Игра разума. Как Клод Шеннон изобрел информационный век - Джимми Сони

рукопись, в которой были отражены основные идеи Винера применительно к теории информации, легко могла быть потеряна для науки. Винер передал свою рукопись Уолтеру Питтсу, студенту магистратуры, который сдал ее в багаж, направляясь самолетом из Нью-Йорка в Бостон. По прибытии Питтс забыл забрать багаж. Осознав свою ошибку, он попросил двух своих приятелей забрать его сумку. А те либо проигнорировали его просьбу, либо забыли это сделать. Лишь пять месяцев спустя рукопись все-таки была найдена. Ее определили, как «невостребованное имущество» и отложили отдельно в камеру хранения.

Винер был, вполне понятно, вне себя от гнева. «При сложившихся обстоятельствах прошу не связывать мое имя с вашей будущей карьерой», – написал он Питтсу. Он жаловался одному из администраторов на «полнейшую безответственность мальчиков», а в разговоре с другим своим коллегой по факультету сетовал на то, что потерянный пакет означал, что он «лишен приоритета в очень важной работе». «Один из моих конкурентов, Шеннон из телефонной компании Белла, опубликует свою статью раньше меня», – кипел он от негодования. И основания для чрезмерной подозрительности у Винера были: Шеннон на тот момент уже успел представить свою пока еще не опубликованную работу на конференциях в Гарварде и Колумбии в 1947 году. В апреле 1947 года Винер и Шеннон находились примерно на одной стадии исследования, и оба имели возможность представить свои ранние наработки ученому сообществу. Винер в порыве самолюбия напишет своему коллеге: «Люди из “Лабораторий Белла” полностью принимают мой труд в том, что касается статистики и связи в инженерии».

Научный вклад Винера нашел свое отражение в его масштабной книге «Кибернетика», которая вышла в свет в том же году, что и статья Шеннона. Если работа Шеннона 1948 года была, по крайней мере, изначально, относительно незнакома широкой публике, то понятие кибернетики авторства Винера – слово, которое он позаимствовал из греческого, означало «искусство управления» и относилось «ко всей сфере теории управления и связи, применительно и к машинам, и к живым существам», – с самого начала вызвало живой интерес. Став бестселлером, книга смогла пробиться к широкому кругу читателей. Оценки были самыми восторженными – та степень признания, которой писатели ждут всю свою жизнь. В газете «Нью-Йорк Таймс» физик Джон Р. Платт назвал «Кибернетику» одной из тех книг, «которая по своей значимости могла быть сравнима с работами, скажем, Галилея или Мальтуса, Руссо или Миллса». Один из самых ревностных сторонников Винера, Грегори Бейтсон, назвал кибернетику «самым большим откушенным куском плода с Древа познания за последние 2000 лет».

Подобные слова, вероятно, были особенно приятны Винеру, учитывая его попытки позиционировать кибернетику как эпохальную «теорию всего». И все же было несколько моментов, которые разделяли Винера и Шеннона больше, чем их отношение к публичности. «Винер делал многое, чтобы продвинуть свои идеи, связанные с кибернетикой, которые на самом деле довольно расплывчаты, и получил в итоге всемирное признание», – говорил Томас Кайлат, профессор Стэнфордского университета. «Все это было совершенно не в характере Шеннона. Винер обожал публичность, а Шеннон избегал ее».

Успех «Кибернетики» у широкой публики породил дискуссию в узкой группе математиков, которые хотели знать, кто из этих двоих – Винер или Шеннон – мог по праву требовать признания своей теории информации. Кроме того, возник спор относительно того, мог ли Винер – в чьей книге глава, посвященная информации как статистическому параметру, была представлена в виде маленькой части тома – вообще понимать, что означает теория информации.

«Не думаю, что Винер имел много общего с теорией информации. В то время он не оказал большого влияния на мои идеи, хотя однажды я занимался у него».

В то же время в статье Шеннона 1948 года автор отдавал должное Винеру за то, что тот повлиял на его понимание статистической природы связи. Но по мере того, как этой области знаний стало уделяться все больше внимания, Шеннон начал осознавать, что они с Винером расходятся в некоторых важных аспектах. Во-первых, Шеннон настаивал на том, что смысловое наполнение не имеет ничего общего с передачей информации, момент, который он считал ключевым. С другой стороны, по мнению Винера, информация включала значение. Но, возможно, самое существенное различие заключалось в том, что анализ кодирования и его способность защитить передачу информации от шума отсутствуют в работе Винера. Шеннон, будучи инженером по образованию и призванию, решал проблему с шумом соответственно. И его основная теорема о кодировании для канала с помехами – это отправная точка для основной массы кодирования, которая делает возможными современные информационные технологии. Это был ключевой элемент, отсутствующий в работе Винера, и вероятная причина, почему стремление Винера добиться признания своей теории информации раздражало многих сторонников Шеннона. Как сказал Серджио Верду, теоретик более поздней эпохи, «на самом деле нет доказательств того, что Винер хотя бы ухватывал суть этого понятия, лежащего в основе теории информации, то практическое значение, которое придала ему теорема о кодировании».

В 1950 и 1960-е годы и Шеннон и Винер стали более осторожными. Ни один не выступал с открытым обсуждением взглядов другого. И хотя они часто посещали одни и те же конференции и публиковались на страницах одних и тех же журналов, никакого заметного обмена колкостями между ними не наблюдалось. Но в 1980-е годы Шеннон все-таки пришел к выводу, что Винер не до конца осмыслил его работу. «Когда мы беседовали с Норбертом, в 1950-е годы и позднее, у меня никогда не было ощущения, что он понимает то, о чем я говорю». В другом интервью Шеннон выразился еще более резко: «Не думаю, что Винер имел много общего с теорией информации. В то время он не оказал большого влияния на мои идеи, хотя однажды я занимался у него». Учитывая свойственное Шеннону нежелание участвовать в подобного рода конфликтах, такие заявления говорят о многом. Но по большому счету он оставлял право бороться за доверие ученого сообщества к своей работе другим.

В сравнении с великими математическими распрями – вспомним спор Готфрида Лейбница и Исаака Ньютона о приоритете открытия дифференциального и интегрального исчисления или спор между Анри Пуанкаре и Бертраном Расселлом о природе математического рассуждения – соперничество между Шенноном и Винером, увы, было менее ярким, чем этого, возможно, хотелось их биографам. И все же то был важный момент в биографии Шеннона. В целом Шеннон создавал впечатление беспечного ученого – достаточно уверенного в своем интеллекте и репутации, чтобы не реагировать на мнения других. Мнение Винера и его вклад в науку имели для него значение, но не потому, что Шеннон беспокоился