402 метра - Константин Костин

— А пес его знает, — изрек я. — Может, выйдешь, посмотришь?

— Нашел дурака, — буркнул Дима.

Нет, серьезно, где же он? Дом, стоящий буквой "Г", детская площадка, дорога, по которой мы приехали, кусты… кусты? Яркий сполох молнии выхватил из темноты корпус красно-желтого "червонца", спрятавшийся в кустах по левому борту. Поганец! Он знал, что я еду за ним! Знал, и приготовил свой вариант ловушки, пусть менее хитроумной, но не менее опасной.

Ослепив меня фарами, прогремев выхлопом так, что гром засомневался в своей силе и потонул в рокоте Крайслеровского двигателя, расер выскочил из своей засады. Морда с хищным оскалом решетки воздухозаборника стремительно приближалась к водительской дверце моей красавицы. Ладони моментально стали липкими от пота. Не собирается же он… не будет же этот осталоп царапать краску на своем бампере об мою бочину? Или будет? Впрочем, слово "царапать" не совсем подходило к сложившейся ситуации — на такой скорости он насквозь проедет, и не заметит!

Вспышка молнии еще не успела угаснуть, а я уже врубил задний ход. Старый опер отреагировал по-своему — с громким матом он выхватил своего Макара. Не поможет. Да и поздно. Разминувшись с гонщиком всего на пару дюймов, я заложил вираж, известный в спецшколах США как "J-turn", а у нас — просто "полицейский разворот", что на пропитавшемся водой, словно губка, асфальте — плевое дело, я вылетел со двора. Черный Расер не отставал.

Пока что отступления от первоначального плана были незначительными, если забыть, что вместо трех полос, ограниченных трамвайными путями с одной стороны и бордюром в десять дюймов с другой, маршрут пролегал по широченному проспекту, обставить меня на котором — что бак горючки залить. Рассекая носом плотный поток небесной воды, прилагая массу усилий, чтобы удержать автомобиль при неистовом боковом ветре, я несся к капкану. Капли дождя падали не вертикально, как им было положено, а летели почти горизонтально, встречались с лобовым стеклом и исчезали за его верхней кромкой. Вода отлично играла роль интеркулера, не позволяя двигателю перегреться, но благодаря этой же воде я не видел абсолютно ничего дальше капота. Отопитель работал на полную катушку, но боковые стекла по-прежнему оставались запотевшими. Утешало одно — поганцу приходится не лучше моего.

— Фу, — принюхался я. — Что за запах? Дим, ты носки меняешь?

— У меня ноги потеют, когда я нервничаю, — виновато ответил Собакин.

— Ты того… не перенервничай, — предостерег я.

Пытка продолжалась недолго — благоухание носков затмил запах горячего масла. Расер, несмотря на явное преимущество, держался в форвейде и не пытался обогнать меня. Или он задумал что-то недоброе, или же попросту ссал.

А вообще, по большому счету, такое развитие событий мне вовсе не нравилось. Первоначальный маршрут был изучен мной досконально за час до начала кампании. На том пути я знал каждую выбоину, каждую трещинку в асфальте, и, к тому же, на каждой дуге выбрал оптимальную траекторию, чтобы ехать не как в ралли — вслепую, а как в кольцевых гонках — "по записи". Пока был шанс вернуться на ту, первоначальную дорогу. Хоть и небольшой, но был, и не воспользоваться им, пока веду я, было бы непростительной ошибкой.

Как раз приближался нужный переулок. Сместившись до предела вправо, почти задевая ободами за разбитый бордюр, я приготовился заложить вираж. Расер понял мой маневр по-своему, и, вынырнув из облака пара и водяной пыли, обошел меня слева.

— Вот дерьмо! — выругался я.

Менять что-либо было уже поздно. Руки, действуя вперед головы, выкрутили руль, и крошка, скользя по скользкому покрытию, прочертив задними колесами дугу по внешнему кругу, а передними — по внутреннему, совершила левый поворот в лучших традициях автокросса.

— Чтоб тебя! — выдохнул Собакин, повиснув на ремнях. — Предупреждать же надо!

Выровняв машину, нарисовав горячей резиной на мокром асфальте сухую змейку, я пролетел по переулку и поставил машину поперек дороги. Ждем. Неудачно как получилось! Хорошо, если этот дурень намерен продолжать затянувшуюся дуэль, а если нет? Получается — все зря? Все наши приготовления, все нервы — зря?

Однако гонщик с завидным упорством продолжал приближать свой конец. Всего через несколько секунд из непрекращающегося потока воды вынырнули фары преследователя. Теперь играем на моем поле. Разогрев асфальт под лапами моей кошечки, я продолжил партию. Судорожно работая педалями и рычагом коробки, я набрал около двухсот двадцати километров в час. Больше — не к чему, это будет не гонка, а самоубийство. Диме и этого было более чем достаточно, и полковник, вцепившись руками в крышку бардачка, тихо ругался, проклиная и меня, и расера, и Даймлера с Бенцом, собравших свой первый автомобиль.

Расер, похоже, вознамерился окончательно достать меня, и продолжал набирать скорость, все ближе и ближе приближаясь к моему антикрылу. Интересно, что он задумал? Куда он, к черту, денется? Неужели, так сложно понять, что вперед я его не пропущу, тем более, на этой узкой дороге, так удачно обнесенной заборчиком с обоих сторон? Не собирается же он…

— Не собирается же он… — произнес полковник мои мысли вслух, оглядываясь через плечо.

Поганец собирался. Да еще как. И я уже ничего не успевал предпринять. Кроме одного — вжаться в кресло в ожидании удара. Нос преследователя, ломая свой передний спойлер и мои диффузоры, уткнулся в задний бампер "червонца". Удача, однозначно, была на моей стороне, и машина ни на йоту не сместилась со своей траектории. Впрочем, ощущение "приклеености" к дороге сразу исчезло, крошка сделала попытку взмыть над полосой асфальта, но я вовремя сбросил газ, вновь приковывая ее к дороге. Расер затормозить не успел, и во второй раз упер морду своей каракатицы в прелестный зад моей красавицы. Результатом стала разнесенная вдребезги головная оптика с одной стороны и жесткая ругань с другой.

— Козлина, — процедил я сквозь зубы.

— Саш, останови, а? — взмолился Дима.

— Очкуешь, сука? — рассмеялся я.

— Нет, но…

— Тогда заткнись.

Я бросил быстрый взгляд на Собакина. Тот, собираясь что-то возразить, проглотил невысказанные слова и как-то сразу сник. В глазах полковника был испуг, и это не страх скорости, сумасшедшей гонки — вовсе нет. Он боялся чего-то во мне. Я посмотрел в зеркало заднего вида, и, встретившись взглядом сам с собой, едва не выпустил руль от ужаса. В моих глазах было столько бешенства, азарта, желания победить, сколько бы хватило на всю сборную России по футболу.

— Машина же легче будет, — привел бывший опер свой единственный довод.

— У меня в багажнике музыки на полтонны, так что твои сто килограмм ничего не изменят, — ответил я.

Дима вытащил сигарету из моей пачки и сдался. Но черный расер сдаваться не собирался. Ослепший, он больше не решался идти на таран, а занял выжидательную позицию, отлично понимая, что этот проспект когда-нибудь да и кончится, и на его улице будет праздник. Пролетев по огромной луже словно на подводных крыльях, я примирительно похлопал Собакина по колену.

— Доставай свою рацию, через минуту будем, — предупредил я.

Полковник извлек из-за пазухи передатчик и отдал приказ. На такой погоде, с постоянно сверкающей молнией, помехи были просто ужасающими, и разобрать что-то в ответном хрипе рации было попросту невозможным. Очень хотелось бы верить, что этот марафон не зазря, и шутника ожидает достойный прием.

Войдя в поворот, который, по идее, вообще должен был быть единственным, а теперь был последним, я вышел на финишную прямую. Капкан находился примерно в сорока секундах от нас. Расер, похоже, был все же не дурак, и, показывая всю мощь Крайслеровской восьмерки, сделал отчаянную попытку вырвать пальму первенства из моих цепких рук.

Я сделал то, что и должен был сделать — переставку, подставляя свою корму под нос гонщика. Пока руки поворачивали руль, в голове тоже что-то поворачивалось. Не руль, конечно, а мысль. Мысль о том, что не следовало этого делать. Почему? Бывает такое, что подсознание знает гораздо больше, чем старается показать, и это был тот самый случай.

Не зря, не зря я сжег полтора десятка литров бензина, изучая маршрут. Жаль, что это выяснилось, когда уже стало поздно. Подсознание внезапно вспомнило, что именно здесь, на этом самом месте, дорожные службы, заботясь о всеобщем соблюдении скоростного режима, оставили, проводя "ямочный ремонт", приличных размеров заплату. И найти ее посчастливилось именно мне.

Суетиться было поздно — времени оставалось лишь на то, чтобы выругаться, что я и сделал. И снова зря. Стоило бы предупредить Собакина, чтобы держался крепче. Но полковник и сам, по моему крику, понял, что не все так гладко, как хотелось бы, да, к тому же, после поворота он и не отпускал ручек, вцепившись в них мертвой хваткой.