Без всяких полномочий - Борис Мегрели

Веселья у нас не получалось.

— А я недавно была в церкви, — сказала Нина.

— Ты? Это еще зачем?

— Ставила свечку. Просила бога, чтобы он помог нам с пьесой.

У меня все оборвалось внутри. Что она испытывала, какие душевные муки ее терзали, если тайком ходила в церковь и за помощью обращалась к мифическому богу?! Я молча поднес ее руку к губам.

— Все будет хорошо, — еле слышно произнесла она.

Я очень сомневался в этом, но не возразил.

Мне опять снилась Нина на белом коне. Этот повторяющийся сон стал неотъемлемой частью моей жизни, и когда я не видел его или видел что-то другое, то просыпался с таким чувством, будто меня обманули.

Два часа я приводил в порядок свою комнату. Рукописи пьесы, черновики, наброски были собраны и перевязаны бечевкой. Теперь они будут пылиться на шкафу. Протертая пишущая машинка, несмотря на старость, блестела черным лаком. Я положил ее в футляр. Щелкнул замок.

Я оставил машинку в парикмахерской у Ашота, а в десять, когда Леван ушел на планерку, забрал и отвез в комиссионный магазин.

Прежде чем подняться в отдел, я зашел к Ашоту.

— Постричь и помыть голову, — сказал я.

— И все бесплатно? — сказал Ашот.

— Все за деньги!

— Извини. Я не знал, что ты не в духе. Думал, перекинемся шутками, — сказал Ашот и принялся за работу. — Серго-джан, этого бедолагу Карло освободили?

— Пока нет.

— Почему, Серго-джан?

— Не знаю.

— Есть надежда, Серго-джан?

— Надежда всегда есть.

Поднявшись в отдел, я сказал Левану, что уезжаю на три недели.

— Куда? — удивился он. Амиран был в санатории, Мераб еще не возвратился. С моим отъездом всю работу в отделе пришлось бы выполнять Левану и Гарри.

— В Цхалтубо.

Леван о многом догадывался и не стал ни о чем спрашивать.

— Хорошо, езжайте.

Лишь позже он спросил:

— Что с пьесой?

Я коротко рассказал.

— Что вы собираетесь делать?

В который раз мне задавали этот вопрос за последние дни!

— Еще не знаю.

Зазвонил телефон. Я взял трубку и услышал голос Дато:

— Как поживаешь, Серго?

— Твоими молитвами.

— В таком случае ты должен быть счастливейшим человеком. Я день и ночь молюсь…

Я перебил его.

— Извини, Дато, у меня полно дел. Завтра уезжаю в Цхалтубо. У тебя что-нибудь срочное?

— Неужели я стал бы беспокоить тебя иначе? Очень срочное. Через минуту буду у редакции. Поедем в тюрьму.

— В тюрьму? Зачем?

— Как зачем, Серго! Карло освобождают!

Я онемел от радости.

— Серго, слышишь? Карло освобождают! — крикнул Дато и засмеялся как безумный. — Ты сегодня должен быть с нами.

— Карло Торадзе освобождают, — сказал я Левану.

— Серго, ты слышишь меня? Ты должен быть с нами!

— Нет, Дато. Не буду вам мешать, — наотрез отказался я.

Получив гонорар, я поехал на вокзал за билетами, но по дороге велел шоферу такси развернуться.

— Сначала подъедем к тюрьме.

Метрах в двадцати от тюрьмы я попросил остановить машину. В тени зеленых ворот я увидел Дато с родней. Он поддерживал под руку пожилую женщину в черном, видимо, мать.

Не знаю почему, но я волновался и нетерпеливо глядел из такси на дверь в воротах.

Солнце жгло, и шофер вышел из такси. Пот струился по мне. Но я оставался в машине, опасаясь, что Дато ненароком заметит меня.

Наконец дверь в воротах приоткрылась и выпустила Карло Торадзе. К нему бросились родные.

— Поехали, — сказал я шоферу.

Нина перешивала платье. На стуле лежал раскрытый, наполовину уложенный чемодан.

— Ты был у матери? — спросила Нина.

— Нет, не успел. Забегу завтра перед поездом.

— Меня совесть мучает.

— Почему?

— Увожу тебя, когда она больна. Не говоря уж об остальном.

— Вчера она чувствовала себя гораздо лучше. Об остальном не думай. В Цхалтубо у нас будет достаточно времени и подумать, и обсудить, как жить дальше.

Она оставила шитье, подошла ко мне и, опустившись, положила голову на мои колени.

— Ты даже не представляешь мою радость. Я так рада, что мы едем, понимаешь, едем вместе и будем вместе, что у меня есть ты. — Нина запнулась и виновато произнесла: — Слов не хватает… Может быть, там вдали от Тбилиси сумею сказать то, что хочу тебе сказать сейчас. Я должна. Я сумею. Вот увидишь…

— Нина!

Она подняла голову. Я поцеловал ее в мокрые от слез глаза.

— Я люблю тебя. Очень люблю.

Она улыбнулась.

— Это я очень люблю тебя.

Зазвонил телефон.

— Насчет собак, — сказала мне Нина, прикрыв трубку рукой. — Что ей ответить?

— Что ты не будешь покупать собак, поскольку это противозаконно и вообще живых существ не продают.

— Сережа, ты убежден, что я должна отказать ей?

Я был против собак, против иллюзиона. Я надеялся, что сон сбудется и Нина встанет на Бармалея. А там посмотрим…

— Скажи, что уезжаешь и позвонишь по возвращении.

Повесив трубку, Нина поставила на проигрыватель пластинку и принялась за шитье.

— Вчера я видел Карло Торадзе…

Накануне я сообщил ей только об освобождении Карло. В большем и не было необходимости. Но я не мог ничего от Нины скрывать. Мне казалось, что я обманываю ее.

Нина промолчала.

— Издали, — сказал я. — Подъехал к тюрьме.

— Не удержался? — спросила она, не поднимая головы.

— Не удержался, — признался я. — Дато собирается приехать вместе с ним в Цхалтубо. Ты не возражаешь?

— Что с тобой поделать? Пусть приезжает, только ненадолго.

— Конечно, ненадолго, — засмеялся я.

— Ты когда-нибудь был в Цхалтубо?

— Заезжал на час. Это рядом с Кутаиси. Красивое место, но скучное.

— Зачем же ты едешь?

— Лечиться.

— Лечить меня. — Нина снова подошла ко мне. — Я знаю, я все знаю…

— Начало двенадцатого. Ты не успеешь закончить платье.

— Черт с ним, с платьем! Я мечтала о нашей поездке, все равно куда, но не верила… А вдруг теперь, с сегодняшнего дня, все мои мечты будут сбываться? Что тогда?

— Тогда ты станешь самым счастливым человеком в мире.

— Стану. Вот увидишь, стану!

— Почему ты так уверена?

— Потому что я очень хочу этого.

Зазвонил телефон.

— Просят тебя, — сказала Нина, протягивая трубку.

— Меня? Не может быть! — я взял трубку. — Слушаю!

— Вы Серго Бакурадзе? — спросил взволнованный женский голос.

— Я.

— Вашей маме очень плохо. Немедленно приезжайте.

— Еду! — Я бросил трубку и схватил пиджак.

— Сережа! Приди в себя! Я третий раз спрашиваю — что случилось?

— Маме плохо!

— А кто звонил?

— Не знаю. Соседка, наверно.

— Как же так? Ты даже не спросил, кто она.

— Какое это имеет значение?! О чем ты говоришь?!

— Сережа, ты никуда не пойдешь. Здесь что-то не так.

— Нина! — Не знаю почему, но я выложил из бумажника на стол железнодорожные билеты и отложенные для поездки деньги. — Скоро вернусь. Или позвоню.

Я выбежал на улицу. Было темно. Глядя под ноги, чтобы не споткнуться, я быстро шагал по выщербленным бетонным плитам.

Хлопнула подъездная дверь. Застучали каблуки. Я обернулся. За мной бежала Нина.

— Я с тобой. — Она взяла меня под руку. — Боюсь оставаться одна.

— Ты боишься совсем другого.

— Да, боюсь. Разве мама знает номер моего телефона?

— Нет.

— Тем более его не может знать соседка.

Я задумался.

— Ты права. Но я должен убедиться, что с мамой все в порядке.

— Сережа, вернемся. Подозрительно все это.

— Не бойся. Идем.

Она вздохнула.

— Как скажешь.

Фонари уже не горели. Улица была темной и пустынной. Лишь в десяти шагах от нас у обочины под раскидистым деревом стоял грузовик. Он закрывал от меня улицу. Выпустив руку Нины, я перешел с тротуара на мостовую.

— Ни одного такси, — сказал я.

В этот момент заработал двигатель грузовика, и я, удивленный тем, что не вижу в кабине водителя, пытался разглядеть его. Внезапно машина сорвалась с места. Вспыхнули фары. Свет проник в мой мозг, в каждую частицу моего тела. Я потонул в нем и стал захлебываться.

— Сережа! — услышал я крик Нины, и в следующее мгновение ее руки с силой вытолкнули меня из света.

Снова стало темно.

Грузовик стремительно уносился.

— Нина, — позвал я. — Нина!

Я не услышал ее голоса. Я увидел Нину. Она лежала на мостовой.

— Нина! — крикнул я и бросился к ней. — Нина! Нина!

Она не отвечала.

Я стоял на коленях, плакал и умолял ее отозваться. Я не верил, что она может умереть.

Нина молчала.

Обезумев от горя, я стал кричать.

Свет. Какие-то люди. Кто-то укрывает Нину чем-то белым. Я смотрю на ее лицо. Жду, что она откроет глаза.

Чья-то рука натягивает белое покрывало на лицо Нины.