И все-таки это судьба (сборник) - Лариса Райт

– Почему вы сейчас не хотите ее разыскать?

– А зачем? Ее боль от потери уже прошла. А мне уж помирать скоро. К чему ей новые страдания?

– Вы странная!

– Да. Необычная. – Она согласно кивнула и замолчала. Потом заметила философски: – Вот такая сложная штука жизнь.

Мы помолчали. Антонина налила по новой порции чая.

– А с кладовщицей-то как получилось? – напомнила я.

– Да. – Соседка улыбнулась. – А вот это действительно забавная история. Ну разве не смешно назначать заведовать складом человека, сидевшего за растрату? Так было дело. Посадили ведь меня с конфискацией. Так что ни квартиры, ни прописки. Но, знаешь, оттуда выходят либо поломанными, либо решительными и со связями. А меня разве сломаешь? Нашли мне хлопчика, что за бутылек и прописал, и расписался. Еще и долг супружеский хотел выполнять, дурень, но тут я его пыл быстро остудила. Ну, площадь, конечно, приходилось делить и с ним, и с его дурной компанией. А куда съедешь? Заработка и на съемную комнату не хватит. Я ж опять в санитарки устроилась, а там как платили гроши, так и по сей день платят. И не скажешь ведь, что за эти деньги работа непыльная. – Она снова засмеялась, но теперь уже с нескрываемой горечью. – Я себе еще побольше старалась смен набирать, чтобы пореже с муженьком встречаться. И так, знаешь, мне эта жизнь осточертела, так надоело эту шайку горя хлебать, что мелькнула у меня шальная мысль о смене фамилии. Тогда как раз в моду всякие хиромантии-астрологии вошли. Говорили, многое в имени да в фамилии заложено. Ну, с именем я как-то не рискнула, а фамилию решила сменить. И не поверишь – сразу поперло. Как сдала документы – через три дня допился мой благоверный. Осталась я при квартире, ничем особо не заслуженной. Я его за это отблагодарила, как могла. И поминки устроила, и могилку хорошую справила, и памятник на ней потом поставила.

Но до этого еще одна радость случилась. Получаю новый паспорт, а там штамп о судимости забыли поставить. Я чуть с ума не сошла от счастья – везение какое. Это ведь только кажется: откинулся и свободен. Нет, туда не ходи, там не работай, сюда не суйся. А у меня опять на все карт-бланш появился. И, знаешь, так мне захотелось всему миру объявить, что вовсе я не воровка, что решила я специально на материально ответственную должность устроиться. Да и, честно говоря, надоело за дерьмо отвечать, хотелось за что-нибудь более существенное. А на складе… там и мебель, и сантехника, и плитка, и продукты – изобилие товаров. И вообще оказалось интересно работать. Вот где характер мой пригодился. С грузчиками договариваться – уметь надо. Да и за складом смотреть – целая наука. То одно прохудится, то другое, за товар тоже надо отвечать: чтобы не испортился, не замерз, не потек, не потрескался. Я всегда хозяевам звонила, говорила, снимите другую секцию, или утеплите, или перевезите. А один раз нас грабануть хотели. Хлопцы мои все лапки вверх, стоят, зенками моргают. А на меня обрез наставили. Бери, говорят, ключи, открывай секции. А я вместо ключей из кармана электрошокер вынула и тому, что с обрезом, по полной влепила. Тряхануло его – мало не показалось. Тут мои пацаны и опомнились, скрутили второго. А на складе у нас один строительный магнат свои грузы хранил, вот он мне по сей день благодарен, что состояния не лишился. Так и сказал тогда: «Если что надо, баба Тоня, не стесняйтесь». Я и не просила ничего. Потом решила на природу переехать. Квартиру продала, а дом самой строить – не потяну, да и какие материалы хорошие, тоже не знаю. Попросила его поспособствовать – и не обманул, все сделал в лучшем виде.

– А дорогу с прудом тоже он?

– Он только скамейки пробил, а остальное местное начальство подсуетилось.

– Местное? А зачем?

– А затем, что им птичка на хвосте донесла, что у друга губернатора здесь участок и губернатор как раз к нему в гости собирается.

– Так просто? – изумилась я.

– А что ты удивляешься? Разве не поняла еще, что в жизни есть вещи намного сложнее? Ладно, засиделись мы. Тебя, наверное, дети потеряли. Иди уж. С меня на месяц разговоров хватило. – Антонина тяжело поднялась из-за стола и, прихрамывая, понесла чашки к раковине.

– Давайте я! – подскочила я в ту же секунду.

– Вот еще! Что я, двух чашек не помою?

– А зачем вы из города уехали? – обернулась я на пороге.

– Там пятый этаж, дом без лифта. С моим артритом на улицу не выйдешь. А здесь свежий воздух, дышится хорошо, может, и поживу еще, зачем только – не знаю?

– А за продуктами как ходите?

– Их деревенские приносят. Меня ж председатель пытал, кто я да откуда. Я и сказала: отставной хирург. И полетела весточка. То один придет нарост на руке посмотреть, то другой с мигренью, то третий с болями в желудке. Отсюда по врачам не наездишься, а я под боком. Сплошная взаимная выгода и круговая порука. А один с фурункулом заявился, так пришлось старое вспомнить – ножичком поработать. Вот такие дела. Так что имей в виду. Ежели какая напасть случится по мелочи, заходи – помогу.

– Спасибо. – Повинуясь внезапному душевному порыву, я крепко обняла старушку. Да, сейчас Антонина действительно казалась мне старушкой. Гордой, сильной, независимой, но очень несчастной старушкой с железным характером.

Дома я никак не могла отделаться от мыслей об Антонине. Меня то раздирала жалость, то съедала зависть к несгибаемой воле и силе духа. Я бы сломалась на первом же испытании.

Витая в облаках, я забыла приготовить ужин, а когда спохватилась, то переварила сосиски и пересолила макароны. Домашние были удивлены. Дети сморщили носы и надули губы, а муж и вовсе обозвал тетерей. Я не обиделась. У меня был мягкий характер. Я не могла ничего пробить, никуда устроиться и выносить удары судьбы. Но у меня был ворчливый, но родной муж, не слишком воспитанные, но все же хорошие дети, да и сама я была нерасторопной, слишком скромной, очень нерешительной, но все же счастливой тетерей.

На следующий день мы уезжали. Соседское окно светило вслед нашей машине, и только мне свет его казался безнадежно грустным.

Каждому свое

Она редко появлялась на детской площадке. Ей было некогда. Она вообще с трудом понимала, как ухитрилась произвести на свет тех, кто под бдительным присмотром няни катался на горке и качелях. Она долго собиралась с духом. Сначала убедительной отговоркой была молодость, даже юность. Она говорила о том, что по нынешним меркам эта прекрасная пора может длиться лет до тридцати пяти. Конечно, бабушка вздыхала, мама говорила: «Дело твое» – и поджимала губы, любопытные и не слишком тактичные соседки по подъезду заявляли прямо: «Надо рожать». Она внимания ни на что не обращала. Так, иногда думала между делом, что соседки дуры. А если у человека проблема? Если он переживает? Как можно так бесцеремонно вторгаться в чужую жизнь?! Маме с бабушкой всегда отвечала одинаково: