Малахольный экстрасенс - Анатолий Федорович Дроздов

Получилось не хуже. Так и переходил из палаты в палату, пока не исцелил последнего пациента. В ординаторской попросил ожидавших там врачей заняться детьми, а сам сел пить чай. Хотелось есть. Я добивал последний бутерброд, когда в ординаторскую влетела Людмила Григорьевна.

– Что происходит, Михаил Иванович? – закричала с порога. – Мои все здоровы. Рефлексы в норме, конечности подвижны, можно выписывать.

– Вот и займитесь, – посоветовал я.

– Но как?.. Восемнадцать детей! За два часа! Раньше дни уходили.

– Няма таго, што раньш было, – ответил я словами из популярной песни и подмигнул. – Выходим на высокую орбиту, Людмила Григорьевна.

Она изумленно посмотрела на меня, но сказать ничего не успела – в ординаторскую ворвался второй врач, Константин Семенович, в обиходе просто Костик.

– Михаил Иванович!.. – он не завершил фразу, задохнувшись от чувств.

– Дети здоровы, рефлексы в норме, можно выписывать, – завершил за него я. – Все нормально, Константин. У меня новые способности открылись. Теперь двинем очередь. В свете изменившихся обстоятельств полагаю, что следует отказаться от госпитализации детей и перейти к амбулаторному приему.

– А мы? – в один голос спросили врачи.

– Как без вас? – успокоил я. – Первичный прием, заполнение карточек, окончательное обследование исцеленных – работы хватит. Возможно, придется людей набирать. Поговорю с главным врачом.

Не успел сказать, как позвонила секретарша Терещенко и передала приглашение главного зайти. Отправился. Успокоил Яковлевича, сообщив ему о новых перспективах. По загоревшимся глазам понял, что теперь можно не волноваться. Защищая нас, ляжет на амбразуру. А то! Думает, я не знаю о «благодарностях» от больных? Ага! Приезжают в Минск родители из Грузии, платят в кассу 500 рублей, и на этом все? Или из Армении… Как я к этому отношусь? Спокойно. Яковлевича предупредил: бедных раздевать нельзя, а богатые могут раскошелиться. Мне хватает – на счету кооператива четверть миллиона рублей. В любой момент могу снять, сколько захочу. Только тратить деньги не на что, а через пару лет они превратятся в труху.

После Яковлевича меня потащили в Красный уголок. Там собрался штаб восстания: председатель профкома, члены комитета, секретарь комсомольской организации. Меня познакомили с обстановкой, сообщили о принятых мерах и заверили, что милиции не отдадут.

– Спасибо, товарищи! – поблагодарил я. – А теперь вопрос: сколько в клинике людей? Тех, которые не должны быть по работе?

– Где-то полторы сотни человек, – сообщил председатель профкома. – К персоналу присоединились родители детей. Не хотят уезжать, хотя мы уговаривали.

– Их кормили?

– Обращались к Терещенко, – вздохнул председатель. – Запретил брать продукты со склада. Дескать, только для больных. Что до нас, то здесь не держит. Голодные могут отправляться по домам. Бутербродами перекусили, но холодильники пусты.

– Решим вопрос, – сказал я и отправился в ординаторскую. Там достал из портфеля общую тетрадь, полистал, нашел нужный номер и сел к телефону.

– Слушаю, – отозвался абонент.

– Здравствуйте, Тимофей Ильич, – поприветствовал его я. – Мурашко беспокоит. Есть возможность помочь вашей беде.

– Это правда, Михаил Иванович? – голос его дрогнул. – Вы же говорили…

– Обстоятельства изменились, – сообщил я. – Согласны?

– Да! – поспешил он.

– Приезжайте прямо сейчас.

– Понял, – тон голоса в трубке сменился на деловой. – Что с меня?

– Здесь полторы сотни голодных людей. Накормить нужно. Слышали про события в клинике?

– Все «голоса» трубят, – хмыкнул он. – Ждите, скоро буду.

– Подъезжайте к центральному входу, – сообщил я. – Во двор не получится – ворота заблокированы.

Не прошло часа, как перед клиникой остановились «Волга» и грузовик-фургон. Из легковушки вышел Тимофей Ильич и заспешил ко мне.

– В грузовике сало, колбаса, хлеб, тушенка, – сообщил, пожав руку. – У вас есть пищеблок?

– Разумеется, – кивнул я.

– Два мешка гречки прихватил, сварите себе кашу. Ну, и еще кое-что.

Услыхав про гречку, члены забастовочного комитета за моей спиной шумно выдохнули. Жуткий дефицит в СССР!

– Разгрузите, товарищи! – сказал им. – Идемте, Тимофей Ильич!

Я отвел директора торга в процедурную, где уложил на кушетку, попросив снять пиджак с рубашкой и майку. По уму не требовалось, но зачем светить возможностями? Взял стул, присел рядом, маскируясь, положил руку на живот. Что у нас? В наличии цирроз печени – профессиональная болезнь руководящих товарищей. Пьют много. Стадия не терминальная, но уже на грани. Налицо асцит – скопление жидкости в брюшной полости. Выглядит директор – краше в гроб кладут. Кожа на лице серая, черты лица заострились. В прошлой раз, осмотрев Ильича, я развел руками – не в моих силах. Почему не попытаться теперь? Мужик смелый, продукты подогнал, не побоялся. Хотя ему уже все равно…

– Лежите смирно! – велел я. – Будет неприятно.

Повозился. Печень исцелять пришлось слоями, вся не поддавалась. Я словно вытеснял здоровой тканью фиброзные узлы, затем опускался ниже и повторял. Так компьютерный томограф препарирует орган, выкладывая на экран проекции слоев. Только я еще исцелял. Завершив с печенью, поправил пациенту сердечко – износилось. Встал.

– Вот и все, Тимофей Ильич! Жидкость в брюшной полости уберет хирург, а возможно, рассосется сама. Остальное в порядке.

Он сел и посмотрел на меня. А ведь не узнать: кожа порозовела, черты лица словно мясом обросли. Другой человек.

– Хм! – он встал и прошелся по процедурной. – Как двадцать лет сбросил. Михаил Иванович, вы кудесник! Что с меня? Ничего не пожалею!

– Не рассказывайте никому, – попросил я. – Этого хватит. За остальное расплатились.

– Спасибо! – он горячо потряс мне руку и стал одеваться.

«Водочкой не увлекайтесь», – хотел добавить я, но промолчал. Бесполезно. Даже в двадцать первом веке при лечении цирроза главное – убедить пациента отказаться от спиртного или хотя бы сократить дозу. Не всегда получается…

Проводив Ильича, я отправился в столовую – хотелось есть. Надеюсь, выделят целителю миску каши. Открыв дверь, замер в изумлении. За составленными столами сидели люди – врачи, сестры, санитарки, подсобные рабочие вперемешку. На столах – тарелки с нарезанными колбасой, салом, хлебом. И… бутылки с водкой. Блядь, она откуда?

– Михаил Иванович! – подскочил ко мне председатель профкома. – Хорошо, что вы пришли – хотели посылать. Без вас не начинали.

– Водку где взяли? – спросил я.

– Так в машине была, – пожал он плечами. – Пять ящиков.

Это сто бутылок. Ну, Ильч! Удружил…

– А еще две большие коробки с сигаретами, – добавил председатель. – Курильщикам раздали. Они в восторге. Проходите, Михаил Иванович! Вот ваше место, – он указал на стул во главе стола. – Сейчас кашу подадут.

Блядь! Ну, и что делать? Ладно. Если не можешь событие предотвратить, остается возглавить. Я прошел к указанному месту и опустился на стул. Председатель профкома взял бутылку, сорвал пробку-бескозырку и набулькал мне в стакан до половины.

– Скажи слово, Иванович! – предложил.

Я поколебался и встал. Если уж пошло…

– Друзья! Первым делом хочу поблагодарить, что отбили у милиции, не дав совершится произволу. Только дело не во мне. Так ведь могут и в