Жестокие игры - 2 - Владимир Константинов

- Как, как, да вот также, как с тобой, - неохотно ответила Оксана. Пригласил в кабак. Тары-бары. Не успели опомниться, как оказались в постели. Но ты прав - в любви он так себе. Слабак!

"С твоим-то здоровьем тебе нужен Ахилл, никак не меньше", - с тоской подумал я.

В это время появилась официантка Валюша с подносом в руках и принялась выставлять на стол: мясные салаты, студень, жаренную говядину с картофелем фри. Оксана не была гурманом. Вкусы самые обычные. В довершение Валюша выставила на стол бутылку водки "Смирнофъ". Гулять так гулять!

Я наполнил рюмки.

- Давай, Оксана, выпьем за удачное знакомство и за не менее удачное его продолжение!

- Давай, - сказала она и, взяв рюмку, вылила содержимое в рот, даже не поморщившись, будто это была минералка. Вот что значит опыт и постоянные тренировки!

Я, не мешкая, последовал её примеру. Импортная "смирновская" несколько отдавала сивухой и ацетоном. Валюша определенно решила нагреть постоянную клиентку.

- Слушай, Оксана, я где ты накачала мышцы до базальтовой твердости?

- У нас здесь есть приличный тренажерный зал.

У моей интуиции сразу встали торчком ушки.

- Мне бы тоже надо серьезно заняться своим физическим воспитанием. Не порекомендуешь?

- Хорошо, - кивнула она.

- А где это?

- Здесь неподалеку. В отряде ВОХР.

Обана! Кажется, я оказался прав - у них этот спорткомплекс что-то вроде штаба.

После третьей рюмки лицо гренадерши раскраснелось, губы влажно заблестели, а могучее тело потребовало мужской ласки. Я пригласил её на танец. Небольшой оркестр мучил какую-то робкую и насквозь сентиментальную мелодию, навивая ностальгию по утраченной молодости. Оксана, будто кузнечные меха, выдохнула: "Ах!" и плотно прижалась ко мне могучей грудью, упругим животом, базальтовыми бедрами. Даже трудно сказать, чем только она ко мне не прижалась. Такое впечатление, что каждый сантиметр моего тела спереди был покрыт её телом. Уф! Несмотря на то, я был защищен мощным энергетическим полем великой любви, но и его пробивало. Определенно. Я ведь не железный. И во мне все ещё сидит на стреме этот подлец бес и только и ждет своего часа. Я погладил её по холодному и твердому, как орудие пролетариата, бедру.

- Жора, поцелуй меня! - прошептала она, тоном не терпящим возражений и, откинув голову, раскрыла свои порочные губы. И мне ничего иного не оставалось, как удовлетворить её просьбу. Ее губы, как две жирные пиявки намертво присосались к моим, быстро вобрали их внутрь своей полости и принялись делать там с ними такое... такое, что мой бес буквально зарычал от неистового желания. Я представил, как потешаются сейчас парни, наблюдая за нами. Это меня отрезвило и привело в чувство.

Сконцентрировав в кулак всю волю, ценою неимоверных усилий, но таки оторвал свои губы. Они были онемевшими, будто побывали на сорокаградусном морозе. Поэтому, то, что я ими сказал, было весьма трудно понять.

- Имевь вовесь! У мемя уве капавет.

Но Оксана поняла и осталась очень довольна результатами "испытаний".

Когда мы вернулись к столу, то застали там рыжего субъекта примерно моего возраста, но только ещё более нахального. Он смотрел на нас откровенно бестыжим взглядом и паскудно ухмылялся. Его лицо показалось мне знакомым. Где же я видел эту харю раньше?... Нет, хоть, убей - не помню.

Мы сели за стол.

- Твой хахаль, что ли? - спросил я Оксану, кивнув на рыжего.

- Знакомый, - ответила она.

- Знакомые обычно здороваются.

- А мы с ним сегодня уже виделись.

Рыжий вперил в меня наглый взгляд, спросил, почти не разлепляя, тонких губ:

- Это тебе что ли нужен ствол?

Я неодобрительно посмотрел на Оксану.

- Ты ему говорила?

- Говорила.

- Ну, мне нужен ствол. Можешь достать?

- А ты случайно не мент? - нехорошо усмехнулся рыжий.

В подобных ситауциях я взял за правило - говорить правду. Больше шансов, что в неё не поверят.

- Случайно - мент. А что это ты, сучара, здесь мне пальцы гнешь?! Вот оформлю сейчас на нары на пятнадцать суток - тогда полыбишься, валет!

- Да ладно тебе, - растерялся от моего напора рыжий. - Пошутил я. Я ж вижу, что ты свой.

- Я таких своих до Москвы раком ставил! Понял ты, дешовка?!

Рыжий совсем скис. Он никак не предполагал, что клиент окажется таким крутым. Жалко улыбаясь, обращаясь к Оксане, проговорил:

- Горячий он у тебя!

Та игриво мне подмигнула, рассмеялась и ответила:

- Других не держим.

Рыжий вновь обратился ко мне. Но теперь в его голосе звучало уважение.

- Я тебе помогу достать "пушку", но с одним условием.

- Каким ещё условием?

- Ты возьмешь меня в дело.

Я громко рассмеялся.

- А хо-хо не хо-хе, милейший? Чтобы я какого-то шныря, гопника брал на серьезное дело?! Будем считать, что ты неудачно пошутил.

На скулах рыжего заходили желваки, глаза мстительно сузились. Он здорово обиделся.

- Ты говори, да не того... не заговаривайся. Не знаешь с кем дело имеешь. Мы видели таких крутых.

И тут я вспомнил где его видел. Он будто прямиком сошел с одного из фотороботов Башутина. Один к одному. Сиамский близнец, в натуре!

- Так ты мне ещё угрожать, падла! - заорал я и дернулся было из-за стола, но был остановлен властным окриком Оксаны:

- Егор, прекрати!

Я плюхнулся обратно на стул, покрутил головой.

- Ну и знакомые у тебя, Оксана! Где ты только таких находишь?

Она повернулась к рыжему и строго сказала:

- Что ты, Павел, крутишь? Ты дело говори.

После довольно продолжительной паузы, Павел хмуро сказал:

- Ладно, будет тебе ствол. Приходи завтра часов в девять вечера в вохровскую сауну. - Он встал из-за стола и не попрощавшись, что-то бормоча себе под нос (очевидно - матерился), удалился.

- А ты что такой психованный? - спросила Оксана.

Я пожал плечами.

- А шут меня знает. Жизнь-паскуда нервы поистрепала. Эх, ма! Давай лучше накатим ещё по одной.

Выпили.

- А кто он такой?

- Кто? Павел что ли?

- Ну, да?

- Наш проводник.

Вот оно как. Мы искали банду в отряде ВОХР, а она тем временем спокойно проживала в службе проводников.

- А он действительно может достать ствол?

- Может. Он многое, что может, - закадочно усмехнулась она. - Пойдем потанцуем.

Кажется, мне будет крайне трудно вырваться из её железных объятий. Но надо попробовать.

Я посмотрел на часы и сказал озадаченно:

- Извини, Оксана, но мне надо бежать.

Ее лицо стало растерянным, разочарованным, даже обиженным. Подобного поворота событий она явно не ожидала.

- А что ты тогда трепался?!

- Я и сам ничего не знал. "Папа" неожиданно назначил "сходняк". Я никак не могу на нем не быть.

- А кто он такой? - заинтересованно спросила она.

- Кто?

- Ну, этот твой "папа"?

- Матерый, скажу тебе, человечище, - ответил уклончиво.

- А что они тебе не могли с оружием помочь, что ли?

- Это дело - иключительно моя инициатива. Братки узнают - зарежут. Но иначе мне не вырваться из объятий нищеты. А что это ты, Оксаночка, такая любопытная? Уж не "шестеркой" ли в ментовке служишь?

- Да пошел ты! - обиделась она.

- Извини, лапонька! То была шутка. Дядя шутит. Тебя проводить?

- Нет, я ещё посижу.

- Ты завтра выходная?

- Выходная.

- Тогда завтра мы с тобой и сыграем на рояле в четыре руки. - Я показал на руках, как будем это делать.

- Дурак! - рассмеялась она. Предложение пришлось ей явно по вкусу.

- Где втретимся?

- Приходи в спорткомплекс. Там и встетимся.

- Понял. У матросов нет вопросов. - Я встал, поцеловал её в щеку и пошел расчитываться с официанткой.

- А что, вы уже уходите? - спросила она меня, бросив взгляд на столик, за которым я оставил свою "невесту".

- Увы, срочный рейс на Нью-Йорк, - с сожалением развел я руками. - Но я ещё вернусь, Валюша. Ох, вернусь! - и ущипнул её за ляжку.

- Какой вы шустрый! - рассмеялась она и закосила блудливым взглядом на то место у меня, куда в приличных домах смотреть не принято.

Расплатившись с ней, я весь такой собой довольный, продефилировал мимо столика своих друзей, незаметно сделав им ручкой.

Глава вторая. Говоров. Новый плен.

Кажется, я накушался этого самого секса на несколько лет вперед. Но моей Психеи все было мало. Ей в этом деле было неведомо самоограничение и чувство меры. Будто до встречи со мной она лучшие годы провела в монашеской келье и вот, наконец-то, дорвалась до обожаемого предмета и в ней открылись такие каналы неги и сладострастия, от которых бы даже Казанова пришел в священный трепет.

"Да здравствует великий Эрот! Всепоглощающей страсти, дарующей внеземное блаженство, поем мы сладкозвучные песни, складываем велеречивые и вдохновынные оды! Нет краше смерти, чем смерть на ложе любви!" - так очевидно думала Мая Павловна, сжимая меня в объятиях и содрогаясь алебастровым телом. А в перерывах между оргиями подводила под все это ещё и философскую базу.

- Макс, - говорила она, ты не понимаешь женской души! Для женщины совсем не не важны - ни роскошь, ни богатство, ни благополучие, ни слава. Главное для неё - быть любимой и желанной.