Легион против Империи - Александр Мазин

– Сам с ними пойду, – ответил префект лагеря. – Не беспокойся, легат! Тебе останется только открыть рот и сказать: «Доброе утро, принцепс!».

Глава седьмая

Рим. Палатин. «Доброе утро, принцепс!»

– Доброе утро, принцепс!

Коршунов даже не потрудился спешиться. Оно конечно неуважение к царственной особе. Но если ты намерен выкатить этой особе категорический ультиматум, то к чему глупые церемонии.

– Ты привел в Рим легионеров! – звонкий голос юного императора прозвучал гневно…

И неубедительно.

После тренированного легатского рыка. Но по сути – верно. Тем более, что Коршунов привел войска не только в Рим, но прямо на территорию Палатина.

– Ты нарушил закон!

– Сожалею, – без малейшего раскаяния ответил Алексей. – Я, знаешь ли, не совсем римлянин. И не все римские законы знаю хорошо. Мой брат Геннадий Павел знает их намного лучше. И что толку? Зато, император, я очень хорошо знаю другой закон: гость священен!

Сделал паузу, словно бы ожидая реакции Гордиана.

– Что ты имеешь в виду? – Похоже, речь Коршунова сбила его с толку. – Что еще за закон такой?

– Я сказал то, что сказал! – отрезал Алексей. И продолжил, размеренно и четко выговаривая слова, будто вбивая гвозди:

– Мы знаем этот закон! Я и мои воины! И еще мы знаем: тот, кто обидел гостя – преступил перед богами! Вот почему я и мои воины, узнав о том, что наш брат и вождь Геннадий Павел, вопреки божьим законам был лишен свободы и обречен на смерть, поспешили к тебе! Чтобы уберечь тебя от гнева богов, принцепс!

Гордиан справился с замешательством. И задрал кверху мальчишески-гладкий подбородок.

– Что еще за «гость священен»? Я вправе карать и миловать! Ты продолжаешь испытывать мое терпение, легат! Не хочешь ли ты испытать силу моего гнева?

«Отлично сказано, мальчик!» – мысленно похвалил его Алексей. Но вслух произнес другое:

– Гнев человека, даже вознесшегося на самую макушку этого холма – всего лишь гнев человека, – спокойно сказал Коршунов. – Ужель ты думаешь, что мы устрашимся его более, чем гнева Небес? Или ты, император, надеешься, что жалкая кучка петушков с черными гребешками, – жест в сторону чахлой цепочки преторианцев, – способна уберечь от гнева наших богов? Жаль тебя огорчать, император, но ты вновь ошибаешься. – И, прежним, командным голосом, по-готски:

– Копья – к бою!

Обычно эта команда отдавалась на латыни, однако готы-катафрактарии поняли ее прекрасно.

Миг – и линия конницы ощетинилась остриями копий.

Коршунов знал, как это выглядит. Железная стена в два с половиной метра высотой. И сверкающие копейные жала. И каждое будто смотрит прямо на тебя…

Железная стена угрожающе качнулась вперед (ровно один шаг лошади), качнулась и снова застыла. Одно слова – и катафрактарии двинут вперед, сметая и нервничающих преторианцев, и юного Августа, рискнувшего лично выйти к протестному электорату…

Ну да, Коршунов никогда не отдал бы подобной команды. Атаковать в сплошном строю сначала лестницу, а потом довольно-таки узкую (с точки зрения конной атаки) дверь – чистейшая глупость. Если понадобится применить силу, у Алексея наготове «спецназ»…

Но чтобы произвести впечатление катафрактарии – самое то!

Ах, какое они уже произвели впечатление! Можно было искренне посочувствовать и молодому Гордиану, и его многочисленным дворцовым «домочадцам», когда они утречком увидели на Палатинском холме грозные шеренги парфянских (доспехи-то персидские!) конных латников.

То есть это был сюрприз не только для Августа, но и для всей столицы, но во дворце его прочувствовали особенно остро.

Надо полагать, царедворцы даже испытали некоторое облегчение, узнав, что это не воины Ардашира, чудесным образом перенесенные в Вечный Город, а всего лишь когорты Первого Германского легиона.

Матушка императора тут же слилась в дальний чулан (дескать, решать подобные вопросы – дело мужчин) и там притихла.

Так что выстраивать диалог между властью и армией вышел префект претория.

Гордо так выступил, в окружении доброй полусотни подчиненных.

– Я – Гай Фурий Сабин Аквила Тимесифей! – провозгласил командир преторианцев[82]. – А тебя, легат, я не знаю!

– Это легко исправить, Гай Фурий… прости, забыл, как дальше. Мое имя Алексий Виктор Мильв, легат Первого Германского легиона. Ты удовлетворен?

– Первого Германского Императорского легиона! – внес поправку префект претория. – Хочу тебя огорчить, Алексий Виктор Мильв – ты более не легат! Император уже назначил другого легата, который…

– … который будет никудышным командиром! – подхватил Коршунов. – Так что не думаю, что это – хорошая идея.

– Почему это – никудышным? – Кажется, префект претория удивился. – Ты знаешь, кто это будет?

– Я думаю, – с улыбкой произнес Алексей, – не может получится хороший легат из мертвеца. Так что я еще немного покомандую своим легионом. Что же до императоров, то меня сделали легатом целых два Августа: Бальбин и Пупиен. Я слыхал, их убили твои солдаты, префект? – Тимесфий побагровел открыл рот… Но Коршунов не дал ему высказаться. – Впрочем, здесь в Риме императоров убивают часто. Я бы, пожалуй, не согласился стать императором. А ты, Гай? Ты – хочешь?

Судя по выражению лица префекта, единственное, чего он сейчас хотел, это отделить голову Коршунова от туловища. Но с одной когортой преторианцев (вряд ли он располагал сейчас большими силами) выступить против целого легиона – это даже не смешно.

Вот почему префект взял себя в руки, а быка – за рога:

– Так чего же ты хочешь, легат?

– Для начала – поговорить с новым императором! – спокойно сообщил Коршунов и подмигнул префекту.

Тот сделал каменное лицо. Ей-Богу, мужик отлично держался. Алексей его даже зауважал.

– Потом, если мы договоримся, – ровным голосом продолжал Коршунов, – я бы хотел накормить моих людей. Мы ведь не на войне, префект, верно? – Алексей сделал многозначительную паузу. – А раз так, что завтрак должен происходить вовремя. Надеюсь, моим воинам сегодня не придется самим добывать себе завтрак?

Вдоль железных шеренг будто ветерок пробежал. Легонький такой гул сотен негромких, приглушенных масками-забралами голосов. Ах, с каким бы удовольствием эти парни, с храбростью которых могла конкурировать только их алчность, поискали бы себе завтрак в этих прекрасных дворцах!

Судя по физиономиям преторианцев, зловещий гул не прибавил им оптимизма. Но лицо префекта осталось непроницаемым.

– Я спрошу принцепса, захочет ли Он говорить с тобой!

– Уж будь любезен! И пожалуйста поторопись! Мои люди голодны!

И вот теперь единовластный (во всяком случае – юридически) господин Великой Римской империи стоит перед восседающим на коне мятежным легатом и очень-очень беспокоится! Нет, всё-таки они обнаглели от собственной мировой власти, эти могучие римляне! Город – без стен. Император – практически без охраны…

– Геннадий Павел Кальва! – четко произносит Коршунов. – Немного загостился в твоем доме, принцепс! Он опоздал на нашу встречу, однако я готов подождать его еще… – Коршунов достал из сумки соларио[83], карманные часики жителя столицы. – Еще некоторое время. Не более часа.

Сделал знак рукой – и опущенные копья единым движением обратились к небу.

Преторианцы сомкнулись вокруг Гордиана, и император удалился.

Время пошло…

Глава восьмая

Палатин. Переговоры на высшем уровне

– Сальве, совершенный муж!

«Надо же, – подумал Черепанов. – Какие мы стали вежливые! „Совершенный муж“. Неплохая карьера для государственного преступника. Надо полагать, Лёха с братвой уже здесь?»

– Твои вещи, совершенный муж!

Вчера у него забрали всё, кроме туники и набедренной повязки. И даже пожрать не дали! А ведь это законное право осужденного на смерть.

Ого! Вернули не только одежду, но и драгоценности. Даже кинжал. Что же, мы больше не в опале?

– Позволь, я помогу тебе надеть тогу!

Черепанов благосклонно кивнул. Его домашний раб справился бы с этим делом намного лучше, чем преторианский опцион, однако сам Геннадий не справился бы вовсе.

– Принцепс желает тебя видеть. Следуй за мной, совершенный муж!

Принцепс или его мамаша? Или оба вместе? Хотя какой смысл гадать? Скоро всё станет ясно.

И стало.

– Я в затруднении, Геннадий Павел, – мягким, почти нежным голосом произнес повелитель Великой Римской империи.

Гордиан Третий, самый Младший принимал своего наместника в Сирии в тронном зале, но без лишней помпы: пяток преторианцев, ихний кентурион из старших, как его, Тимесфей, кажется… Судя по тому, что о нем говорили, нормальный мужик. В смысле, злой, честолюбивый, алчный… Парочка сенаторов… Смутно знакомых. Эх, не хватает секретаря! Они здесь – вроде живой записной книжки. Что особенно приятно – мамаша отсутствует. Уже плюс.