Трое в Долине - Юрий Никитин

Мрак подумал, сказал почти весело:

— Спасибо на добром слове. Тарх, отдай девке крылья.

С недоверием смотрела, как молодой парень развязал мешок, бережно вытащил ее крылья, начал расправлять перья. Еще не веря, она протянула руку, он не отпрыгнул, дразнясь, не спрятал крылья за спину, даже не укусил за протянутую руку.

Другие два смертных тупо топтались по вязкой жиже, всматривались в туман на той стороне широкой поляны. По всей поляне, покрытой ровным зеленым мхом, вздымались высокие мшистые кочки. Похоже, даже эти люди знали, что пройти можно только по ним, а стоит чуть соступить — тонкий мох прорвется, а там холодная черная вода...

За их спинами послышался довольный вскрик. Берегиня, уже с крыльями за спиной, преобразившаяся, медленно отступала, теперь в ее глазах были страх и желание оказаться от них как можно дальше. Мрак успокаивающе помахал рукой:

— Крылья в порядке?.. Ну лети, лети, насекомая.

— Она больше похожа на лебедя, — поправил Таргитай. — Правда, у лебедя ноги кривые и кричит противно...

Она подвигала крыльями, можно взлететь с места, можно отбежать, взлететь с разбега. Эти странные люди со странным ожиданием и надеждой смотрели на темное гадостное болото, на нее внимания оскорбительно уже не обращали.

— И это все, — спросила она, — чего вы хотели?

Олег и Таргитай одновременно кивнули, а Мрак отмахнулся:

— А что ты еще можешь?

— Ну...

— Ничего ты не можешь, пернатая, — сказал Мрак сожалеюще, — а нам пока не до плясок на лугу.

Она отступила на шаг, повернулась, все невольно засмотрелись на длинные стройные ноги. Пробежала несколько саженей, подпрыгнула. Крылья подхватили ее гибкое стройное тело, понесли. На солнце ярко блеснули серебряные перья, затем сверкающая фигурка на лебяжьих крыльях скрылась за лесом.

Таргитай завистливо посмотрел вслед:

— Если бы я мог... Олег, а ты почему не вот так? Некрасивый, да?.. А я бы все равно летал. На землю бы только поесть да... Хоть то можно на лету. Особенно, когда вы там внизу...

А Олег проводил улетающую берегиню долгим задумчивым взором, в котором были недоумение и неприкрытая досада:

— Ну и что?

— Как что? — не понял Мрак.

— Что, говорю, мы от нее получили?

— Ну, вывела нас к Болоту. Как мы и хотели.

Олег покачал головой:

— Болото мы могли бы найти и сами. И Упыря над упырями. Пусть на полсуток позже. Ну, торопимся, каждый миг на счету — это понятно. Я говорю, что если кому удается увидеть берегинь, да еще вот так... в реке, уже считает себя счастливым на всю жизнь. Ему, говорят, потом всегда везет, хотя это, конечно же, брехня. Но о таком счастливце рассказывают из поколения в поколение. А если какому удается и вовсе крылья спереть, то требует и девку в жены, и все, что за девку дадут... Словом, на дурику хапает сколько сможет. А мы?

Таргитай почесал в затылке, на юном лице появилось выражение запоздалого сожаления. Мрак с интересом смотрел на помрачневшее лицо волхва:

— Олег, это говоришь ты? Я уж тебя в праведники начал заносить... А ты вроде бы еще не совсем пропащий.

Олег огрызнулся:

— Да устал я. Устал, понимаешь?

Таргитай услужливо подсказал:

— Мы скоро отдохнем, там ты ляг, полежи, а я хворосту натаскаю. И мяса нажарю, если Мрак что-нибудь собьет. А ты полежи, отдохни, помысли. Я тебе свою волчовку под голову положу. Хочешь, ноги укрою.

Олег сказал сердито:

— Ноги что, им еще бежать и бежать. А мысли столько бегали по кругу, что уже языки высунули, будто за оленем целый день по чаще, по завалам, по топкому болоту, где то одна топла, то другая вязла... У меня уже мыслей живых не осталось! Дохнут чаще, чем рождаются.

Мрак молча пошел по краю болота, а когда Таргитай с Олегом догнали, он бросил через плечо:

— Олег, ты умнеешь чересчур быстро.

— Это плохо? — крикнул Олег.

Ответ донесся глухой, сдавленный, Мрак как раз перепрыгивал высокую валежину, но Олег расслышал даже глухое предостережение в голосе оборотня:

— Опасно.

— Почему?

— Не знаю. Чувствую.

Олег умолк, разочарованный, даже злой на себя, что прислушивается к Мраку, который в жизни уповает только на крепость мышц, на волчий нюх и зоркий глаз. Да еще на крепкую мужскую дружбу. Но все это есть и в стае волков, они только сильны, у них хорошие глаза и нюх, а с крепкой волчьей дружбой тоже все в порядке: нападают стаей, друг другу помогают.

— Но я человек, — прошептал он в тоске. — Я не хочу жить как звери... Не хочу жить и как люди, что все... и хорошие, и плохие... как звери...

Дерево выпрыгнуло сбоку так стремительно, что он не успел уклониться, голову потряс мощный удар. В глазах вспыхнули солнца. В ушах загудело, загукало, и он некоторое время бежал на подгибающийся ногах, почти ничего не видя, пока не выступили, как сквозь туман, деревья и коряги.

Мрак молчал, не хотел бередить рану, но разочарование теребило и его мохнатую душу. Как-то все не по-людски. Понятно, они спасли мир, а теперь кинулись, не вытерев сопли, спасать и все человечество. Таким доблестным героям вроде бы не к лицу то, чего ждут от простых лесных мужиков, но все же обидно, что эти простые мужики получают этих простых радостей больше, чем они, спасшие мир... Пусть не обязательно все начнут целовать их в задницу, но колет как заноза, что никто про их геройство ни ухом, ни рылом. Гораздо приятнее было бы, если бы в самом деле все бросились целовать их ниже спин, а они в ответ так это скромно: да пустяки, да не надо, да что вы, да мы все задаром, мы для общества старались... А им кричат славу, девки для них срывают венки со своих голов и бросают под ноги, сами кидаются... а они скромно так это отказываются... Ну почти всегда отказываются.

Они почти плыли в этом уже не влажном, а мокром воздухе. Деревья остались позади, а из теплой гнилой воды торчали странные водяные растения: непомерно толстые, мясистые. Вместо листьев — отростки толщиной с палец, наполненные не то болотной водой, не то слизью.

Над головами носились, блестя слюдяными крыльями, стрекозы, такие огромные, что Олег пугливо пригибался, когда проносились близко. Размером с ворон, лапы страшные, крючковатые, а в неживых глазах отражается и он, такой маленький, и Мрак с Таргитаем, нелепо перевернутые, раздутые...

Пахло гнилью, но не привычной и даже приятной гнилью леса, когда жуки и муравьи вовсю крушат истлевшие пни, а жирной и отвратительной, словно на жаре разлагаются трупы. Вода коричневая, темная, с трупными пятнами.

Мрак раздраженно осматривался, а когда над головами захлопали крылья, он молниеносно сорвал с плеча лук. В низких испарениях, плотных, как кисель, и темных, как пар от нечистой одежды, пролетели обыкновенные гуси.