Крепость живых - Николай Берг

– А готовить где? – влезаю я.

– Все имеющиеся мощности работают – на Монетном дворе, в Трубецком бастионе, в Артмузее и в кафе на Иоанновском равелине. На любой точке, где готовить можем, готовим без перерыва – в том числе и на кухнях в жилых домах на Алексеевском. Открытую кухню сложили в горже[23] Государева бастиона – вмуровали прямоугольный котел на триста литров, сварили сегодня из нержавейки. На дрова пускаем все негодные стройматериалы, нашли тут заваль – на пару дней хватит. Расконсервировали кухни двух ресторанов на дебаркадерах, но там, хоть начарт и прикрыл огнем, боюсь, что долго не усидим: зомби идут от жилого района – беженцы привлекают, вот они и увязываются. Ну и в ресторане «Летучий голландец» несколько человек персонала оказалось – тоже помогают. В общем, тысячи две прокормить можем. А с четырьмя – с голода сдохнуть не дадим, но и только. А без помощи извне и этого не выйдет. Я просмотрел проспект зоосада – дней на пять там запасов, – деловито отвечает Павел Ильич.

– Может, прекратим прием беженцев? – сомневается Овчинников.

– И как вы себе это представляете? Пока люди видят, что у нас творится, в основной массе готовы потерпеть. Тем более что отправка первой партии эвакуированных очень воодушевила. И как будем отбирать? По какому критерию? По полу – маму с дитем пустим, а папа – шагай отсюда? Нас порвут на мелкие тряпочки. По профессии?

– А если не ограничивать, то скоро тысяч десять наберется. Что тогда?

– Пасечник нам нужен?

– В каком смысле?

– В обычном. Пасечник.

– Не понимаю вас.

– Да все просто – заслуженный пасечник. Из Башкирии. Сюда за каким-то хитрым оборудованием прибыл. И что с ним делать? Про пчел знает все, более ничего не умеет. Сейчас дрова пилит. Для кухни. Весной обещает развернуть производство меда, только б пчел достать. Но обещает, что и это может. И подобных – на каждом шагу. Если выгоним сейчас, как бы потом локти кусать не пришлось.

– Ладно, человеколюбы. Нам бы сюда Христа – он, помнится, несколькими булками и рыбами пять тысяч человек накормил… Идем по курсу, а там будь что будет. Хорошо, еще порядок обеспечивается, – заканчивает обсуждение полковник.

– Комендантов районов назначили, патрули помогают. Начарт молодцом. Без помощи гарнизона совсем бы кисло было.

– Добро. Давайте медведей к столу.

Выходим вместе с Павлом Ильичом. Тянет меня за рукав:

– Медведей там и без вас застрелят и разделают. Организация медпункта важнее.

– А карточки ввели?

– Еще не успели. Но питание гарнизону и командам грузчиков ведется отдельно. Детей на Трубецком кормят. Как там в Кронштадте, будут помогать?

– Надеюсь, что да.

К нам подходит тот седой сапер:

– Моряки предложили взрывами оторвать часть ледового поля, чтоб было проще вести погрузку-разгрузку. При взрыве будет оглушенная рыба. Конечно, из Невы сейчас рыба не деликатес, но жаль будет терять, может, еще и пригодится. Выберите по спискам своим, нам бы бригаду рыболовов собрать. И желательно ловить рыбу не в зоне действия сортира.

Я не выдерживаю и влезаю:

– Отличный люфтклозет! Прямо памятник дивизии «Генрих Геринг»!

– Действительно, проект типовой немецкий. Только Геринга звали Герман.

Оп! Вот афронт! Знаток тоже нашелся! Седой улыбается:

– Но память Гиммлера тоже можно почтить. Именно таким способом. Так что официально будем называть сооружение «Люфтклозет имени Генриха и Геринга».

– Наберем вам рыболовов. Когда рвать будете?

– Через полчаса.

– Договорились!

Среди всех беженцев оказываются три медсестры. Да еще одна из медпункта в Монетном дворе. На людях держится высокомерно, но когда на минутку остаемся одни, признаётся, что боится – в Монетном все работали здоровые, диспансеризацию проходили регулярно, и вся ее работа была достаточно простой. А тут… тут может быть все, что угодно. Действительно, если периодически возникающие истерики лечат уже показанным ранее способом, то и серьезные случаи есть. Люди действительно помирали. Похоже было на пару инфарктов и тяжеленный инсульт – у нестарого еще мужика нарушилась речь, половина лица обездвижилась, отчего он, косноязычно утешая и улыбаясь половинкой рта, еще больше напугал свою семью… И буквально через минуту умер. Люди, кроме его семьи, шарахнулись в стороны и вон из куртины. А домашние еще пытались его трясти и оживлять, но тут на крики прибежал патруль. И очень вовремя – успели застрелить обращенного в последний момент.

Рассказываю медсестрам о контакте с 36-й больницей. Говорю, что большей частью буду с разведгруппой, это сейчас важнее. Они понимают, ситуация с едой катастрофическая и без поставок в крепости начнется голодуха, а у многих питерских страх перед голодом генетический – родичи тут голодали. В городе и в 1920-е годы было очень голодно, даже умирали от недоедания. Не зря Кронштадт восстал. И в 1940-е годы, в блокаду…

Предлагаю двум сестричкам обойти помещения, посмотреть своими глазами: что, где, как обстоит. А медпункт надо устроить в доступном месте. Пусть глянут, может быть, найдут что подходящее… Одновременно с помещением постараюсь решить вопрос и с питанием.

…В нашем «Салоне» только Дарья и Сергей. Николаич ненавязчиво оставляет все время кого-нибудь из наших, и у этого сторожа оружие постоянно под рукой – готовое к применению. У нас есть излишек оружия, и потому арсенал должен охраняться. На всякий пожарный случай. А излишек вызван тем, что Николаич не является сторонником применения в разных ситуациях одного и того же оружия. По его мнению, универсальность – миф. Кроме того что у нас тут складировано оружие и боеприпасы, так еще много чего ценного разного есть – от продуктов до моих медикаментов.

Группа оказывается все еще в зоопарке. Перед дырой в заборе сталкиваюсь с неспешно шествующим Андреем. Приветствуем друг друга. Отстрелявшись, он еще раз в бинокль тщательно проверил территорию и, не обнаружив больше ничего подходящего для отстрела, пошел на соединение с основной командой.

Он не рвется общаться, я тоже загружен всем свалившимся, и потому мы молча, но посматривая по сторонам, подходим к вольеру с белыми медведями. Ребята уже застрелили обоих зверей и сейчас активно снимают шкуры и разделывают туши. Медведей пристрелили не в воде бассейна, и потому работа идет достаточно быстро.

Андрей моментально замечает, что тут что-то не слава богу.

Спрашивает меня.

Отвечаю.

К моему удивлению, вместо того чтобы так же понуриться, как остальные члены группы, Андрей уточняет:

– А какая была крыса?

– В смысле? Пасюк, наверное, Раттус норвегикус, хотя тут и занзибарская какая-нибудь может оказаться.