Защита Гурова - Николай Леонов

Решение пришло в последний момент, когда появился светящийся пост ГАИ. Гуров свернул на площадку, где демонстрировались останки машины неустановленной марки. Припарковавшись, он запер машину и поднялся к дежурному инспектору.

– Приветствую стражей порядка, – сказал Гуров, предъявляя удостоверение. Сейчас ему было наплевать, имеет он дело с мафией или перед ним менты-труженики. – Разрешите воспользоваться телефоном?

Сержант посмотрел удостоверение внимательно, даже передал напарнику, почтительно козырнул.

– Прошу, господин полковник, – и передвинул аппарат поудобнее.

– Спасибо, – Гуров забрал свое удостоверение, убрал во внутренний карман. – Как проще соединиться с дежурным по МВД?

– По линии ГАИ? – спросил сержант.

– Нет, с ответственным дежурным министерства.

– Мы, господин полковник, с такими верхами не общаемся, – ответил сержант.

Не мудрствуя лукаво, Гуров набрал ноль-два и вскоре говорил с дежурным.

– Привет, служба, полковник Гуров из главка генерала Орлова. Я на Дмитровке с поста на Окружной. Мне позвонил один нужный человечек, он неподалеку, но на машине к нему не подъедешь. Я оставляю свою машину и двину ножками. Вы не сочтите за труд, скажите местной власти, чтобы к моему возвращению машина оказалась в порядке. Коллега, долг долгом, а дружба дружбой, на улице темень, глаз выколи. Я для дежурных человек посторонний, не могу приказать, мол, стой, дружище, на ветру, сторожи чужую тачку. Хорошо, спасибо, коллега. – Гуров передал трубку сержанту, который смотрел зло и недоуменно. – Извини, сержант, но у вас тут не то что колесо, салон унести могут. Я вернусь через час, а может, и через три.

Гуров знал, что от поста ГАИ до дома Огаркова по шоссе около двенадцати километров, но по прямой вдвое ближе, однако эта дорога, которая, собственно, и дорогой не являлась, была тропинкой местных жителей и вела через поле, кустарник неизвестно куда, Гуров не знал. Идти в абсолютной темноте, под моросящим дождем было сплошным безрассудством. Шагать по шоссе – идиотизмом. Если заслон существует, его уже предупредили и Гурову элементарно проломят голову и «ограбят». Если все это лишь перестраховка и пустые домыслы, то какого черта было бросать машину и создавать себе трудности? Интуиция подсказывала: прохода по шоссе для него нет. Ночью, в полной темноте, существует множество вариантов, чтобы остановить человека.

Он стоял метрах в ста от ГАИ и метрах в десяти от шоссе. Мимо пролетали машины. Гуров не сомневался: оставив машину, он поступил правильно. Самое страшное, что его ждет, это он продрогнет, устанет, возможно, сильно простудится, но не более того. Сержанты знают, что о приезде на пост полковника предупрежден ответственный дежурный МВД. И тронуть полковника вблизи от поста никто себе не позволит. Здесь пока не Чечня.

В десятке шагов Гуров увидел поваленное дерево, подойдя ближе, выяснил, что это дуб и вырван давно, так как совсем высох, ветви абсолютно голые, а корневища торчат лохматой бородой. Сыщик повернулся к шоссе спиной, закурил и стал думать. Если у Станислава все прошло хорошо, то он уже на месте и ждет. Но долго он сидеть в доме не будет, поймет, я не могу подойти. Да и на шоссе он мог заметить какую-нибудь гадость, якобы сползшую с дороги машину, буксующую в грязи, и суетящихся вокруг людей. Он поймет, что я напролом не полезу, а объезжать по такой жиже нельзя. Он мужичок хитрый, поймет, что я где-то здесь. Скорее всего Станислав возьмет Соню и пса и отправится меня искать.

В поле раздался какой-то звук, через секунду в грудь Гурова жарко пахнуло. Волк стоял тихо, толкал мордой в бок. Сторожевой пес, памятливый, виделись однажды, узнал. Гуров огладил огромную голову. Волк особой радости не выказал, попятился.

Гуров пошел за собакой по целине. Ну как могла Мария предвидеть, что понадобятся высокие ботинки? Вскоре они вошли в кустарник.

– Битый опер, а в темном поле куришь, – сказал Станислав так обыденно, словно они встретились не ночью в поле, а в условленное время у памятника Пушкину.

Тут же громоздилась гигантская фигура Сони. Гуров пожал его ладонь, обхватить которую не смог. Стоявший тут же Тулин был, конечно, мельче Сони, но тоже мужик здоровенный.

– Привет, десантник, – кивнул ему Гуров. – Вы, я чувствую, приготовились к серьезному бою.

– Лев Иванович, их там четверо, якобы машина увязла. Мы их как детей возьмем, – убежденно сказал Тулин. – Надо разок по соплям дать, чтобы не наглели.

– Георгий, за что ты людей учить будешь? – спросил Гуров. – У людей и так беда, машина увязла. Нам их даже в отделение доставить не за что, документы проверить.

– Они наверняка с оружием.

– Офицеры службы безопасности имеют право на ношение оружия. Выбрось из головы, Георгий. Кроме глупостей, возможно, случайной жертвы, ничего путного произойти не может. Считай, мы с ними разошлись по нулям, можно сказать.

– То и обидно, со всяким говном и по нулям. – Но чувствовалось, Тулин говорит лишь для собственного успокоения, соображает, ситуация сложилась патовая.

– Дискуссия закончена, вперед! – скомандовал Гуров.

Волк уже исчез в темноте. Соня, знающий дорогу, двинулся первым, за ним шагали Гуров и Тулин, замыкал шествие Крячко.

– И как ты узнал, что на въезде на проселок тебя ждут? – спросил Станислав, явно не ожидая ответа, продолжал: – Не пойму, на что люди рассчитывают? Без стрельбы тебя не взять, да и со стрельбой сильно проблематично. Они что, здесь Буденновск решили устроить? Конечно, в такой глуши можно нормальный бой провести, а уходить как?

Станислав был горд собой, выполнил сложное задание, начальника встретил, догадался. Похвалы не дожидался. Так это обычно, начальство на то и существует, чтобы одобрять молчанием.

Пять верст по осклизлой земле – дорога не в радость. Но шли мужики здоровые, тренированные, и меньше чем через час их встретил Волк, крутившийся у открытой калитки.

Хозяин в тренировочном костюме, на ногах подбитые толстым войлоком валенки с обрезанными голенищами, встретил гостей в просторных сенях.

– Разувайтесь, орлы, иначе мы после вас полы вовек не отмоем. Соня, ты ребят прими у себя, моим вином угости, а мы с Львом Ивановичем чайком побалуемся.

Хозяин держался ровно, но внутренне сердился, полагая, что в его возрасте подобные шалости несолидны. К Гурову и ко всей истории с Тимуром Яндиевым седой полковник относился двояко. С одной стороны, он боевому оперу верил и симпатизировал. Расстрельные дела Огарков не любил, в его длинной службе трижды убивали невиновных. И хотя полковник к происшедшему отношения не имел, совесть шебуршилась, и всех троих он до сегодняшнего дня хорошо помнил. Гурову он верил, но уж больно от действий важняка попахивало авантюрой и партизанщиной. Существует Закон, и воевать с ним дозволено только законным образом, а иначе и он, полковник, начальник тюрьмы, в этой жизни лишним получается. Пока сыщик говорил, Огарков соглашался, как следовали выводы, которые требовали от начальника тюрьмы противоправных действий, он замирал, искал обходной маневр.

– Нет никаких обходных путей, вы должны выполнить свой долг, – Гуров старался не сердиться, говорить спокойно.

– Мой долг – верность Присяге, Царю и Отечеству. Нет у офицера другого долга. Могу отказаться выполнить приказ, подать в отставку.

– Тогда приказ выполнит другой, хотя бы ваш трусливый Уткин, – сказал Гуров. – Главное, преступный приказ.

– Это кто сказал? – Огарков отодвинул чашку, нагнулся, вынул из шкафа бутылку с наливкой собственного приготовления, налил в граненые рюмки. – Не убоишься?

– Убоюсь, – кивнул Гуров. – Однако выпью.

Крепость была убойная, слезы на глазах сыщика выступили, но не пролились.

– К вам, Игорь Семенович, вице-премьер по вопросу выполнения приговора когда-нибудь приезжал?

– Не удостоили. – Огарков силу своего зелья знал, поэтому лишь пригубил.

– А подполковника Уткина удостоили.

– В отставку подам! – решительно заявил Огарков.

– Да уволят вас, Игорь Семенович! Непременно уволят! – успокоил хозяина Гуров. – А торопиться не следует.

Утром полковник Огарков вошел в свой кабинет, махнул рукой на обомлевшего Уткина, спросил:

– Как тебе кресло, не жмет?

– Здравия желаю, товарищ полковник! – Уткин запоздало вскочил. – Уже выписались и здоровы? Поздравляю. – Он быстро освободил кресло начальника.

– Если человек после полтинника утром проснулся и у него ничего не болит, значит, он умер, – ответил Огарков избитой пословицей. – Радикулит является и исчезает без приглашения. Таких, как я, держат долго, предпочел сбежать.

Заверещал один из телефонов, Огарков ткнул в него пальцем, сказал:

– Погоня! Скажи, что полковник на работу вышел, в данный момент отлучился в сортир.

Уткин осторожно поднял трубку и представился:

– Подполковник Уткин у телефона. – Испуганно взглянул на Огаркова. – Здравия желаю, товарищ генерал! – Выслушал ответ, подобострастно хихикнул. – Виноват, господин генерал, но в настоящий момент… Я по своей инициативе никогда не вру, – и протянул трубку Огаркову.