На задворках империи - Андрей Владимирович Булычев

— Дозор пошёл. — Кошелев кивнул им вслед. — Оглядится и доложит начальству, где персы встали. Если далеко не откатились, значит, жди ночного приступа.

Уже затемно поступил приказ сниматься с позиций и отдыхать. Персов поблизости не было, хвост их колонны был замечен у Алагяза. Грохнул прощальный залп салюта у братской могилы, и грязные, закопчённые драгуны проехали в места квартирования. У костров было непривычно тихо, за этот тяжёлый жаркий день все изрядно устали. Похлебали наскоро сваренную болтушку и завались спать.

— Ложитесь, ложитесь, вашбродь. — Клушин попытался было стащить сапоги с ног Гончарова. — Я приберу, почищу всё. К утру как новенькое будет.

— Сам я, Степанович, как с маленьким ты. — Тимофей покачал головой и скинул один за другим на пол. Голова только коснулась войлочного валика, и он уже сопел во сне.

— Сам, сам, всё сам, — проворчал дядька, поправляя подстилку. — Э-эх, Тимофей Иванович, офицер уже, а солдатские замашки так и остались.

Глава 10. Разгром

Как будто и не ложился, не закрывал глаз. Ночь пролетела без сна буквально в одно мгновение. Ухо уловило звук барабанной дроби и эскадронной трубы, в селении шла побудка расквартированных подразделений. А вот и сигнал «Командирский сбор». Тимофей, наскоро замотав портянки, засунул ноги в вычищенные сапоги и накинул на плечи драгунскую куртку.

— Вашбродь, Янтарь у крыльца! — Клушин заглянул в сени. — Почищен, напоен и накормлен.

— Когда ты только успеваешь всё, Степанович? — выскакивая в дверь, проговорил Гончаров. — Ты вообще спал этой ночью?

— А как же, спа-ал, — протянул дядька, придерживая за узду коня. — Нам-то что, Тимофей Иванович, мы по-стариковски голову преклоним немного, а потом и днём можем маненько доскребти.

— Благодарю, отдохни, конечно, Степанович, — проявил заботу Тимофей и дал Янтарю шенкелей.

— Отдохну, чего бы не отдохнуть, — пожав плечами, пробормотал Клушин. — Сейчас вот только в артель схожу. Чего-то у Васильевича должно было остаться на утро.

— Успел, к дереву привязан только лишь конь Маркова, — отметил Тимофей, спешиваясь у дома Кравцова. — Не хватало ещё, как в тот раз, на командирский сбор опоздать. Кому какое дело, что ты квартируешься дальше всех? Не дело это — капитанам ждать прапорщика. А вот подъехал следом Дурнов.

— Здорова, Тимофей! — Он пожал ему руку, привязав коня к забору. — Гляди-ка, свеженький, как будто на парад собрался. — Подпоручик кивнул на вычищенный мундир. — Надо будет своему денщику разнос устроить, спит да жрёт только лишь, зараза!

Топая сапогами, офицеры прошли внутрь дома.

— Господин капитан, подпоручик Дурнов!.. — вскинув пальцы к виску, зачастил Павел.

— Вольно, вольно, присаживайтесь! — остановил его Кравцов. — Вот, рядом с Марковым на скамью, господа. Сейчас Копорский с Зиминым подойдут, расскажу, какая нам задача поставлена.

Затопали сапоги, и в комнату заскочил штабс-капитан. Прошло ещё несколько минут, и появился Зимин.

— Ну, наконец-то все собрались, — нахмурившись, проговорил командир эскадрона. — К утру от казаков прибыл новый гонец, который доложил командиру гарнизона последние сведения о персах. Часть из них ушла по тракту в сторону Эривани, какая-то часть обосновалась в Алагязе. Там сейчас стоит вой, у неприятеля много раненых и вывезенных на конях убитых. Кого-то будут хоронить, а кого-то оставят на лечение. Лекарей у персов в штатах подразделений нет, так что пользовать они своих побитых будут сами. Потрепали мы их вчера, господа, изрядно. Свежих подкреплений у противника пока не замечено, так что, думаю, несколько спокойных дней у нас тут есть. Все казаки сейчас определены в дозорную службу, нам же предписано оставаться на прикрытии форта и возводимых новых позиций. Да, вот как раз и по новым позициям скажу. У того косогора, где принял бой с пехотинцами взвод Гончарова, было решено установить ретраншемент. Для этого пехотные роты делятся на три части, треть будет нести службу на позициях форта при оружии, треть работать по насыпке новых валов и поправке уже имеющихся укреплений, а треть отдыхать и потом менять товарищей. Если обстановка позволит, то вечером нам разрешат убыть на ночёвку в село к местам квартирования, ну а если покажется неприятель, значит, будем оставаться у форта и в ночь. Вопросы у кого-то есть? — Он оглядел присутствовавших офицеров.

Всё было понятно, и взводным дали час, после чего было приказано в своих колоннах убыть к форту.

Семнадцатого, восемнадцатого и девятнадцатого июля эскадрон стоял на своих позициях в спешенном порядке. Коней отогнали в тенёк, драгунам же позволили натянуть тенты на шесты и сидеть при оружии под ними. На фортовых валах оставили только лишь одну пехотную роту, все остальные решено было бросить на сооружение новых укреплений. На третий день работ возле косогора уже высились насыпи с установленными сверху корзинами с песком и щебнем.

— Вот так бы и сразу. — Блохин кивнул на кативших небольшую пушечку — фальконет. — Глядишь, и все бы наши тогда целые остались. А то встречай неприятеля на голой позиции и потом штыком бейся.

— Ну не знай, — усомнился Чанов. — Тогда бы персы всем гуртом прямо к форту ломились, а так видишь, частью спешились и по овражине вдоль ручья побегли. Всё одно побили бы их, конечно, хоть так, хоть эдак.

— Тяни, бревно подложи, тяни-и! — слышалось от ретраншемента.

— Ох ты, у пехоты, похоже, наверх силов нет пушечку затащить, — отметил Ярыгин. — Вона как корячатся.

— Иди да подмогни, — хмыкнул Блохин. — Я за тебя у их благородия спрошу, чтоб отпустил.

— С чего бы это? — насупился Степан. — Нам тут велено позицию крепко держать. У кажного, Лёнька, своё дело должно быть. Им тянуть и копать, а нам, стало быть, всю оборонительную линию от ворога караулить.

— Ой-ой-ой, какие мы важные, — подколол приятеля Блохин. — Ну иди хоть к ручью спустись, воду холодную в ведро набери. Бошки ей прольём да за шиворот наплескаем.

— Не-е, не могу я, Лёня, нога у меня сильно затекла, — отказался Стёпка. — Сам лучше сходи, ты на ногу-то вон какой лёгкий, у тебя быстрее получится.

— Совесть у тебя затекла, Рыжий, а не нога, — оценил такое поведение Блохин. — Скажи вот на милость, и в кого же ты такой масти-то уродился?

— Так в батюшку, в кого же ещё, — почесав свою огненную шевелюру, ответил тот.

— Видать, и он такой же лентяй, как и его сынок, — хмыкнул Лёнька. — Потому-то у тебя и мундир всегда дырявей, конь хуже всех обихожен, а морда грязнее. Не приучили, видать, в детстве к труду. Одним словом, ярыга[13] и есть ярыга.

— Эй! Ты моего родителя не тронь, а то я не погляжу, что у тебя