Том 7. Моникины - Джеймс Купер

«Высокопрыгия, месяц обещания, день свершения.

Поскольку некоторые лица человеческой породы недавно явились для регистрации в соответствии с законом об обеспечении порядка и кастового подразделения, а также о сборе податей и поскольку эти лица, по своей породе, еще находятся на второй стадии развития и более чувствительны к телесным ощущениям, чем высокоразвитые моникины, постановлено клеймить их краской и только их номерами, так как каждый класс между ними легко различим по внешним неизгладимым признакам.

Подпись:

№ 8020, канцелярского цвета».

Мне было сказано, что нам остается лишь пометить самих себя, по желанию, краской или смолой; для команды рекомендовалось последнее. Если на берегу жандармы (а это легко может случиться) спросят, почему на нас нет надлежащего клейма, ибо закон неумолим в своих требованиях, нам нужно предъявить этот документ. Если же и этого окажется недостаточно, то мы ведь люди бывалые, понимаем суть вещей и нас не приходится учить простому философскому положению, которое гласит, что «одинаковые причины вызывают одинаковые следствия», а я, вероятно, не настолько переоценил его заслуги, чтобы погрузить в его лодку все мои орехи.

Признаюсь, я выслушал эти намеки без особого огорчения, так как они убедили меня, что мое путешествие по Высокопрыгии будет менее затруднительно, чем я опасался, — моникины в своих поступках явно руководствовались принципами, не так уж резко отличающимися от принципов человеческого рода.

Любезный регистратор и хранитель печати отбыли вместе, а мы тотчас начали нумеровать себя, согласно его совету. Поскольку порядок нам был объяснен, остальное труда не составило. Ной, Боб, я и самый высокий матрос — все получили номер один, а прочие взяли себе номера по росту.

Тем временем спустилась ночь. На воде появились сторожевые лодки, и мы отложили высадку до утра.

На рассвете все были на ногах. Было условлено, что мы с капитаном Поком, сопровождаемые Бобом в качестве слуги, отправимся на берег, чтобы совершить путешествие по острову, а «Морж» останется на попечении помощников капитана и команды, с тем чтобы они время от времени поочередно сходили на берег, как принято у моряков в порту. Мы трое долго мылись, брились и приводили себя в должный вид, но в конце концов поднялись на палубу. На мистере Поке был тонкий полотняный костюм, в котором он выглядел совершенно как морской лев, что, по его словам, не только отвечало его вкусам и привычкам, но и обеспечивало прохладу, приятную в здешнем паровом климате. Я вполне соглашался с почтенным моряком, не видя большой разницы в том, будет ли он ходить в этом наряде или совсем голый. Что касается костюма, который я придумал себе, то он был сделан по системе «общественные дела вкладов». Другими словами, раскрашивая его, художник отразил в нем мой интерес к доброй половине животных, обитающих на Лондонской бирже, куда он в свое время был нарочно послан, чтобы ознакомиться с натурой. Боб, по мнению его начальника, больше всего походил на поваренка.

Моникины были слишком благовоспитанны, чтобы толпиться вокруг нас, пока мы высаживались на берег, и докучать нам нескромным любопытством. Наоборот, мы без всяких помех добрались до столицы. В мои намерения входит не столько описание материальных предметов, сколько рассмотрение философских и других аспектов духовного мира Высокопрыгии, а потому об их домах, об устройстве хозяйства и различных ремеслах будет идти речь лишь по ходу повествования. Достаточно сказать, что моникины Высокопрыгии, как и люди, во всем исходят из соображений собственных удобств — то есть таких, какими они им представляются, вот только в смысле карманов они несколько сплоховали. В остальном они весьма похвально следуют обычаям отцов, редко вводя какие-либо новшества, кроме тех, которые прельщают своей экзотичностью. Тогда моникины иногда принимают их, вероятно ценя в них то, что они доказали свою пригодность для совсем других условий жизни.

Одним из первых, кого мы встретили, когда вышли на главную площадь Единения (так называется столица Высокопрыгии), был милорд Балаболо.

Он весело прогуливался в компании молодых аристократов, которые, по-видимому, бесконечно наслаждались своей молодостью, здоровьем, знатностью и привилегиями. Мы столкнулись с ним почти лицом к лицу, так что не узнать друг друга было невозможно. По тому, как молодой лорд отвел глаза, я в первый миг подумал, что наш недавний спутник намерен считать наши отношения одним из тех случайных знакомств, в которые все мы вступаем на водах, во время путешествия или в деревне и которые не принято возобновлять в столице, или, как позже заметил капитан Пок, той близостью, которая возникает между англичанином и янки в доме последнего за стаканом такого винца, какому нигде равного не найти, и никогда не выдерживает воздействия английского тумана.

— Эх, сэр Джон, — добавил охотник на котиков, — как-то в Станингтоне я во время последней войны приютил у себя под крылышком одного вашего земляка. Его взяли в плен, ну да ведь как у нас пленным живется — ходи, куда хочешь, делай, что хочешь. А уж ел-то! Патока, в которой ложка стояла торчком, свинина, такая жирная, что ею впору было бы натирать стеньги, и такой американский ром, что королю не зазорно было бы сесть и испить его, да только он потом не встал бы! Ну, и как все кончилось? И вот так верно, как то, что мы сейчас находимся среди обезьян, этот малый расписал меня в книжке! Если бы я записывал в книгу хотя бы половину того, что он сожрал, мне бы любой суд нашего штата присудил возмещение убытков. Он заявил, что патока у меня была жидкая, свинина — тощая, а ром никуда не годился. Вот вам правдивость и признательность! И он представил все это как жизнь американцев.

Тут я напомнил моему товарищу, что англичане не любят принуждения, даже если им хотят оказать любезность, но когда они встречают чужеземца у себя, никто не сравнится с ними в радушии, как я надеюсь доказать ему когда-нибудь в Хаусхолдер-Холле. Что же касается его первого замечания, то ему следует помнить, что англичане считают Америку всего лишь деревней и верх невоспитанности — принуждать их к продолжению знакомства, завязанного там.

Ной, как и большинство людей, был весьма сговорчив во всем, что не затрагивало его предрассудков и мнений, а потому охотно признал общую справедливость моих слов.

— Это вы верно сказали, сэр Джон,—объявил он. — В Англии можно вербовать матросов насильно, а насильно в гости навязываться неприлично. Зато уж добровольцы — ребята хоть куда! Да я бы на его книжонку и внимания не обратил, если бы он промолчал про мой ром. Ведь это был такой ром, сэр Джон, что, когда англичане бомбардировали Станингтон восемнадцатифунтовыми ядрами, я предлагал зарядить нашу двенадцатифунтовую пушку галлоном влаги из этого самого бочонка, и уж, конечно, ядро тогда бы пролетело целую милю!