Стинг. Сломанная музыка. Автобиография - Стинг

в день и сами таскаем свое оборудование в ночные клубы, рестораны и дискотеки. Свободное время я провожу за чтением романа Германа Мелвилла «Моби Дик», который взял с собой специально в это морское путешествие. Я читаю параграф, после чего мечтательно смотрю, как серые воды английского канала превращаются в синь Бискайского залива.

В этот день мы попадаем в первый шторм. Море весь день было неспокойным, к вечеру начинается настоящая буря и корабль сильно качает. К счастью, у меня никогда не было морской болезни, но как раз вечером мы должны играть в кормовой части корабля, над винтами, в месте, где качка ощущается наиболее сильно. Барабанная установка Ронни стоит на ковре, и во время выступления начинает скользить по гладкому полу. Я просто стою и покачиваюсь вместе с движениями корабля, клавиши Джерри привязаны, а вот бедный Ронни с барабанами разъезжает из стороны в сторону. Каждый раз, когда он наклоняется к микрофону, чтобы петь, тот или уезжает от него, или грозит ударить его прямо в лоб. То, что Ронни умудряется играть в таких условиях, – доказательство того, что он отличный барабанщик и опытный моряк. Все нормально, вот только я не знаю, как долго каждый из нас сможет все это выдержать. Периодически я слышу, как винты под нами ревут, крутясь в воздухе. На танцполе сначала топталось несколько неустрашимых пар, которые позже тоже ушли, и танцпол опустел.

Из угла зала с усмешкой на лице за нашей работой наблюдает старший стюард, после чего спокойно идет через зал в нашу сторону. Он ступает по полу, словно идет по суше, такой же расслабленный, как будто находится на Оксфорд-стрит. Мне становится немного не по себе.

«Ладно, можете заканчивать, зрителей больше нет».

Старший стюард уже собирается уходить, как его взгляд падает на мои ноги.

«А чего это у тебя на ногах?»

Я опускаю глаза.

«Теннисные туфли, сэр».

На его губах появляется презрительная усмешка, которая могла бы быть на лице капитана Ахава в момент, когда тот увидел кита, но мне совершенно непонятно, почему мои тенниски вызвали у него такую сильную реакцию.

«И интересно, почему ты их надел?» – спрашивает стюард, убедившись, что на ногах двух остальных музыкантов надеты уставные черные туфли.

«Потому что в них удобнее, сэр».

«Мне совершенно наплевать, удобнее в них или нет. Если я еще раз увижу тебя на сцене в теннисках, ты сойдешь с судна в Гибралтаре».

«Понял, сэр».

Он отходит от нас таким же уверенным шагом, как и ранее. Ронни на меня разозлился.

«Я же говорил, что ты несерьезно относишься к своей работе. Теперь он будет за нами внимательно следить», – бурчит он.

Шторм продолжается весь вечер. В ту ночь мне снятся корабль «Пекорд» и белые теннисные туфли.

К утру шторм утихает, и я прогуливаюсь по открытым палубам. Мне нравится быть в море. Мне нравится постоянное поступательное движение, которое, как кажется, никогда не подойдет к концу. Мы движемся на юг, и воздух постепенно становится теплее. Я думаю о Фрэнсис, которая кое-чем пожертвовала ради наших отношений. Я думаю о ребенке, который растет в ее животе, и размышляю, каким отцом стану. Я не хочу, чтобы наши отношения с сыном были похожи на мои отношения с отцом. Но мой отец чувствовал, что стал узником, заложником обстоятельств, вот в чем главная разница между нами. Я никогда не превращусь в заложника обстоятельств, моя жизнь будет другой. Потом меня посещает следующая мысль: я буду постоянно двигаться, как этот корабль.

От этих мыслей меня отвлекает появление Джерри, вид у которого встревоженный.

«Ронни на тебя очень зол», – произносит Джерри, затягиваясь сигаретой.

«Я в курсе», – отвечаю.

«Его только что вызывал старший стюард и сообщил, что сегодня вечером мы будем играть не для пассажиров, а для команды».

«Вот как?»

«И Ронни считает, что это способ нас наказать».

«С чего это он взял?»

«Не знаю».

В тот вечер, когда за бортом блестят огни побережья Испании, мы заносим музыкальное и звуковое оборудование в глубокие недра трюма. Спускаясь по узким лестницам туда, куда не проникает дневной свет, мы проходим по железным коридорам с устрашающего вида дверцами перегородок и в конце концов оказываемся в шумном и жарком машинном отделении. Мы проходим по качающемуся подвесному мостику, расположенному над шестью огромными турбинами общей мощностью 80 000 лошадиных сил, изготовленными компанией Parson’s в Ньюкасле. В такие глубины трюма мы еще ни разу не попадали. Странное чувство, когда несешь клавиши через помещение машинного отделения. Снизу на то, как мы осторожно тащим клавиши по узкому мостику, смотрят потные лица механиков. С противоположной стороны машинного отделения расположены жилые помещения команды, а также неопрятного вида столовая с небольшой сценой. За одним из столов гоанцы играют в карты, пара англичан бросает дротики дартса. Все поднимают на нас глаза, несколько секунд внимательно смотрят, после чего возвращаются к своим занятиям, словно нас не существует.

«Милая обстановка», – говорит Джерри, осматривая помещение, освещенное свисающими с потолка лампами без абажуров.

«Перестань, – произношу я, – мы играли в местах и похуже».

Мы устанавливаем клавиши и возвращаемся за барабанной установкой. Снова проходим через машинное отделение, идем по длинным коридорам и поднимаемся по крутым лестницам до тех пор, пока не выходим на одну из открытых палуб.

Когда мы снова возвращаемся в столовую для членов команды, здесь уже произошли кое-какие изменения. Вид помещения такой же неопрятный, но вместо одной из лампочек повесили диско-шар, а вместо части других обычных лампочек вкрутили красные и синие лампы, отчего все стало похоже на подготовленный к празднику грот. Гоанцы, по-прежнему не обращая на нас внимания, играют в карты, но постепенно подтягивается публика. Люди с напитками в руках становятся вокруг сцены, и я замечаю, что среди них довольно много женщин. Или как мне кажется женщин, потому что в помещении достаточно темно.

Чтобы разогреть зал, мы начинаем программу с инструментальной композиции Way Down East Ларри Адлера. Она дает возможность Джерри показать свое мастерство. На танцпол перед сценой выходит несколько пар. Тут я замечаю, что у женщин в публике огромные бицепсы, татуировки, и из глубоких разрезов на платьях из китайского шелка с драконами виднеются мощные ноги в туфлях на высоких каблуках. Лица этих женщин в полной боевой раскраске, с огромными накладными ресницами, гигантскими сережками и накрашенными губами.

У Ронни стоически невозмутимый вид, словно все это он не один раз видел и его уже ничем не удивить. Ронни шуршит щеточками по малому барабану, словно взбивающий яйцо повар. Он все еще на