Король-предатель. Скандальное изгнание герцога и герцогини Виндзорских - Эндрю Лоуни

он настолько дезориентирован, что Уоллис, чтобы вывести его из дома, предложила: «Почему бы тебе как-нибудь утром не зайти к Даффу и не побеседовать с ним о политике»[582].

После того, как дом на бульваре Суше был продан, Виндзоры переехали в квартиру в отеле «Ритц», а затем вернулись в Ла-Крое. Во время войны в нем размещались итальянские и немецкие войска, и замок был в плачевном состоянии: украдены занавески и картины маслом, в саду установлены мины, на крыше ржавеет радар, а на морском валу – огромные доты. Уоллис, никогда не бывавшая так счастлива, как в этом доме, принялась за его восстановление. В течение месяца у нее был штат из 22 человек. Она принимала гостей яростно, чему способствовал тот факт, что, будучи генерал-майором, герцог имел право получать пайки со склада британской армии в Марселе.

Здесь пара жила жизнью, в которой им было отказано в реальности. Здесь Уоллис получила статус, в котором ей отказала королевская семья. Джордж Санегре, проработавший у Виндзоров почти сорок лет, был отозван в сторону, когда впервые присоединился к персоналу, дворецким Уилмоттом. «Герцог проинструктировал меня, что весь персонал должен кланяться или делать реверанс герцогине и называть ее «Ваше королевское высочество». Вы никогда не должны заговаривать первым, а ждать, пока она заговорит с вами; никогда не поворачивайтесь к ней спиной, а сделайте несколько шагов назад, а затем повернитесь, чтобы покинуть ее»[583].

Виндзоры всегда одевались к обеду – он в смокинг или килт, она в длинное платье и драгоценности. Пристальное внимание уделялось еде, цветам и гостям. Пара приглашала известных артистов, таких как Морис Шевалье, среди гостей мог быть Ноэль Кауард. Однажды, когда один из сотрудников был удивлен, что на ужин собралось лишь шестеро, Уоллис быстро ответила: «Действительно, но они все короли»[584].

Лишенные какой-либо цели в жизни, своей целью Виндзоры избрали развлекать и развлекаться. Не имевшие возможности жить в королевском дворце или быть направленными в посольство, они сами создали такую атмосферу. Их жизнь превратилась в спектакль. Один гость вспомнил, как они устраивали вечеринку на гала-концерте в Монте-Карло. «На ней были все драгоценности. На нем килт. Это было похоже на наблюдение за парой в пантомиме – заученные жесты, автоматические улыбки»[585].

«Вечером прибыли Виндзоры», – записал Ноэль Кауард в своем дневнике весной 1946 года. И добавил:

«Отель превратился в очаровательную игрушку… Я накормил их вкусным ужином: консоме, костный мозг на тостах, жареный лангустин, турнедос с беарнским соусом и шоколадное суфле. Бедная голодающая Франция. После этого мы с Уоллис играли в казино до 5 утра, она была очень веселой, и это приятно. Герцог довольно уныло сидел за одним из столиков поменьше»[586].

«Вы не можете себе представить, какая роскошь царила в Ла-Крое в то первое послевоенное лето, – говорит французская светская львица и подруга Виндзоров, баронесса де Каброль. – Это была действительно великолепная вилла, и, чтобы развлечь нас, герцогиня распорядилась подавать ужин в новой комнате каждый вечер в течение десяти дней, которые мы там пробыли»[587].

«Скучный прием в Торговой палате, за которым последовал визит к Виндзорам – в маленькую квартирку в Ритце», – позже записал Дафф Купер в своем дневнике. И добавил:

«Уоллис выглядела поразительно некрасиво. Грустно думать, что он отказался от поста короля-императора не для того, чтобы жить на острове Гесперид с королевой красоты. А для того, чтобы делить квартиру на третьем этаже отеля «Ритц» с этой стареющей женщиной с резким голосом, которая никогда не была даже очень хорошенькой»[588].

Планируя свое возвращение в британскую жизнь, королевская чета продолжала в значительной степени полагаться на советы Кеннета де Курси, редактора серии международных финансовых и разведывательных журналов. Ссылаясь на «тему, которую мы обсуждали в Париже», герцог написал де Курси в марте 1946 года:

«Это, безусловно, очень деликатная ситуация, но в то же время у меня 50 процентов переговорной силы, чтобы мы с герцогиней могли планировать будущее наиболее конструктивным и удобным способом. По очевидным причинам я предпочитаю больше ничего не говорить в этом письме, но с нетерпением жду новой беседы с вами, когда представится такая возможность. Которая, я надеюсь, может появиться в ближайшее время»[589].

В мае де Курси остался с ними на юге Франции, чтобы «обсудить мировые дела и возможные будущие действия»[590]. Эти будущие действия вскоре стали ясны. Де Курси встретился с Кларендоном, лордом-камергером королевского двора, который спрашивал, можно ли предоставить герцогу форт Бельведер. Поскольку Эдуард «собирался сделать заявление для прессы в Америке, в котором изложил бы все свои претензии к королю и британскому правительству», Кларендон сообщил о шантаже Томми Ласеллсу, который связался с Гаем Лидделлом из МИ-5, и было решено «пойти на риск того, что герцог сделает заявление для прессы, которое, по его мнению, не сильно растопит лед»[591].

* * *

В октябре 1946 года пара нанесла короткий визит в Соединенное Королевство, герцог снова просил Георга VI о работе. Поездка была в порядке эксперимента, чтобы оценить реакцию общественности на их возвращение в Великобританию. Визит начался не очень хорошо, когда выяснилось, что для перевозки багажа потребовались три армейских грузовика. Их друг Уильям Уорд, 3-й граф Дадли, одолжил им замок Эднам Лодж в Беркшире на месяц. Именно там 16 октября у герцогини украли часть ее драгоценностей, что стало широко известным – попало в заголовки новостей по всему миру. В заголовках основном с критикой Виндзоров.

Пока пара была вечером в Лондоне, а персонал находился внизу, вор-взломщик забрался по водосточной трубе, пересек плоскую крышу и проник через открытое окно секретарши герцогини. Уоллис отказалась положить свои драгоценности в домашний сейф, и вместо этого они просто хранились у нее под кроватью. Версии разнятся, но говорят, что было украдено украшений на сумму порядка 250 000 фунтов стерлингов, хотя некоторые предметы позже были найдены брошенными на местном поле для гольфа, в том числе нитка жемчуга, оцененная тогда в 5000 фунтов стерлингов и подаренная герцогу