Гренадилловая шкатулка - Джанет Глисон

Жаль, но Элис, должно быть, права. Легенда сбила меня с толку. Я должен сосредоточиться на настоящем, а не размышлять о предании, возникшем много веков назад. Современность оно отражает только в одном: между ремесленниками и по сей день существует нездоровая конкуренция. Вне сомнения, Чиппендейл стал завидовать Партриджу, и его зависть могла стать косвенной причиной гибели моего друга, поскольку тот, оставшись без средств к существованию, вынужден был обратиться за помощью к Монтфорту. Но Чиппендейл не был на месте преступления и никого не убивал. Тем не менее я считал, что трагедию спровоцировали Чиппендейл и мадам Тренти. Если бы Чиппендейл не уволил Партриджа, тот, возможно, не стал бы слушать мадам Тренти и не поехал бы к Монтфорту. И, вероятно, остался бы жив.

Уяснив это, я вновь стал думать об Элис. Даже теперь, после всего, что произошло, я затруднялся определить свое отношение к ней. Она оказывала мне бесценную помощь. Я прежде и представить не мог, что женщина способна вызывать во мне такие чувства, какие я испытывал к Элис. Во мне жила глубокая благодарность к ней за содействие, но что еще? Сердечность, симпатия… и, пожалуй, что-то еще более сильное, прочное, хотя и безымянное, — чувство, в котором я не признавался даже самому себе.

Часы на церкви пробили семь раз. Служанка просунула голову в дверь и сказала, что ужин ждет меня внизу. Спускаясь по скрипучим дубовым ступенькам, я вспомнил, что в Хиндлсхэме у меня есть еще одно дело. Мисс Аллен упоминала это селение. Здесь жила кормилица, которой Монтфорт посылал деньги.

Глава 17

На следующее утро я отправил Фоули записку, в которой сообщал, что переехал в Хиндлсхэм, и спрашивал дальнейших указаний. Ответа я ждал напрасно, но, когда я уже начал звереть от бездействия, откуда ни возьмись появилась Конни. С ее приходом настроение у меня улучшилось. Вторая половина дня у нее выдалась свободной, и она шла пешком от самого Хорсхита, поскольку иначе в Хиндлсхэм никак не добраться. Ей требовалось известить меня кое о чем, а так как писать она не умела, ей ничего не оставалось, как прийти самой.

На ее щеках играл румянец, кончик носа покраснел, и я догадался, что она промерзла до костей. Я усадил ее поближе к очагу и, чтобы она быстрее согрелась, приказал принести кувшин горячего вина, которое она стала потягивать, как мне показалось, с несколько скорбным видом. Я сел рядом с ней.

— Итак, милая Конни, какие новости принесла ты мне из Хорсхита?

Она вздохнула:

— Как же я рада, что улизнула оттуда на пару часов.

— Что так?

— Бывают такие дни, когда шагу не ступишь, чтоб не нарваться на неприятности. Утром миссис К. выбранила меня из-за леди Брадфилд. Та нашла солонку за одной из книг в библиотеке. Как выяснилось, ту самую, которую якобы я разбила в тот вечер, когда скончались его светлость. И вот я опять виновата — в том, что не заметила ее, когда на днях убирала комнату.

Я задумался.

— Приятного в этом мало, но странно, как солонка туда попала, — сказал я. — Зачем кому-то оставлять соль на книжной полке? Мужчина не мог поставить ее туда по рассеянности, ведь мужчины не носят с собой солонки, верно?

— Я этого не знаю и знать не хочу, — ответила Конни, отпивая из бокала вино. — Скорее бы Брадфилды покинули Хорсхит. Но надежды на это мало. Один мечтает о лошадях, другой еще кое о чем.

— Ты о ком говоришь? Кто о чем мечтает? Она сердито тряхнула головой.

— О Джордже, болван. Он истосковался по женскому обществу, а поскольку Роберт занят с Элизабет, он решил, что может лапать всех подряд.

— Всех подряд?

— Меня, например. Причем не говоря дурного слова. Сегодня утром подошел ко мне и… нет, лучше и не рассказывать, что он пытался сделать.

Видя ее возмущение, я не сдержался и хохотнул:

— То, что ты никогда не позволяла мне? Погладил тебя в неположенном месте, да? — Я глянул на нее исподлобья и подмигнул. Конни осушила свой бокал.

— И ничего в том смешного нет, Натаниел. Я пихнула его как следует и впредь не потерплю таких выходок. Ни от него, ни от тебя.

Я вновь наполнил ее бокал вином.

— Немудрено, что ты по мне соскучилась, — игриво парировал я.

Конни беззлобно ударила меня по плечу и улыбнулась:

— С какой это стати я должна скучать по тебе, Натаниел Хопсон?

— Разве я тебе не друг? Разве так мало значу для тебя?

— На что это ты намекаешь? Джон, лакей, гораздо внимательнее, и он живет рядом. — Позабыв свои прежние неприятности, она невинно таращилась на меня поверх бокала. Я знал, что она просто дурачится со мной, флиртует, как и я с ней. Это было безобидное озорство, доставлявшее удовольствие нам обоим.

— И он тебе тоже нравится, как я? — спросил я с притворной серьезностью в голосе, беря ее за руку.

— Пожалуй, больше. — Она немного опьянела, ее глаза сияли, как прозрачные кристаллы, и ей приходилось сосредоточиваться на каждом слове, которое она произносила. Она высвободила руку из моей ладони и погладила меня по щеке.

— Как бы то ни было, я пришла сюда не о Джоне разговаривать. Это мое дело, тебя не касается.

Я сделал несчастное лицо.

— Ты сегодня — воплощение неприступности. Наверное, я чем-то обидел тебя.

Конни весело рассмеялась.

— Вовсе нет. — Она без стеснения заключила мое лицо в теплые ладони и неуклюже, но смачно поцеловала в губы, неловким движением плеснув вино из бокала на лиф своего платья. Конни прыснула от смеха, и я, хохоча во все горло над ее озорством, принялся носовым платком промокать красную жидкость на ее одежде. Веселясь, я случайно обернулся — то ли шорох услышал, то ли почувствовал чье-то присутствие — и увидел ее. Говоря «ее», я конечно же подразумеваю Элис Гудчайлд. Она была одета по-уличному — синяя накидка, капюшон, муфта. В складках материи белела бледная, как гипс, кожа, взгляд предвещал грозу.

В ту же секунду, как я заметил ее, она вызывающе вскинула подбородок.

— Ба, мистер Хопсон, так это вы? А я уж думала, обозналась. Впрочем, я и не ожидала застать вас за другим занятием. Вы везде найдете себе достойное развлечение: и в городе, и в деревне, — сказала она и повернулась, чтобы уйти.

Мгновение я сидел, словно громом пораженный. От унижения я сначала побелел, потом покраснел, снова побледнел.

— Элис! — Я вскочил на ноги и бросился за ней в коридор. — Подождите. Зачем вы так? Вы не поняли. Позвольте, я все объясню…

Поздно. Я лишь успел увидеть, как она скрылась в одной из комнат наверху.

Я вернулся к Конни. Она выливала из кувшина последние капли вина. Взгляд у нее был несколько остекленелый. Она беззаботно махнула рукой в ту сторону, где исчезла Элис.

— Не расстраивайся, Натаниел. Она тебя простит. Красивая женщина. — Конни поставила бокал на стол. — И гордая. Почему ты никогда не говорил, что у тебя есть возлюбленная?

— Возлюбленная? — закричал я на нее. — Вовсе нет. Мы просто друзья. Она моя знакомая, хозяйка лесного двора, с которой мне случается общаться. Не пойму только, с чего она засмущалась.

Конни, да благословит ее Господь, не обиделась. Она рассмеялась в ответ на мою грубость и смятение и, пошатываясь, встала на ноги.

— По-моему, ты смущен больше, чем она. А у меня кружится голова. Придется в другой раз навестить тебя, чтоб рассказать свои новости. Впрочем, это все ерунда. Пустяки. Выдумки, не более того…

В свете того, что случилось позже, мне теперь стыдно, что тогда я не придал значения ее словам. Даже не задумался о них, не спросил, что ее встревожило. Разве мог я слушать Конни, когда мне не терпелось выпроводить ее и пойти мириться с Элис? Будь я менее беспечен, более проницателен и благоразумен, расспроси Конни вовремя, возможно, я скорее вывел бы верное заключение и предотвратил еще одну трагедию.

Но в своем безрассудстве я ничего этого не сделал. Я отпустил Конни в Хорсхит-Холл и тут же позабыл о ней. Потом, словно провинившийся щенок, помчался наверх вымаливать прощение у Элис.

— Элис, — громко позвал я через закрытую дверь, — вы все не так поняли. Это была Конни, служанка из Хорсхита. Она пришла как раз перед вами, чтобы сообщить мне новости.

— Новости, которые вынудили вас заняться ее корсетом. Видать, любопытные были новости и глубоко личные.

Я пыхтел под дверью, разъяренный ее нежеланием верить мне. Подергал ручку. Закрыто.

— Элис, не глупите. Что случилось? Откройте дверь. Разве мы не друзья? Почему вы не хотите меня выслушать?

— Однажды я поверила вам, и что из этого вышло? Сначала мадам Тренти, потом, подозреваю, Молли Буллок, а теперь вот приезжаю и вижу, как вы тискаете еще одну женщину. Отдаю вам должное, Натаниел: вы просто воплощение постоянства — в своем непостоянстве!

— Это мадам Тренти и Молли Буллок ввели вас в заблуждение, а не я. Что касается Конни, она просто моя знакомая. Вам случилось зайти, когда с ней произошла неприятность. Она облила себя вином, и мы смеялись над ее оплошностью.