Кровь Кенигсмарков. Книги 1-2 - Жюльетта Бенцони

обязанности при Анне Софии. Заодно она завязала дружбу с баронессой Елизаветой фон Менкен, своей сверстницей, тоже придворной дамой, женой одного из приближенных курфюрста. Кроме возраста, двух женщин сближала любовь к литературе и музыке, а также ироничный и трезвый взгляд на мир. Вечером третьего дня, слушая после ужина струнную музыку в одной из гостиных государыни вместе с частью двора, госпожа фон Менкен, мечтательно помахивая веером, наклонилась к Авроре, своей соседке, и зашептала ей на ухо:

— Вас не удивляет, что государь до сих пор не потребовал вас к себе и не спросил о причинах вашего отказа ночевать во дворце?

— Нисколько не удивляет. Полагаю, матушка ему все разъяснила. Причины вполне естественные, не так ли?

— Для вас — да, но никак не для него! Раз он не откликнулся, значит, он отсутствует. Он отправился на охоту в Морицбург и возвращается завтра утром, а то и ночью — с ним никогда ничего не знаешь наверняка! Совершенно непредсказуемый человек!.. Предполагаю, однако, что ваши каникулы завершены. Близится день, когда вам придется иметь дело с ним!

— Вы так считаете?

— Не считаю — уверена! Вы произвели на него такое сильное впечатление, что он не сможет смиренно проглотить ваш отказ.

— Вы полагаете, что он будет за мной ухаживать?

Постукивание спиц веера, сделанных из слоновой кости, заглушило хихиканье ее молодой собеседницы.

— Ухаживать?! Вот это невинность! Он признается, что горит страстью, и назначит вам свидание на следующую же ночь. Не знаю уж, где, раз вы отвергли его гостеприимство, но, будьте уверены, он подыщет подходящее место!

— Что?! Так быстро? — Аврора была шокирована. — За кого он меня принимает?

— За женщину, вызвавшую у него приступ голода, а он славится волчьим аппетитом! Помяните мое слово, все так и произойдет.

— Это мы еще посмотрим. Благодарю за предупреждение!

Елизавета уже открыла рот, чтобы что-то добавить, но чье-то негодующее «тсс!» заставило ее промолчать. Она оглянулась с покаянной улыбкой, и разговор был закончен.

***

Фридрих Август не дождался утра и вернулся с охоты глубокой ночью.

Назавтра, явившись в назначенный час, как раз к пробуждению вдовствующей государыни, Аврора не успела выйти из кареты, когда некто, подав руку, помог ей спуститься со ступеньки и попросил проследовать к Фридриху Августу по не терпящему отлагательств делу. Она, естественно, не согласилась на том основании, что долг требует ее присутствия при утреннем выходе Анны Софии.

— Ваше опоздание не будет расценено как большой проступок, — произнес придворный с неприятной небрежностью.

— Кто вы такой, чтобы мне диктовать?

— Всего лишь голос моего государя. Разрешите представиться: Хаксхаузен, имею честь служить интендантом Его высочества.

Аврора не пожелала умерить своего недовольства. Эта властность пришлась ей не по душе, и, переступив порог кабинета — огромного и великолепного, как и следовало ожидать, с окнами на город и на излучину реки, — она решила это продемонстрировать: застыла в глубоком реверансе, не желая выпрямляться.

— Слушаю повеления Вашего высочества!

Фридрих Август подскочил к ней, наклонился, схватил за руку.

— Встаньте, графиня, умоляю!

— Поскольку Ваше высочество использует по отношению ко мне силу, мне остается лишь покориться, — сухо ответила девушка.

— Я не отдавал повелений, а хотел только просить вас пожаловать ко мне. Мне столько надо вам сказать!..

Не выпуская ее руки, он усадил ее в кресло перед своим рабочим столом, где стояла хрустальная ваза с букетом роз, покрытых утренней росой.

— Сколько, Ваше высочество?..

— Вы даже не представляете! Я надеялся, что, вернувшись из Морицбурга, застану вас в покоях, которые я для вас подобрал, распорядившись позаботиться, чтобы там вам было как можно удобнее...

— Уверена, что покои хороши, и признательна за это Вашему высочеству, но предпочитаю жить рядом с сестрой и зятем по причинам, которые уже объяснила государыне, вашей матушке.

— Вы отказываетесь служить самым прекрасным украшением этого дворца? Думаете дождаться, пока будет достроен другой, мое детище?

— В полученном мной письме обо всем этом не было речи, и я думала, что Ваше высочество...

Курфюрст сердито сдвинул густые брови.

— Забудьте «высочество» и третье лицо. То и другое утяжеляет разговор, к тому же, повторяю, мне надо многое вам сказать.

— Извольте. Я думала, что мой зять Левенгаупт довел до вашего сведения мою боль и мольбу и что вы, приглашая меня, намереваетесь оказать мне помощь, в которой я так нуждаюсь и которую по-прежнему прошу мне предоставить. Ганноверцы избавились от Филиппа Кенигсмарка так ловко, что я не знаю, где искать его след. Говорят, его больше нет в живых, только никто не смеет уточнить, где и как он лишился жизни. Если это так, то он имеет право покоиться среди родных, в церкви Агатенбурга.

Сидя со сложенным руками за своим рабочим столом, Фридрих Август не отрывал от Авроры взгляд и грыз ноготь. Встреча складывалась совсем не так, как ему хотелось. Он хмуро промолвил:

— Я уже отправил туда генерала Баннера с требованием вернуть одного из моих лучших солдат. Ответ курфюрста Эрнста Августа был бестактным...

— И вы этим удовлетворились, хотя Саксония неизмеримо могущественнее маленького Ганновера? Воистину, вы меня разочаровываете!

Тон смелой девушки был еще обиднее, чем ее слова, что вызвало злой блеск глаз под сурово сведенными бровями ее собеседника. Вскочив из-за стола, он стал медленно прохаживаться по кабинету — возможно, для того, чтобы не поддаться ее очарованию.

— Маленький Ганновер, говорите? Да будет вам известно, графиня, в Англии дети королевы Анны мрут один за другим, и одна из самых лакомых во всей Европе корон вот-вот окажется на макушке у курфюрста этого маленького княжества!

— А вдруг все-таки не окажется? Лично я знаю одно: эти люди посмели избавиться от моего брата, как от неодушевленного предмета, после чего выпотрошили и разграбили его дом, распродали имущество, убили его секретаря Михаэля Гильдебрандта, чье безжизненное тело мне предъявил пастор Крамер! Более того, они похитили ценности, которые Филипп успел отправить гамбургскому банкиру Ластропу. Я располагаю доказательством: мерзкая графиня Платен бесстыже украшает свое увядшее тело рубином «Наксос» — даром нашему дяде Отто-Вильгельму фон Кенигсмарку от венецианского дожа Франческо Морозини.

— Дож Морозини погиб зимой в Нафплионе, — машинально уточнил Фридрих Август, чем вызвал у Авроры приступ гнева.

— Вы хотите этим сказать, что теперь он не может дать показаний? Если так, то Ваше высочество наносит мне оскорбление, после которого я