Зощенко - Валерий Попов

Другие дни съезда были посвящены прозе, драматургии, детской литературе, переводам национальных литератур народов, входящих в СССР. Кроме знаменитостей, выступали и рядовые писатели. Типичным можно считать выступление писателя Ф. Березовского, который уверенно заявил, что «Анна Каренина» никак не может помочь современной женщине в разрешении мучающих ее вопросов, ей ближе роман самого Березовского «Бабьи тропы». Революция всколыхнула массы, и многие взялись за перо. Появились и большие писатели, как Михаил Шолохов, но основная масса с пером справлялась плохо. В одном из материалов, подготовленных к съезду, приводятся такие цифры: «С 1924 по 1933 год издано 417 миллионов экземпляров различных художественных произведений, но лишь 250 миллионов из них можно переиздавать». То есть почти половина изданных книг — никуда не годится. Сообразительные самоучки, уловив главное, пытались своей идейностью подменить талант и, можно сказать, компрометировали высокое звание писателя. И эту проблему нужно было как-то решать.

Выступил на съезде с бодрой речью, призывающей писателей совершенствовать мастерство, Константин Федин. Зощенко тоже готовил свое выступление на съезде (исследователи обнаружили в его записных книжках не совсем разборчивые фрагменты речи), но слова ему не дали. Однако проигнорировать самого популярного писателя тоже было нельзя. В своей речи публицист Михаил Кольцов, рассказывая о той громадной пользе, которую приносят писатели обществу, упомянул о том, как одного проштрафившегося шофера коллектив решил перевоспитать… направив к Зощенко, чтобы тот о нем написал! Безусловно, эти слова были для Зощенко очень важны… Не зря съездил.

Было и другое, не менее интересное. В своей речи Илья Эренбург резко говорил «о красных и черных досках, на которые критика абсолютно произвольно заносит писателей и сеет вражду». Наверное, многие, в том числе и Зощенко, немало пострадавший от резкой и необоснованной критики, были согласны с оратором, надеялись, что распоясавшихся «разоблачителей» как-то приструнят. Эренбург выступил и против «коллективных» сборников, где писатели, подчиняясь задаче, порой выступают даже без имени, в общем тексте, что, безусловно, приводит к их обезличиванию. Эренбург, конечно, имел в виду тот гигантский (и, как выяснилось позже, бесполезный и даже вредительский) труд под названием «Беломорско-Балтийский канал имени Сталина». Критическое выступление Эренбурга было не совсем в духе съезда. Кроме того, все знали, что он наслаждался жизнью за границей, пока они жили здесь и мучились. Суровую отповедь «западнику» Эренбургу дал «серапион» Всеволод Иванов, сказавший, что Эренбурга, конечно, больше привлекают зарубежные поездки, а вот их больше тянет вглубь страны.

Поэт Алексей Сурков, позже широко прославившийся военными стихами («Бьется в тесной печурке огонь…»), вдребезги раскритиковал современное искусство, излишние чувствования обозвал «лимонадной идеологией», популярнейший фильм «Веселые ребята» назвал издевательством над реальной жизнью.

Талантливая и весьма знаменитая тогда революционная писательница Лидия Сейфуллина призывала писателей к большей ответственности в сочетании с самостоятельностью, а то, как сказала она, «нынче писатель не прочь и корректуру своих произведений возложить на Политбюро».

Выступили на съезде: Пастернак, вполне лояльно и даже революционно, Маршак, с беспроигрышной речью — надо больше писать для детей. Выступил один из лучших наших писателей — Юрий Олеша. Он сказал:

«Мне трудно понять тип рабочего, тип героя-революционера. Я им не могу быть. Я хочу создать тип молодого человека, наделив его лучшим из того, что было в моей молодости… Все свое ощущение красоты, изящества, благородства, все свое видение мира — от видения одуванчиков, руки, перин, прыжка до самых сложных психологических концепций — я постараюсь воплотить в этих вещах в том смысле, чтобы доказать, что новое социалистическое отношение к миру есть в чистейшем смысле человеческое отношение».

Олеша уже написал тогда свое лучшее произведение — роман «Зависть», и потом еще работал долго и плодотворно, и отнюдь не в общепринятом русле соцреализма, вел себя независимо, пил, дерзко острил.

Таких, ярких и неповторимых, будут помнить и читать. А что же такое — типичный советский писатель? Было много писателей, писавших искренне и увлеченно, радующихся, что их книги помогают строительству новой жизни. Рассмотрим, к примеру, судьбу одного из самых «увенчанных» — писателя Петра Павленко. С самого начала он показал себя весьма одаренным, написал несколько интересных документальных книг. Во время Великой Отечественной войны, спасаясь после поражения нашей армии в Крыму, переплывал на бревне Керченский пролив, сильно простудился и заработал сильнейший туберкулез. После войны поэтому жил в Крыму. Его роман «Счастье» посвящен важным актуальным проблемам того времени, в частности озеленению засушливых районов. В романе есть сцена, где герой видит Сталина в белом кителе, сажающего деревце. Роман был удостоен Сталинской премии. Сейчас найти этот роман довольно трудно… Видимо, все рядовое, типичное, обычное уходит вместе со временем, и остается лишь самое яркое, необычное.

Длился тот съезд необыкновенно долго — две недели, до 1 сентября, и несколько последних дней выступающие читали исключительно решения и постановления. Съезд столбовую дорогу определил: «Социалистический реализм». При этом подчеркивалось, что это направление не только допускает, но даже считает необходимым разнообразие стилей и дарований… хотя потом оказалось, что «однообразным» живется легче.

Все ждали заключительной речи Горького, и она прозвучала в последний день съезда, 1 сентября. В общем-то ничего неожиданного он не сказал. Похвалил выступления Всеволода Иванова, Сейфуллиной, Олеши за искренность и самокритичность. Обратился и к высоким гостям, известным иностранным писателям, присутствовавшим на съезде, — Луи Арагону, Мартину Андерсену-Нексе, Жану Ришару Блоку, Фридриху Вольфу с призывом и дальше создавать правдивые картины жизни Запада. Ругнул ленинградского поэта Александра Прокофьева за увлечение взятыми от Маяковского гиперболами… Впрочем, с Маяковским еще и при жизни поэта у Горького были трения — кто из них «лучший, талантливейший». Маяковский писал: «Помню, Алексей Максимыч, между нами вышло что-то вроде драки или ссоры. Я ушел, блестя потертыми штанами. Взяли вас международные рессоры…» Их соперничество аукнулось и после смерти поэта.

Закончил Горький как положено — благодарностью правительству «за разрешение съезда и широкую помощь в его работе». Поддержал курс партии — на непримиримую классовую борьбу: «Мы должны просить правительство разрешить Союзу писателей поставить памятник герою-пионеру Павлу Морозову, который был убит родственниками за то, что, поняв вредительскую деятельность родных по крови, он предпочел родству с ними интересы трудового народа». Завершил он речь так: «Да здравствует Всесоюзная Красная Армия литераторов!»