Высокая ставка - Марсель Монтечино

— Видите ли, сеньор Джемелли, ночные клубы не самое подходящее место для начинающей певицы. Ночные клубы, дискотеки, бары — все это не музыкальный, а алкогольный бизнес. На первом месте там торговля спиртным, а не музыка, понимаете? Не хочу, чтобы Изабель начинала на этой... помойке.

— А-а-а, это интересно, — произнес Джованни, сделав вид, что понимает, и внимательно глядя на Сэла.

— Нужны пластинки, сеньор Джемелли. Индустрия пластинок. Кассеты. Вот единственно правильный путь.

Это и есть музыкальный бизнес. Вот с чего я хотел бы начать. — Глаза Сэла горели энтузиазмом. — Привести Изабель в студию, сделать несколько записей... Хотя бы четыре песни, все новые. Три танцевальных ритма и баллада, пожалуй, это самая лучшая смесь — и затем предложить записи в какой-нибудь крупный музыкальный центр...

— Верно, — согласился Джованни. — В Нью-Йорке, Голливуде...

«Нет, нет. Мне еще не время возвращаться в Штаты».

— Лучше в Лондоне, сэр.

— А у вас там есть деловые партнеры?

— Конечно. К тому же английский рынок широко открыт для новых дарований. Понимаете, что я имею в виду? Америка — крепкий орешек. — «И опасный». — Сначала мы утвердимся в Англии, а потом завоюем Штаты.

— Понимаю, понимаю... Но скажите мне, Марко, готова ли Изабель ко всему тому, о чем вы говорите? Ну, скажем, записываться на пластинки? Я знаю, она очень хороша. И все-таки...

Сэл долго смотрел на Джованни, раздумывая, как ему лучше ответить.

— На этот счет у меня есть своя маленькая теория, сэр. Я считаю, что некоторые певцы рок-н-ролла — немногие, очень немногие, иногда "один на целое поколение — должны быть записаны в самом начале карьеры. — Чтобы придать словам особую важность, Сэл всем телом подался вперед. — Элвис, Джеки Уилсон, Отис Рединг, «Битлз» — все они вошли в первую десятку прямо из углового кафе. Потому что обладали редким даром и были уже сложившимися певцами, настоящими профессионалами. Талант не зависит от возраста. Так что прежде всего студия. Вот, что нужно всем без исключения певцам рок-н-ролла. А у Изи именно такое дарование.

Джованни склонил голову набок.

— Изи?

Сэл улыбнулся:

— Всего лишь псевдоним.

Вдруг Джованни как-то странно взглянул на Сэла:

— Марко, нам нужно кое-что выяснить.

«Черт побери, о чем это он? Хочет сказать, чтобы я держался подальше от его дочери? Эта Изабель — та еще штучка».

— У меня к вам один вопрос.

— Слушаю вас, сеньор Джемелли.

Джованни беспокойно задвигался, неловко переставляя палку.

— Дело щекотливое.

«Ну, давай же, старина, выдай мне хорошенькое наставление».

— Пожалуйста, сеньор Джемелли, спрашивайте о чем угодно.

Глаза у Джованни были темные и печальные — настоящий Иисус Христос на кресте.

— Марко, скажите, у вас СПИД?

Сэл удивленно уставился на Джованни, затем до него дошло. Он запрокинул голову и громко расхохотался.

Книга пятая

РИО-ДЕ-ЖАНЕЙРО — НОЯБРЬ

Рио напоминал публичный дом. Длинный, расположенный на извилистом берегу бордель. Даже океан, обрушивающий свои волны на узкую песчаную полосу Копакабана-Бич, источал запах обильной горячей спермы, растекающейся по темным бедрам взмокшей от пота потаскухи. И как в любом бардаке мира, где жаждущие утоляют свой сексуальный голод, здесь на каждом шагу случаются убийства и изнасилования, причем на глазах у всех.

Тощие чумазые подростки группами бродят по набережной, с вожделением поглядывая на часы и фотоаппараты туристов, направляющихся на теплый песчаный берег. Ночью таксисты мчатся на красный свет, только бы не останавливаться на каком-нибудь сомнительном перекрестке, где их могут ограбить.

Из окна апартаментов на седьмом этаже собственного дома «Джемелли де Жанейро», выходящего на Копакабану, Сэл мог наблюдать, как проститутки, прячась за припаркованными машинами, крадутся к какому-нибудь отелю, в то время как маленькие полицейские машины тупо кружатся рядом, без конца сигналя синими огнями. Сэл уже понял, что девицы совершенно не боятся ареста, а прячутся от вымогателей и сутенеров. На холмах Рио гнездятся многочисленные гетто: представители среднего класса, как и Сэл, живут в квартирах без особого комфорта, чтобы не враждовать с утратившими всякую надежду бедняками.

В душные вечера Сэл прогуливался по широкому, выложенному мозаикой из черно-белых плит променаду вдоль Копакабана-Бич; полчища проституток напоминали ему тараканов: они были столь же многочисленны, сколь и наглы. Блондинки, брюнетки всех цветов и оттенков, они заигрывали с ним, хватали за брюки, подсаживались за его столик в кафе, предлагая свои услуги и весьма сомнительные развлечения с женщинами самого разного возраста. Сэл улыбался, отшучивался, с четырнадцати лет у него установились деловые контакты с проститутками, так что в их обществе он чувствовал себя легко и непринужденно. Когда же их назойливость становилась просто невыносимой, он предпочитал откупаться от них деньгами, причем платил гораздо больше, чем чумазым оборванцам за бумажные кулечки с орехами, которые они жалобным голосом навязывали туристам в открытых кафе. Но орехи стоили совсем дешево, и Сэл не оставался в накладе.

Крусадо, мелкая местная валюта, котировалась чрезвычайно низко по отношению к доллару. Расплачиваясь иногда за обед, за майку с эмблемой тукана или за проезд в кебе, он мысленно переводил соответствующую сумму в доллары и бывал весьма смущен тем, что оставляет огромные чаевые. Уровень инфляции составлял 40 процентов в месяц, 1300 процентов в год. И день ото дня возрастал. Казалось, в стране вот-вот наступит анархия, за которой неизбежно последует восстание. Атмосфера была наэлектризована до предела, в воздухе витал горький запах крови, готовой пролиться в любую минуту, и тем не менее на улицах ни днем ни ночью не умолкал веселый смех. Караибки, разгуливающие по пляжу в микробикини, были, по мнению Сэла, самыми сексуальными женщинами из всех, которых ему доводилось когда-либо видеть. Их голые ягодицы блестели на солнце, отливая золотом, загорелые груди колыхались при ходьбе; так же, как профессиональные проститутки, они готовы были ублажить первого встречного, стоило ему пожелать.

Рио и впрямь был публичным домом.

Запись осуществлялась в сверхсовременной 32-канальной цифровой студии, расположенной в высотном здании в районе Фламенго, у залива Сугарлоуф. Драм-машина «Роланд R-8», шестнадцатибитовый сэмплер «Акай S-1000», эмулятор на жестком диске и рояль «Ямаха» были соединены с компьютером с помощью MIDI-интерфейса, который позволял Сэлу играть на одной лишь клавиатуре, подключая ее к разным синтезаторам.

Все дорожки Сэл записал сам — ударные, бас, многочисленные наложения партий духовых инструментов, гитарные аккорды и соло. Слава Богу, что его мать умудрялась всеми правдами и неправдами добывать хотя бы пять долларов, чтобы каждую неделю платить обучавшей его игре на фортепиано мисс Тибо — этой страхолюдине старой деве, воспылавшей к нему любовной страстью, и, к его ужасу, не оставлявшей его в покое.

Сэл записал четыре песни, балладу и две танцевальные мелодии, которые в свое время начал записывать на «Антонии», а завершил здесь. Танцевальные мелодии служили музыкальными заставками в джазовом ритме, в которых порой отчетливо выделялись звуки, напоминавшие удары мяча об стенку, и ритмы, побуждавшие слушателей вертеть задницей, — словом, эта музыка возбуждала, но запомнить ее было совершенно невозможно. Когда же начались вокальные записи Изабель, стало очевидно — они одухотворяли всю композицию, обеспечив ей высочайший класс. Заурядные мелодии диско зазвучали пронзительным гимном. Как и предполагал Сэл, Изи нашла себя здесь, в студии. Так было угодно Судьбе. Таково было ее предназначение в жизни. И теперь настала пора ее записать. Через год, а может, через полгода она будет петь иначе, более ровно, более уверенно, может быть, более профессионально, и все же не так, как сегодня. Нынешнее ее исполнение было подлинным волшебством. Дарованный ей природой голос звучал свободно и ярко. Сэл объяснил ей, как следует исполнять его песни, потом перешел в контрольную кабину к Пауло, бразильскому инженеру по звукозаписи, и стал слушать, стараясь не пропустить ни единого нюанса, ни единой ноты. Она пела в модном тогда плавном стиле Билли Холидей, и Сэл был в восторге.

— Кто эта девушка? — поинтересовался Пауло. — Какой великолепный голос! Ее лицо кажется мне знакомым.

— Изабель Джемелли, дочь Джованни, — пояснил Сэл.

— Конечно! — воскликнул инженер. — Дочь Джемелли.

Накачавшись крепким бразильским кофе и дешевым перуанским кокаином, они почти три недели работали по четырнадцать часов без выходных. Несмотря на усталость, голос Изабель становился все сильнее, все лучше звучал, будто все эти годы она сдерживала его и он только ждал возможности вырваться на волю и воспарить к невиданным высотам, и все благодаря поддержке Сэла.