Пламя зимы - Роберта Джеллис

Но хотя все это свидетельствовало в пользу Мелюзины, я не мог не обратить внимания на опасения королевы. У Мод было тонкое чутье на людей, и я не должен придерживаться только своего мнения. Однако я не мог согласиться, что решением проблемы будет запереть Мелюзину в клетку. Я просто возненавижу ее от постоянной необходимости быть ее сторожем. Лучше будет отвезти Мелюзину в Камберленд и там решить все сомнения насчет ее целей.

– Я уверяю вас, мадам, Мелюзина не собирается поднимать восстание в Камберленде, – сказал я, остановившись перед королевой так, что она тоже остановилась и смотрела на меня. – Я убью ее, если это будет нужно, – мрачно пообещал я, – и поклянусь вам в этом любой клятвой.

Мне было легко это пообещать. Я был совершенно уверен, что у Мелюзины только личные цели – немного мира и счастья после всех страхов и горя, которые она перенесла. И возможно, еще возвращение своего поместья. Но если я ошибаюсь, то выполню свое обещание, данное королеве. Ведь если Мелюзина способна на такую страшную ложь, то она действительно дьявол и будет лучше убить ее.

ГЛАВА 12

Мелюзина

Проснувшись наутро, после того, как Бруно сказал, что отвезет меня в Улль, я еще несколько минут продолжала лежать с закрытыми глазами, напряженно вслушиваясь. Я не могла точно вспомнить, что говорила и делала но знала, что дала полную волю своему отчаянию. Бруно, мой муж, был ко мне так же добр и нежен, как отец… Нет! Я не должна позволять себе считать его таким же добрым и нежным. А что, если он убил папу и Дональда?..

В комнате раздавалось слабое дыхание, но не было никакого движения. Мог ли это Бруно сидеть и наблюдать за мной? Что я ему скажу? Мог ли человек, убивший отца и брата, проявлять такую заботу обо мне? Да, конечно, мог, если он хотел править в Улле, и он мне так прямо и сказал, что это было именно то, чего он хотел. Слезы жгли мои глаза под закрытыми веками. Мне нужно будет прохладнее поблагодарить его, а затем прогнать.

Справившись со слезами, я открыла глаза, но только Эдна сидела на сундуке, уставившись в окно. Инстинктивно, как каждое существо спасается от боли, так и я убежала от проблемы, возникшей в результате доброты моего мужа, к гораздо более простой – что делать с Эдной. Использовав ночной горшок и умывшись, она очень ловко прислуживала мне, причем делала это молча, хотя всякий раз, когда я отворачивалась, я ощущала на себе ее взгляд. Когда она начала одевать меня, я рассказала ей, как от Бруно узнала о том, что она больше не может заниматься своей профессией, и спросила почему.

– Я была беременна, но не смогла родить, – ответила она. Ее глаза смотрели сквозь меня в никуда. – Три дня я кричала, а он не мог выйти. Я умирала. Они думали, что могут спасти ребенка, и разрезали меня. Каким-то образом я выжила, а он умер, но если я забеременею снова, то умру.

– Не хочешь ли ты сказать, что место, где ты работала, позволяло тебе отказываться?

– Нет, мадам, – она посмотрела на меня, и ее губы скривились в улыбке, которую я не надеюсь больше увидеть ни на каком другом лице. – Они уговаривали меня, но я не могла. Когда мужчина подходил ко мне, я защищалась. Я не могла ничего с собой поделать.

– Но тогда, мне кажется, они должны были вышвырнуть тебя, и все же Бруно нашел тебя там.

– Я работала как служанка для остальных: готовила, убирала. И, – Эдна снова отвела взгляд, – есть некоторые мужчины, которые получают удовольствие только в том случае, если они насилуют женщину. Они держали меня для таких.

Я вспомнила синяки, которые видела на ней, и почувствовала подступившую тошноту, но я знала и то, что женщины, воспитанные для профессии Эдны, были также обучены притворству и обману. Я знала, что синяки могут быть нарисованы на коже соками растений, а истощение быть умышленным, но не могла заставить себя прогнать Эдну: она была опытной служанкой, опрятной, говорила по-французски и была преданна при дворе только мне и Бруно.

Пока мы разговаривали, Эдна продолжала меня одевать. К тому времени, как я решила для себя, что должна оставить ее, так как рассказ, который она поведала, произвел на меня большое впечатление, она закончила шнуровку моего корсета. Я села на сундук и указала ей на другой.

– Ты хотела бы остаться у меня служанкой?

Эдна начала громко всхлипывать. В первый день она тоже плакала, но молча. Она соскользнула с сундука и поползла к моим ногам, наклонилась и поцеловала их. Я схватила ее за руку и резким движением подняла на ноги.

– Никогда не используй больше таких экстравагантных манер в обращении со мной, – сказала я. – Мои люди верны мне до смерти, но они не пресмыкаются. Я понимаю, ты согласна быть моей служанкой.

Все еще не в состоянии сказать ни слова из-за энергичных всхлипываний, она энергично закивала.

– Очень хорошо, я приму тебя и вот на каких условиях. Тебя будут кормить, и кормить хорошо. Я прослежу, чтобы у тебя была приличная одежда, подходящая для любой погоды. Вот и все, что я обещаю. Возможно, время от времени сэр Бруно будет давать тебе немного денег, но мы люди небогатые. Что касается твоих обязанностей, то по большому счету ты будешь делать то, что уже выполняла: стирать нашу одежду, застилать постель и все в таком же роде. Кроме того, тебе нужно будет научиться шить и, возможно, вышивать. Ты слишком стара, чтобы учиться прясть и ткать.

Она все еще раболепно стояла передо мной, пытаясь совладать со своими рыданиями, и только выдохнула:

– Я буду делать все, что угодно, научусь чему угодно, если мне только можно остаться у вас. Только будьте терпеливы ко мне, не выгоняйте меня за…

– Единственное, за что я выгоню тебя, это воровство или ложь мне или сэру Бруно. Я знаю, воровство – обычное дело для людей твоей профессии, и ты не считаешь его чем-то неправильным, но я его не потерплю. Я говорю не только о воровстве у меня или сэра Бруно (не думаю, что ты будешь настолько глупа, чтобы делать это), но если ты украдешь что-нибудь и у любого другого, я выгоню тебя на улицу, где бы мы ни были. Я также не потерплю лжи, но только лжи мне или сэру Бруно. Невозможно быть слугой при дворе без того, чтобы не обманывать других; только не будь большой фантазеркой, чтоб тебя не уличили во лжи.

Я не могла не улыбнуться, сказав это, а Эдна вытерла слезы и робко улыбнулась в ответ.

– Мадам, – прошептала она, – нам не разрешалось воровать. Туда приезжали большие господа, и если бы кто-нибудь обнаружил пропаже перстня или денег, смерть или увечье были бы наказанием для всех нас. Но во вранье я преуспела.

– Хорошо. Тогда помни эти уроки, так как здесь наказание будет не менее серьезным и тебе придется нести его одной. Но что касается лжи, мы должны сразу же начать с нее. Из собственных соображений я хочу избегать придворных дам, насколько это возможно. Поэтому я скажу королеве, что сэр Бруно обременил меня исключительно глупой и неуклюжей служанкой, которую я должна дрессировать как собачонку. – Я кивнула. – Твои синяки могут быть кстати. Ты могла бы показать несколько небольших другим служанкам в доказательство того, что была наказана за глупость. Так как ты говоришь, что отлично умеешь обманывать, я возлагаю на тебя объяснение того, где Бруно нашел тебя и почему ты разговариваешь по-французски. Но если ты рассказываешь какую-нибудь историю, то потом не изменяй ее, так как ты будешь жить с другими слугами и многие повторят этот рассказ своим хозяйкам.