Екатерина Великая - Анри Труайя

Начало письма удивляет Станислава Понятовского еще больше, чем меланхолическое предупреждение в конце послания. Внезапно Екатерина предлагает ему стать королем и шлет, словно речь идет о корзине с устрицами, записку такого содержания: «Высылаю Вам срочно графа Кайзерлинга в качестве посла в Польше, чтобы он, в случае смерти Августа III, сделал Вас королем польским».

Он глазам своим не верит. И вместо того чтобы обрадоваться, приходит в отчаяние. На что ему престол польский? Он никогда не думал и не желал этой чести, ибо тогда он будет разлучен с любимой женщиной. Ведь хочет-то он не сидеть на троне Августа III, а лежать в постели Екатерины. И хотя она умоляла его не писать ей, он шлет одно отчаянное послание за другим. Она отвечает: «Эта переписка для меня очень опасна. Я же на виду. Должна быть вне подозрений. Надо идти вперед. Успокойтесь. Высказывать мои внутренние секреты было бы нескромно… Если услышите, что вновь взволновались войска, знайте, что это может произойти лишь от избытка любви их ко мне, и это начинает меня тяготить. Они до смерти боятся, чтобы со мной ничего не случилось. Каждый раз, когда выхожу из дворца, меня приветствует ликующая толпа. Одним словом – энтузиазм, как во времена Кромвеля».

Позже она уточнит: «Если приедете сюда, нас могут задушить обоих». И дальше: «Тот факт, что я Вам отвечаю, уже излишен: я не должна была бы это делать… Роль свою я должна исполнять исправно. От меня ждут чудес».

А ему-то никаких «чудес» не надо. Цель его – земная любовь, счастье человеческое, без политики, без короны. Вопреки ее запретам он пишет об этом Екатерине. В своем экстазе он зовет ее настоящим именем Софи, а не тем, чужим, под которым стала она русской императрицей и которое вот уже четыре года разделяет их как барьером:

«Вы хотите сделать меня королем, лучше сделайте счастливым! Вы не сможете отнять у меня ни воспоминания о былом счастье, ни желания вновь обрести его. Дважды любить в этой жизни, как любил я Вас, невозможно, и что же мне остается? Пустота, ужасная тоска в душе моей, ничем не излечимая. Ах, не знаю, как устроены другие, но мне представляется честолюбие пустейшим делом, если оно не основано на мире и счастье в душе… Каждый день и каждый час молю небо вернуть мне Вас… О Боже, разве это моя вина, что не я дал Вам корону, украшающую Вас? Да может ли кто другой любить Вас так же, как я, так же истинно, как я?.. О, Софи, как жестоко Вы со мной обращаетесь!»

Эти эпистолярные излияния доходят каким-то образом до иностранных дипломатов. Фридрих II тайно предупреждает Екатерину, что, если когда-нибудь она задумает присоединить к России Польшу путем брака с будущим королем польским Станиславом Понятовским, она должна знать, что такой маневр настроит против нее всю Европу. Но Екатерина вовсе не собирается выходить за безумца поляка, который имел счастье когда-то ей нравиться и к которому она испытывает просто нежность. Она тут же приказывает Кайзерлингу срочно женить пылкого Понятовского на какой-нибудь полячке и дать знать всем дипломатам, что сей союз соответствует воле императрицы российской. Но Станислав упрямится. Не желает он, чтобы его личностью так распоряжались. Из чувства верности он останется холостяком…

Превозмогая претензии бывшего любовника, Екатерина должна еще бороться с капризами нынешнего фаворита, Григория Орлова. А его требование хоть и лестно, но несколько назойливо. Он упрекает императрицу в том, что она слишком много работает. Ему она предпочитает бумажонки. Чтобы отвлечь ее от государственных дел, он привел к ней молодого Потемкина, прославившегося среди однополчан даром имитаторства. Это тот самый юноша, что подал Екатерине свой темляк в день триумфального похода на Петергоф. Кстати, она его вознаградила, пожаловав чин подпоручика при повышении в звании участников переворота. Она его сразу узнает (как не узнать такое лицо?) и просит показать свой талант. Для начала он осмеливается подражать ей самой. Она могла бы рассердиться. Но нет, смеется до слез. Юноша тотчас включен в дружеский круг. Чтобы объяснить присутствие во дворце этого очаровательного парня, такого живого и забавного, она его назначает камергером. Тут уж Григорий Орлов спохватился, не привел ли он сам себе соперника, представив царице этого шута со смазливой мордашкой. Страдая от ревности, фаворит жалуется августейшей своей любовнице на это чувство, и она, шаля, разрешает ему отправить Потемкина курьером в Стокгольм.

Но Григорий Орлов, став влиятельнейшим лицом в империи, не может смириться с ролью просто любовника. Хоть и живет он во дворце и получает 120 000 рублей в год жалованья, но считает, что его не ценят должным образом. Он не только заносчиво афиширует свою связь с императрицей, но и поговаривает о женитьбе. Братья его поддерживают, так же как и вице-канцлер Бестужев, которого Екатерина вызвала из ссылки. Она и сама в глубине души не прочь тайно обвенчаться. Но боится общественного мнения. Как только стали распространяться слухи о ее брачных намерениях, аристократы и офицеры зашумели. Дело поставлено на обсуждение в Императорском совете. Большинство членов совета смущенно молчат. Панин заявляет: «Императрица может делать все, что хочет, но госпожа Орлова никогда не будет императрицей России». При этих словах он гордо выпрямляется, как бы бросая вызов, и напудренный парик его, прикоснувшись к стене за спинкой кресла, оставляет там белое пятно. Коллеги молча встают, подходят к этому пятну и прикасаются к стене головой в знак одобрения. Но Бестужев не сдается. По его словам, бывший фаворит Алексей Разумовский[69] в свое время был обвенчан подобным же браком с императрицей Елизаветой. А раз так, Екатерина может воспользоваться прецедентом и оправдать им свое намерение. По всей видимости, Алексей Разумовский хранит документы, подтверждающие подлинный характер его отношений с покойной царицей. Чтобы получить от него эти бумаги, Екатерина посылает к нему канцлера Михаила Воронцова. Тот застает старика читающим Библию и просит от имени императрицы отдать доказательства тайного венчания. Если он подчинится, то будет иметь право, как вдовствующий принц-консорт, на звание императорского высочества с соответствующим немалым жалованьем. Алексей Разумовский закрывает Библию, достает из сундука ларчик черного дерева, инкрустированный перламутром и серебром, вынимает оттуда свиток, перевязанный розовой лентой, целует и бросает его в огонь камина. Когда от документа остается лишь пепел, говорит: «Нет! Нету никакого доказательства. Так и скажите всемилостивейшей государыне».

Итак, «прецедента» нет. Не отказываясь окончательно от своих планов, Екатерина откладывает их исполнение на будущее. Любовнику в качестве возмещения присваивает титул графа с правом сидеть рядом с троном и дарит свой портрет в рамочке в виде сердца с бриллиантами и с разрешением носить его на груди. Усыпанный почестями, Григорий Орлов с каждым днем наглеет, как и положено выскочке. Княгиня Дашкова застает его однажды в кабинете императрицы развалившимся на диване и распечатывающим официальные письма, адресованные Ее величеству. Когда Екатерина приходит и велит накрывать на стол, он не двигается со своего места, и лакеям приходится подносить стол к нему. Узнав о связи своего кумира с неотесанным и тщеславным офицером, княгиня испытывает разочарование и страдает, как от духовной измены. Наивная, чистая и цельная натура, она не понимает, как человек такого ума и таланта, как Екатерина, не может устоять от вульгарного зова плоти. Княгиню Дашкову смущают не столько неприличные манеры этого мужчины, сколько исключительное благоволение к нему со стороны царицы. Ведь она считает, что душой переворота была она, а не Григорий Орлов. Так что все эти почести должны быть адресованы ей. А императрица не торопится предать огласке заслуги ее главной наперсницы. Говорят, Фридрих Великий прозвал Дашкову «хвастливою мухой в повозке». Но это уж слишком! Чтобы подчеркнуть свою роль, она развивает бурную деятельность, совершает тайные визиты, переносит слухи по салонам, нашептывает послам информацию и советы, намекает на то, что ей предан безгранично Панин. Кейт, Бретель, Мерси д'Аржанто прислушиваются к ее сплетням и уже поговаривают о «правлении Дашковой». Уж не начало ли это оппозиции? «Она (княгиня Дашкова) участвует в полдюжине заговоров, – пишет сэр Макартней. – Это – женщина необычайно энергичного ума, почти мужского бесстрашия и смелости, способная предпринять невероятные вещи, дабы удовлетворить сиюминутную страсть; у нее характер слишком опасный в такой стране, как эта».