Авантюристы - Густав Эмар

— Вы добрый слуга, Бирбомоно, я благодарю вас.

— Я только исполнял свой долг, ваше сиятельство… Как только разбойники оставили ее одну, я приблизился к моей госпоже и проводил ее в город. Через несколько дней после нашего приезда сюда моя госпожа переоделась в мужскую одежду, тайно вышла из дома в сопровождении меня и фрея Арсенио, который не хотел ее оставлять. Она привела нас на берег, к бухте, где уже ждал один пират. Этот человек опять имел продолжительный разговор с моей госпожой, потом, посадив нас в пирогу, отвез на испанскую бригантину, дрейфующую у берега; после я узнал, что эта бригантина была нанята фреем Арсенио по приказанию моей госпожи. Как только мы поднялись на это судно, оно вышло в открытое море; пират вернулся на берег в своей пироге.

— Что за сказки ты мне рассказываешь, Бирбомоно!

— Сеньор, я говорю вам чистую правду, как вы меня и спрашивали, ничего не прибавляя и не убавляя.

— Хорошо, я тебе верю, но все это так невероятно…

— Перестать мне, ваше сиятельство, или продолжать мой рассказ?

— Продолжай, черт побери! Может быть, среди всего этого хаоса блеснет какой-нибудь свет.

— Наша бригантина начала лавировать между островами, рискуя попасть в руки разбойников, но каким-то непостижимым чудом сумела пройти незаметно, так что через неделю мы добрались до острова, имеющего форму горы, называющегося, кажется, Невис и отделенного только узким каналом от острова Сент-Кристофер.

— Но вы сами мне сказали, что Сент-Кристофер — притон пиратов?

— Точно так, ваше сиятельство… Бригантина якорь не бросала, а только спустила шлюпку. Мою госпожу, монаха и меня посадили в эту шлюпку и высадили на остров. Только поставив свою крошечную ножку на берег, графиня обернулась ко мне и взглядом приказала оставаться в шлюпке. «Вот письмо, — сказала она, подавая мне бумагу, — ты отвезешь это письмо на Сент-Кристофер, отыщешь там одного знаменитого пирата, которого зовут Монбар, и отдашь ему письмо в собственные руки. Ступай, я полагаюсь на твою верность». Что я должен был делать? Повиноваться, не так ли, ваше сиятельство? Матросы на шлюпке, как будто зная, куда надо меня везти, пристали к острову Сент-Кристофер. Мне удалось встретиться с Монбаром и отдать ему письмо, после чего я скрылся. Ожидавшая меня шлюпка доставила меня на Невис. Сеньора поблагодарила меня. На закате солнца Монбар приехал на Невис и разговаривал около часа с монахом, пока донна Клара пряталась в палатке; потом он ушел. Через несколько минут графиня и дон Арсенио возвратились на бригантину, которая так же благополучно отвезла нас на Эспаньолу. Монах остался во французской части острова, — по какой причине, я не знаю; графиня и я вернулись сюда и живем здесь вот уже десять дней.

— Что дальше? — спросил граф, видя, что мажордом замолчал.

— Это все, ваше сиятельство, — ответил Бирбомоно. — С тех пор донна Клара оставалась взаперти в своих комнатах и ничто не нарушало однообразия нашей жизни.

Некоторое время граф сидел молча, потом встал, с волнением прошелся по комнате и, обернувшись к Бирбомоно, сказал:

— Хорошо, мажордом, благодарю вас. Молчите обо всем происшедшем; ступайте и помните, что никто в доме не должен подозревать о том, насколько важен наш разговор.

— Я буду нем, ваше сиятельство, — заверил его мажордом и после почтительного поклона удалился.

— Очевидно, за всем этим кроется какая-то ужасная тайна, — пошептал молодой человек, — и сестра наверняка желает, чтобы я разделил эту тайну с ней! Боюсь, что я попался в ловушку. Неужели Клара не могла оставить меня в покое в Санто-Доминго?

Глава XXII. По дорогам

На другой день донна Клара если не совершенно оправилась от волнения, испытанного накануне, то, по крайней мере, находилась в состоянии более удовлетворительном, чем осмеливался надеяться ее брат после обморока, свидетелем которого он стал.

Но ни брат, ни сестра не допустили ни малейшего намека на вчерашний разговор. Донна Клара хотя и была очень бледна и особенно слаба, выглядела веселой и даже, опираясь на руку графа, немного погуляла в саду. Но брат не обманывался на ее счет; он понял, что сестра жалеет о том, что говорила с ним слишком откровенно, и старается ввести его в заблуждение относительно своего истинного душевного состояния. Однако он не показывал этого и, когда сильная дневная жара немного спала, выразил намерение осмотреть окрестности, желая тем самым дать сестре возможность побыть одной. Взяв ружье, он отправился верхом в сопровождении мажордома, вызвавшегося служить ему проводником. Донна Клара не удерживала его; напротив, она была очень рада представившейся на несколько часов свободе.

Молодой человек поскакал с лихорадочным нетерпением; он находился в сильном волнении, в котором сам не мог дать себе отчета. Несмотря на свой эгоизм, он принимал живейшее участие в несчастье сестры. Ее кроткая безропотность невольно трогала его сердце. Он был бы рад подарить хоть сколько-нибудь радости этому сердцу, разбитому горем. С другой стороны, странный рассказ мажордома беспрестанно приходил ему на память и в высшей степени подстрекал его любопытство. Однако он ни за что на свете не хотел расспрашивать сестру о темных сторонах этого рассказа или хотя бы даже намекать ей, что ему известно о ее общении с флибустьерами острова Сент-Кристофер.

Граф ехал с мажордомом по равнине, охотился и разговаривал о посторонних предметах, но никак не мог выкинуть из головы рассказ мажордома. Внезапно он обернулся к своему проводнику.

— Кстати, — заметил он как бы невзначай, — я еще не видел духовника моей сестры; как, вы сказали, его звать?

— Фрей Арсенио, ваше сиятельство, францисканец.

— Чего же он прячется?

— Я уже объяснял вам вчера причину, ваше сиятельство.

— Может быть, я не спорю, но у меня все так перемешалось в голове, — возразил граф с притворным равнодушием, — что я не помню, что именно вы мне говорили об этом. Вы обяжете меня, если повторите.

— Пожалуйста, ваше сиятельство. Фрей Арсенио оставил нас в ту минуту, когда мы приехали сюда, и с тех пор не показывался здесь.

— Странно… А донну Клару, кажется, вовсе не тревожит это продолжительное отсутствие?

— Не тревожит, ваше сиятельство; сеньора ничего не говорит о фрее Арсенио и даже не осведомилась, вернулся ли он.

— Все это очень странно, — пробормотал молодой человек. — Что значит это таинственное исчезновение?

После этого граф быстро прервал разговор и опять занялся охотой. Прошло уже несколько часов с тех пор, как они выехали из дома и незаметно отъехали довольно далеко. Солнце клонилось к горизонту. Граф хотел уже возвращаться, когда вдруг из леса, от которого всадники были отделены только кустами, послышался треск ломаемых ветвей, и несколько быков выскочили на равнину, преследуемые — или, лучше сказать, подгоняемые — десятком ищеек, которые выли от бешенства и кусали их. Быки, штук семь или восемь, промчались, как ураган, мимо лошади графа, которая от неожиданности так испугалось, что с минуту оставалась неподвижна, не зная, что ей делать. Свирепые животные, преследуемые собаками, вдруг резко повернули и бросились обратно в лес, но в эту минуту раздался выстрел и один бык, пораженный в голову, упал на землю. В то же мгновение из леса выскочил человек и бросился к быку, лежавшему неподвижно и полускрытому высокой травой. Этот человек, по-видимому, не замечал испанцев, он шел большими шагами, на ходу заряжая свое длинное ружье, из которого сделал такой искусный выстрел. Все произошло так быстро, что дон Санчо еще не успел опомниться от удивления, когда мажордом наклонился к нему и тихим, прерывающимся от страха голосом шепнул: