, и Невеста привычно положила передние лапки ему на плечо.

– Пойдем домой, Найденыш, – ласково прошептал День.

Он зарыл лицо в ее шерсть. Кошка пахла травой, жарким солнцем, ушедшим летом.

И стоячей водой Тихого Омута.

Но ему было все равно.

– Больше не уходи, ладно? Будь рядом.

– Я буду рядом, – прошептала Бесёна в сердечном домике кошки.

Глава 33

Без Дружины

22–25 октября

Странное дело: Ночка всегда думал, что он уедет, а Дружина останется. Пусть даже со временем помаленьку развалится, как покинутый хозяевами дом.

Кощей пересядет за парту к Дню, на его, Ночкино, место, а сам День будет дружить до выпускного с Долгополовыми, если, конечно, Соня не станет ревновать к Мари. А она точно станет. Горыныч наверняка отколется, хотя, может, будет шататься по вечерам с Кощеем. Или нет, у Ильи – баскетбол и Динка. Горыныч тогда, если не совсем дурак и не заведет очередную Василису, станет встречаться с Жар-птицей. И Фениксу, хочешь не хочешь, придется с ним общаться. При таком раскладе одиночкой останется День.

Но нежданно-негаданно Дружина развалилась еще до отъезда Ночки. На это потребовалось всего несколько минут заварушки. И вместо ностальгии о крепкой дружбе и крутой компании, которой завидовали все в школе, в воспоминаниях Ночки грозилась остаться лишь крупная ссора из-за какой-то малознакомой девчонки. И обидно было, как в детстве, когда надуваешь шар – большой, красивый, яркий, с картинкой на боку, – а он вдруг лопается, и в руке вместо праздника остается лишь пуцка.

Ночка был страшно расстроен и зол. Во-первых, школьные каникулы быстро приближались, а значит, и переезд. Во-вторых, его друзья не просто дулись, а, казалось, ненавидели друг друга. Еще эта Соня приклеилась к Демьяну, завладев всем его вниманием. Не могла, что ли, подождать чуток? А из-за кошки этой дурной, которая, как назло, потерялась, День теперь ходит угрюмый. Он вообще помнит, что его лучший друг скоро уедет навсегда?

Ночка сидел в своем укромном закутке и ждал, когда Русалка вернется от химички. В последнее время он только с ней ходил домой – с Русалкой было удобно. Она ни о чем не спрашивала, иногда рассказывала какую-то ерунду, чаще просто молчала. Молчать с ней было хорошо.

В их отношениях ничего не поменялось. Русалка держала слово и не давила на Ночку. Ей хватало того, что теперь все официально признали ее девушкой Рома Князева. И сам Ночка тоже.

Перед домом Русалки Ночка на прощание обнимал ее. Лера ответно прижималась к нему, поглаживая ладонями по спине. Ночка целовал Русалку в макушку и говорил просто:

– Я не хочу, чтобы мы привязывались друг к другу. Я уеду, а ты будешь страдать.

– Я уже страдаю, – глухо говорила Русалка в его черное пальто.

И это была ее