Ануш. Обрученные судьбой - Мартина Мэдден

– Я не понимаю, почему о ребенке этой женщины должна заботиться моя семья! – возмутилась мадам Орфалеа. – Для таких детей существуют специальные учреждения. Я буду счастлива порекомендовать вам одно из них.

Я объяснил, что, хотя нам неизвестен человек, написавший записку, однако же ребенок был принесен нам в то время, когда в Гюмюшхане находился капитан Джахан Орфалеа.

– Что вы имеете в виду, доктор Стюарт? – воскликнула мадам Орфалеа.

– Мы сами пребываем в некотором замешательстве, мадам, – вступил в разговор Генри. – Но записка была недвусмысленной. Ребенка надлежало принести именно в этот дом.

– Позвольте мне прочесть ее.

Я достал листок из кармана и вручил женщине. Она внимательнейшим образом изучила его, прежде чем вернуть мне.

– Я не понимаю, что вы имеете в виду, доктор Стюарт. Это почерк не моего сына, а адрес вообще неточный. Это может быть другой дом по улице Гран Рю. И этот дом, доктор Стюарт, не благотворительное учреждение. Не следует ожидать, что я приму на воспитание армянских сирот лишь потому, что мой сын решил заняться благотворительностью. Вы знаете, какое наказание назначено тем, кто прячет армян? Я бы никогда не подвергла такому риску ни вас, ни вашу семью, и меня оскорбляет то, что вы просите меня о таком одолжении.

– Я думал, вы посочувствуете этому ребенку именно потому, что над ним нависла такая угроза! – воскликнул я, чувствуя все большую неприязнь к этой женщине.

– Мадам Орфалеа, – заговорила Хетти. – Мы с мужем будем счастливы оставить ребенка себе. Лале провела с нами некоторое время и завоевала любовь всех членов нашей семьи. Если у вас нет никаких возражений, в смысле, если никто из вашей семьи не возражает… мы заберем ее с собой в Америку. Генри уверил нас, что проблем с оформлением документов не возникнет.

– Вам мое разрешение не требуется. Я не заявляю о своих правах на этого ребенка. – Мадам Орфалеа широко заулыбалась. – От меня вы не услышите и слова возражения.

– Возражения касательно чего, maman? – Капитан Джахан Орфалеа, молодой человек, которого я видел последний раз в казарме возле старой мельницы, стоял в дверях.

– Джахан, я не слышала, как ты вошел. Ты, конечно, знаешь посла Моргентау, а это…

– Госпожа Стюарт! Доктор Стюарт! Добро пожаловать!

Капитан очень изменился. Он сильно похудел, в углах рта залегли горькие складки. Волосы были всклокочены, одежда висела. Ему явно был безразличен собственный внешний вид. Теперь он был калекой, но не это изменило его. Джахан пересек комнату, остановился возле стула, на котором сидела Хетти, и стал рассматривать ребенка у нее на руках.

– Это та, о ком я думаю?

Хетти посмотрела на Лале, потом встала и жестом показала капитану, чтобы он занял ее место. Очень осторожно она передала Лале капитану. Малышка с любопытством осматривалась. Она моргнула пару раз, вглядываясь в новое, незнакомое лицо.

– Она… она выглядит вполне здоровой! – пролепетал капитан. – Вы сотворили чудо!

Я объяснил, что, когда малышка попала к нам, она была истощена, ее организм сильно обезводился, но она ничем не болела.

– Но зато она очень упряма, – добавил я.

Лале выбрала именно этот момент, чтобы выразить свое недовольство тем, что ее отдали незнакомцу. Ее губки надулись, грудь приподнялась, она открыла рот и закричала.

– Ну, ну, малышка, не плачь, – успокаивал капитан ребенка, покачивая его на коленях.

Лале посмотрела на него и заплакала еще пуще, личико покраснело, белый чепчик прилип к мокрым щечкам. Малышка потянулась к Хетти, которая стояла, застыв и опустив руки, будто превратившись в камень.

– Пожалуй, нам пора уходить, – решил Генри. – Спасибо за гостеприимство, мадам Орфалеа.

Хозяйка коротко кивнула и позвонила, вызывая служанку. Лале плакала все громче, тянулась к Хетти, а у той дрожали губы и слезы стояли в глазах.

– Хетти, пойдем! – сказал я жене, нежно приобняв ее за плечи.

Джахан

Именно мадам Орфалеа решила, что говорить семье и друзьям. Она всем преподнесла историю о том, что ее сын тайно женился на Востоке, его жена родила ему дочь и умерла во время родов. На протяжении недели или двух это известие стало предметом обсуждения в богатых гостиных Константинополя, но вскоре об этом все забыли.

И для Джахана, и для его родных появление в их доме Лале ознаменовало новый этап жизни. Его сестры обожали малышку, баловали ее и спорили, кто будет с ней играть. Азизе, старая кормилица, была счастлива нянчиться с младенцем.

Джахан написал Дилар, которая теперь жила с мужем Арманом в Париже, о своей малышке. Сестра прислала длинное письмо, забросав его вопросами, и сообщила, что сама собирается стать матерью весной.

Джахан не мог наглядеться на дочь и гордился каждым ее достижением: прорезался первый зубик, она попыталась ползать. А застенчивая улыбка Лале напоминала ему улыбку Ануш…

Больше всего его поражала метаморфоза, произошедшая с бабушкой девочки. Все согласились, что Лале похожа на отца как две капли воды, и именно эта схожесть заставила мадам Орфалеа позабыть об армянских корнях малышки. Она старалась не вспоминать и о том, что не приняла ребенка, когда его принесли в дом Стюарты. Теперь женщина относилась к малышке с такой нежностью, какой не испытывала ни к сыну, ни к его сестрам, когда они были маленькими. К тому времени как Лале научилась ползать, малышка неизменно направлялась не к двум обожающим ее теткам, а в распростертые объятия бабушки.

Еще одним человеком, который очень интересовался дочерью Джахана, была мадемуазель Ханифе Бей, новая наставница сестер капитана. Она заменила старого учителя монсеньора Грандье, который покинул страну после того, как Франция вступила в войну.

Ханифе была дочерью Джевдет Бея, кузена Энвера-паши и одного из лидеров Комитета Единения и прогресса. Девушка была умна и привлекательна, и мадам Орфалеа была более чем довольна тем, что Ханифе стала регулярно присоединяться к Джахану во время чаепития. Кода подавали чай, мадам Орфалеа забирала Лале – или для полуденного сна, или на прогулку в парк, оставляя молодых людей поговорить наедине.

Джахан не знал, что именно сказали его отцу. Из-за болезни полковник Орфалеа не покидал своей комнаты и ни разу не сталкивался с внучкой, но, как бы то ни было, Джахан и не собирался показывать ее отцу. Он не мог ему простить содеянное, и, несмотря на мольбы матери, отец и сын не помирились.

Годы 1916-й и 1917-й были кровавыми как для войск Антанты, так и для Тройственного союза. В это время состоялись одни из самых важных сражений – битва при Вердене и битва на Сомме.

На ближневосточном театре война велась на месопотамском фронте главным образом против британцев, но с переменным успехом.

В эти годы появились бронированные танки и немецкий самолет «Бич Фоккера»[52]. Джахан как инженер именно в этот период мог бы себя проявить, но происходящее в мире его мало интересовало. Из-за инвалидности его не только не направили в действующую армию, но даже не предложили должность в Министерстве обороны, как это было сделано для многих получивших ранения офицеров. Впрочем, он и не стремился там работать.

Его мир был ограничен родительским домом и его окрестностями, и то, что ранее казалось ему тюрьмой, стало убежищем после появления в доме Лале. Он старался не думать о том, что творилось за его стенами, за пределами города, жил сегодняшним днем.

Заканчивался год, и ничто не предвещало победу ни Османской империи, ни Тройственного союза. А вот жизнь одного искалеченного солдата и его семьи стала безмятежной.

Ануш

Лейтенант оставил Ануш на попечение своего овдовевшего дяди Хасана Кадри, одного из самых богатых торговцев в Гюмюшхане. Кадри как раз собирался уезжать в свой летний дом в Искендеруне и согласился взять с собой армянку, выдаваемую за служанку-мусульманку.

Девушку взяла под свое крыло Невра – кухарка, которая кормила ее, оберегала и не задавала лишних вопросов. Остальные слуги были не особо дружелюбными, но, как правило, не донимали ее расспросами.

Кадри решил переправить Ануш из Искендеруна в Бейрут на корабле. После того как торговец раздобыл необходимые разрешения для путешествия, он купил девушке билет и оставил ее дожидаться корабля на причале.

Ануш ждала возле билетной кассы и наблюдала за тем, как корабли входят в гавань и выходят из нее. На ней была традиционная одежда, и она ничем не отличалась от женщин-мусульманок. Недалеко от нее расположилось семейство, тоже ожидающее посадки на корабль.

У ног Ануш стояла сумка со сменной одеждой, небольшой суммой и билетом. Девушка смотрела на мутную воду, плещущуюся о причал, когда вдруг ее накрыла чья-то тень.

– Нас не представили друг другу должным образом, – сказал мужчина. – Меня зовут Армин Вегнер. – Он снял шляпу, и солнце осветило его короткую стрижку и бледное лицо.