Мамочки мои… или Больничный Декамерон - Юлия Лешко

Размечтавшаяся было о солнце и море Вера вдруг спохватилась:

– Девочки, стихи выучили?

Таня расцвела улыбкой:

– Уже прорепетировали. Хотите, покажем?

Но как раз на этих словах дверь открылась, и в ординаторскую зашел Владимир Николаевич Бобровский, эффектным широким жестом приглашая войти кого-то еще:

– Прошу! Минздрав сделал мне индивидуальный подарок ко Дню защитника Отечества – распределил Александра Сосновского в наше отделение. Я, лично, очень этому рад.

И в дверь с робкой улыбкой на молодом озорном лице вошел… интерн Сосновский!

– Ну, как сюрприз? – с видом фокусника вопросил Бобровский.

– Супер, – без энтузиазма ответила Наташа.

Вера Михайловна вышла из-за стола навстречу молодому человеку:

– Добро пожаловать, Саша! Владимир Николаевич, так, значит, это Сашу вы утром в своей большой сумке несли…

Бобровский явно «не догнал» Верину шутку, а ей просто хотелось сгладить Наташину холодность: все-таки, парень вливается в коллектив, зачем вот так…

– Почему Сашу?… – нахмурился Бобровский. – А, нет. Честно говоря, я сегодня его сам не ждал, мы договорились, что наш молодой коллега прибудет в понедельник, но он решил не ждать. Спешит приступить к работе…

Наташа продолжала смотреть на Сосновского с иронией:

– Ну, работы-то у нас всегда невпроворот. Правильно Саша решил: нечего ждать понедельника. Понедельник – день тяжелый…

Сосновский во время этого представления застенчиво улыбался и смотрел на кого угодно, но только не на Наташу…

А тут уж и Владимир Николаевич посмотрел на часы:

– Ну, все, официальная часть закончена. Работаем. А Сашу пока оставляю вам, Вера Михайловна. Пусть вливается заново. Он в новом качестве непосредственно с вами будет работать.

…Все как-то организованно разошлись, а Саша и две женщины остались.

Наташа откинулась на стуле и долго, игнорируя смущение Сосновского, рассматривала его. Молча. Это было уже неловко, поэтому Вера пришла на помощь молодому человеку:

– Сашенька, а мы тут стихи сочинили о Бобровском… Но, знаешь, особого опыта в поэзии у нас нет, может…

Вера не успела закончить фразу, как ее перехватила Наташа:

– Может, пройдешься мастерским пером?…

О, эта стрела сразу попала в цель. Вера даже поежилась. Она-то хотела таким образом поддержать парня, потому что совершенно искренне считала, что все стихи, посвященные Наташе, были хороши. А вот Наташка, неблагодарная, подкалывает мальчишку…

Саша слегка покраснел, а потом взял себя в руки: а чего ему, в конце концов, стесняться?…

– Конечно, пройдусь, – мужественно взглянул он на прекрасную насмешницу. Ему и в голову прийти не могло, что все его стихотворения Наташа хранит в двух экземплярах – авторском оригинале (на бланке анализа) и в памяти своего компьютера. – Редактировать легче, чем писать. Раз вы все уже написали… Да я и добавить могу… От себя.

Наталья и тут решила установить дистанцию:

– От себя не надо. От нас добавь – теплоты, нежности… Любви…

Вера Михайловна примирительно коснулась их рук:

– Вот, все вместе и отредактируем, и добавим… чего-нибудь. Две головы – хорошо, а три головы…

Но Наташа – разве даст кому-нибудь себя переговорить?

– … а три головы – это уже Змей Горыныч…

В дверь просунулась голова медсестры Светы:

– Вера Михайловна, вас там какой-то папа спрашивает. Я его в отделение не пустила.

Вера Михайловна направилась к выходу, а Сосновский и Наташа остались наедине: она, со скрещенными на груди руками, смотрела на него все с той же иронией, а он – немного исподлобья, но все равно с улыбкой и влюбленностью в глазах…

Вера Михайловна так и подумала, что на выходе из отделения увидит фотографа. Тот тоже был рад видеть уже знакомое лицо:

– Я так и знал: белое вам очень к лицу! – слегка поклонился он. – Вера Михайловна, у меня к вам большая просьба: разрешите мне немножко поснимать в вашем отделении. Тезка мой, Владимир Николаевич, разрешил и даже распорядился выдать бахилы и еще что-то… панамку какую-то… – как доказательство он выставил вперед руку с пакетом, полным каких-то тряпок, – но сказал, что окончательное решение за вами.

Вера ничего не имела против:

– Если ваша работа не будет нарушать обычного распорядка дня и не побеспокоит мамочек – пожалуйста! А, кстати, это вам зачем – для публикации в вашем журнале?

Фотограф оживился:

– Я мог бы сказать – для души, но, на самом деле, у меня есть идея тематической выставки. Видите ли, с тех пор как мы с Ириной… с женой… живем всем этим… Очень много накопилось – эмоций, впечатлений, зарисовок каких-то, понимаете… Уже можно работать, короче.

– И с чего начнете? – Вере и в самом деле было интересно, как творят люди искусства. Она почему-то сразу поверила жене фотографа, что он – очень одаренный человек.

Тот пожал плечами – наверное, еще не определился:

– А можно, я поброжу здесь немного, поприсматриваюсь к натуре?

Вера Михайловна не стала препятствовать:

– Что ж! Переодевайтесь и… присматривайтесь…

Она сделала приглашающий жест рукой, а фотограф поднял свой навороченный фотоаппарат, он зажужжал и…

…фото готово! Вера Михайловна в приглашающем жесте протянула руку: в перспективе – длинный коридор с рядом стеклянных дверей, сквозь которые пробиваются потоки света, а в конце коридора – еще одно яркое пятно – освещенное солнцем окно.

Ирина достала из тумбочки свежий номер журнала, в котором она работала до декрета. С обложки ей приветливо улыбалась известная актриса. Умелая рука мастера фотошопа сбросила ей несколько лет, смягчила довольно жесткий взгляд умных серых глаз и, кажется, сильно отбелила зубы. Ирине не надо было смотреть на подпись к фотографии: известную красавицу снимал явно не ее муж Владимир. Потому что для того, чтобы вернуть молодость кинозвезде, ему достаточно было… с ней поговорить. Напомнить о ее лучших ролях, спросить, какие успехи делает ее умница-дочь, искренне восхититься ее прекрасным – на самом деле, прекрасным! – голосом. Владимир знал какое-то волшебное слово, что ли? Герои его фотографий смотрели по-человечески, а не таращились во все глаза, улыбались, а не демонстрировали результаты славного труда своих дантистов. Они были живыми, потому что их снимал чуткий, внимательный и искренний человек.

Ирина гордилась своим мужем. Самое важное для нее было – родить ему сына и сделать своего Володю совсем, окончательно счастливым человеком. Этим она и занималась вот уже… три года.

На Ирину было приятно смотреть: женственная и грациозная, несмотря на беременность, со «стихийными» волосами, не доходящими до плеч, в общем – немного забавная. Однако в ней чувствовался и ум, и доброта, и ироническое отношение к миру…

Ее соседка Зинаида, чтобы как-то завязать разговор, обратилась к ней:

– Ирина, а твой муж в каком журнале работает?

– Вот в этом, – Ирина подняла журнал, показав обложку Зинаиде. – Мы там вместе работаем. Да вот, Володя захватил мне парочку последних номеров. Я ведь в декрете: не писать, так хоть почитать, что другие пишут…

Зинаида протянула руку:

– Дай-ка полистать… Спасибо… Это его фотография на обложке, да?…

Ирина покачала головой:

– Нет, не его.

Соседка пролистала дальше, потом снова обратилась к Ирине:

– Как это с мужем работать в одном месте, даже не представляю. Целый день друг у друга на глазах. Дома вместе, на работе вместе. Хорошо это или плохо? Не надоедает, вот так?…

Ирина улыбнулась, не зная, как ответить:

– Да не успело как-то надоесть… Мы вообще – сначала долго работали вместе, а потом поженились. Мы, в общем, совсем недавно поженились…

В редакции они сидели вместе в одном небольшом кабинетике. Настолько небольшом, что вдвоем в нем было, пожалуй, тесновато: столы друг напротив друга, проход между ними узкий. Был у их рабочего места один большой плюс: в этом крохотном кабинете был индивидуальный балкон. Тоже небольшой, но позволяющий выйти и покурить в любое время (… года, дня и ночи…), без отрыва от творчества. Ирина-то не курила, а Владимир очень ценил это эксклюзивное удобство.

Но, к вопросу о тесноте: Владимир на месте вообще сидел мало – он больше ходил по разным объектам, фотографировал. А с тех пор, как начал вести авторскую рубрику «Пристальный взгляд», еще и по командировкам стал ездить.

Ирина в журнале вела популярную рубрику, посвященную вопросам морали. Рубрика была на самом деле популярной: Ирине приходило много писем от читателей, ей часто звонили на редакционный телефон, читатели порой приходили «своими ногами».

Она любила свою работу. И свой маленький кабинет. И Владимира она любила тоже – давно.

Он появился в их редакции в тот год, когда она развелась с мужем. Невысокий, плотный, с умным веселым лицом, он сразу со всеми подружился. Ирина, профессионально занимающаяся человеческими душами, интуитивно поняла, в чем секрет обаяния Владимира. Он быстро схватывал человеческую суть, находил в своем герое (и в собеседнике, и в сотруднике, и даже в начальнике…) что-то лучшее, а наносное и случайное игнорировал. Это не значит, что он дружил со всеми, нет: как было сказано, он… хорошо разбирался в людях.