Смесь - Артём Чумаков

ничего не попишешь. Всё произойдёт так, как в моих кошмарах. Мои сыновья станут жертвами в борьбе за свободу. За свободу людей без принципов, без идей, без воли к жизни. Тебе кажется, что ты спасаешь их, Сет, но это не так. Те, кто не смогли построить свою жизнь в условиях Периметра, не смогут сделать этого и в свободной стране. Поверь мне. Ты и сам это увидишь. Сейчас, я уже точно не смогу тебя переубедить. Но врать не буду, я сильно разочарован, что мой сын встал во главе огромного преступления. Преступления государственного масштаба. Теперь, вы разрушите всё, что мы строили столько лет. Я не знаю, правильно это или нет, но моя жизнь, с этого момента, имеет мало смысла. Мне больно смотреть, как гибнут мои дети, гибнет моя работа. Люди никогда не будут относиться к тебе однозначно, Сет. Тебе придётся привыкнуть, что даже чистое добро, каким ты его видишь, имеет много сторон. И пускай это будет первым твоим уроком. Я не хочу, чтобы мы с мамой имели отношение к этому развалу системы. Поэтому, если ты считаешь этот путь своим — мне остаётся только отпустить тебя.

Сет открыл дверь и застыл в проёме:

— Спасибо за честность. И, напоследок, я хотел бы кое-что сказать. Нам не пришлось бы ничего рушить, если бы вы позволяли достраивать и улучшать то, что уже возвели. Ты говоришь, что я живу идеями Тодда. Может, ты и прав. Но жить идеями близкого человека — не так уж плохо. Плохо жить пропагандой системы, считая её своими убеждениями. И даже если всё, что я говорю и делаю — полнейший бред, мне всё равно легче. Легче от того, что мой брат погиб не просто так. Пусть даже он сто раз ошибался.

Сет скользнул в подъезд и захлопнул дверь.

* * *

Кобб с Питом почти не вылезали из-за ноутбуков и планшетов. Каждая взломанная часть «Стивенс Системз» открывала новые подробности преступлений Скотта. Любая запись с камеры, любая отметка рядового инженера о входе на объект, любой отчёт по работе — всё заносилось Питом в продикт. Инструкции Уотча не всегда срабатывали. Видимо, «Стивенс» догадались что-то поменять в программах и механизмах. Но, посидев над отдельными элементами подольше, Кобб добивался успеха.

Пит неплохо разбирался в сетях. Любой хороший спецпрод имел категорию специалиста по связи. Пит же говорил с Коббом почти на одном языке. В перерывах, рассказывал много случаев с инженерами и программистами из своей практики. Кобб с Питом обсуждали фриндеров, технологии, машины. Теряли счёт времени.

Кобб часто думал о Нике. Тот мог больше никогда не вернуться. Кобб всё больше чувствовал себя один-на-один с командой Шейна. Ощущал, как жизнь наполняется их принципами, их стремлениями. Пит хоть и казался своим парнем, но оставался циничным силовиком, для которого план Шейна стоял выше всего.

Больше всего тревоги у Кобба вызывали устройства Шейна. Тот сдал для продикта планшет, смартфон и браслет. Но вся техника оказалась изрядно подчищена. В каких-то частях памяти оставались битые куски удалённых файлов. Правила Заказчика не позволяли удалить с устройств Периметра абсолютно всё. Форматирование больше напоминало зашифровку файлов. По факту, в Периметре никто бы не смог это открыть или восстановить. Но миф, что на каком-то облаке хранится вся удалённая информация, не давал Коббу покоя. Он не имел на руках ни единого козыря против Шейна. Ничего, что могло бы манипулировать троицей, или повернуть продикт в другую сторону. Это предполагало один беспросветный исход. Периметр окажется в руках Шейна. Кобб с трудом отбрасывал от себя подобные мысли, что вгоняли в жуткую тоску.

Пит, в очередной перерыв, вышел покурить на балкон пристройки. Кобб вышел следом:

— Слушай, я знаю, глупо сейчас это обсуждать, но есть вопрос, который не даёт покоя.

— Спрашивай что угодно, — Пит махнул рукой.

— Этот план Шейна, продикт, захват власти… Я не уверен, что он во всём прав. Он ведь не оставит людям свободу, да? Он вернёт Периметру прежний облик?

— Таков план. Но мы никогда не знаем, чем всё закончится в итоге. Я тоже многого не понимаю. Наверное, на планете нет человека, который понимал бы Шейна на все сто. Но сейчас, в ситуации, в которой мы оказались, Шейн — единственный, кто даёт гарантии. Я никогда не жалел, что доверился ему.

— А сам-то ты что думаешь? Хочешь возвращать Периметр?

Пит тяжело вздохнул и облокотился на перила балкона, глядя вниз:

— Я не вижу ничего другого. Люди раздавлены. Всё в руинах. И здесь, и там, у Заказчика. Может, если бы был способ построить новую цивилизацию, если бы кто-то всерьёз за это взялся — я бы скорее выбрал свободу. Но такого способа нет. И я не вижу никого, кто мог бы его придумать.

— Трудно поспорить, — Кобб развернулся и собирался покинуть балкон.

— Кобб, — Пит резко выпрямился и посмотрел ему в глаза. — Есть одна важная вещь, которую ты должен усвоить. Если ты с кем-то не согласен, и строишь планы, как ему помешать — не торопись раскрываться, пока не будешь на несколько шагов впереди.

Пит снова смотрел вниз.

* * *

Ник потерял счёт времени. Не знал, сколько скитался по северо-востоку. Он больше никуда не спешил.

Ник призраком ходил среди заброшек. То завывал, то нервно хихикал. Ник пугал сам себя и криплов, прячущихся от него. Обошёл весь район не один десяток раз. Не осталось незнакомых мест. Ник не знал, что ему делать дальше. Жизнь потеряла всякий смысл. Вскоре, Ник перестал чувствовать что-либо. Не понимал, почему до сих пор оставался жив. Смесь кончилась, и поддерживать баланс Ник не мог. Головные боли, странные ноющие ощущения в мышцах — организм просился на покой. Но продолжал работать.

Приходя в себя, Ник постепенно вспоминал людей, которых оставил на юге. Вряд ли он мог серьёзно помочь команде. Полуживой, с отшибленными мозгами. Но мысли о команде как будто заставляли сердце стучать.

Вскоре, Ник нашёл лабораторию Гленна. Куча препаратов, разных веществ, заметок в диктофоне и на бумаге. Ник, пользуясь инструкциями, смог приготовить ещё смеси. Он всё глубже погружался в исследования Гленна. Многое узнал о своём нынешнем организме. Ник выбил серьёзный шанс продлить себе жизнь. Оставалось понять, для чего.

Смесь быстро гасила все боли, и придавала сил. Но погасив боль, рождала отчаянную неиссякаемую злость, которая проникала в каждый уголок тела, в каждый орган. Ник не знал, куда