Умри ради меня - Эми Плам

— Ты не беспокойся, Кэти, через пару недель и после периода бездеятельности я буду как новенький!

Я кивнула, стараясь придать своему лицу выражение доверия.

— А, явились, — сказал Жан-Батист, вышагивавший взад-вперед перед камином с кочергой в руке; кочергу он держал на манер прогулочной трости. — Мы ждали вас и Винсента, — добавил он, взглядом показывая мне на кресло.

Я села.

Жан-Батист заговорил:

— Мы должны принять ряд решений, но прежде я должен во всех подробностях узнать о происшедшем, так, как все видел каждый из вас. Начнем с меня.

Он прислонил кочергу к камину и встал перед нами, заложив руки за спину, точь-в-точь как генерал, выслушивающий доклады о выполнении заданий.

Шарлотта, Эмброуз и Юл изложили каждый свою часть истории, а Жан-Батист «переводил» все для Винсента. Команда ревенантов с помощью Винсента отыскала тело Шарля, а потом обнаружила, что их поймала в ловушку в катакомбах небольшая армия нума. Но армия без командира. «Наши» взяли в плен одного из нума, и тот признался, что Люсьен запретил им убивать ревенантов до тех пор, пока он не вернется «с головой». Заподозрив, что речь идет о его собственной голове, Винсент бросился прочь, домой. А ревенанты воспользовались нерешительностью нума и перебили немалую их часть, вырвались на свободу и помчались на помощь Винсенту.

— И непохоже, чтобы нас кто-то преследовал, — завершил общую историю Жан-Батист. — Кэти… — Он с официальным видом повернулся ко мне. — Не будешь ли ты так любезна, не расскажешь ли и ты свою часть событий?

Я подробно изложила все, что здесь произошло, начав с сообщения моей сестры и закончив тем моментом, когда появился Винсент и забрался в мое тело.

— Но это невозможно! — воскликнул Жан-Батист.

Я покосилась на него.

— Ну, ведь ясно же, что это не я срубила голову гигантскому нума мечом в четыре фута длиной!

— Нет, не то невозможно, что он завладел твоим умом. Невозможно то, что ты осталась в живых и в здравом рассудке! — Жан-Батист немного помолчал, потом кивнул. — Да, раз ты так говоришь, Винсент… но я все равно не понимаю, как человек мог пройти через такое испытание и остаться совершенно невредимым, как явно выглядит Кэти. Кроме нескольких древних и непроверенных слухов, прецедентов просто нет! — Он снова замолчал, прислушиваясь. — Даже если ты можешь общаться с ней в состоянии воланта, это не значит, что и все прочее возможно. Или безопасно. Да-да, я знаю… у тебя не было выбора. Это верно, если бы ты этого не сделал, вы бы оба погибли. — Он вздохнул и повернулся ко мне: — Значит, ты убила Люсьена?

— Ну да, то есть это Винсент… ух… это нож, который мы вместе метнули ему прямо в голову, в глаз. Его должен был убить именно этот удар. По крайней мере, после этого он выглядел мертвым. А потом мы отрубили ему голову мечом.

— А его тело?

— Положили в камин, в огонь.

Заговорил Эмброуз:

— Я проверил, когда мы вернулись из клиники. Ничего не осталось.

Жан-Батист заметно расслабился и на секунду-другую замер, прижав ладонь ко лбу, а потом снова окинул всех взглядом.

— В общем, ясно, что они задумали выманить всех нас из дома, вместе с Винсентом в состоянии воланта, и освободить путь Люсьену, чтобы он мог явиться сюда и разделаться с телом Винсента. Зная нашего старого врага, можно предположить, что он хотел вернуться в катакомбы с головой и сжечь ее у нас на глазах, прежде чем уничтожить всех. Я не вижу другой причины к тому, что нас не перерезали всех сразу, как только мы спустились в катакомбы.

В комнате было очень, очень тихо.

Жан-Батист продолжил после очередной паузы:

— Я бы предпочел, конечно, чтобы Шарль участвовал в этом разговоре. — Он глубоко вздохнул. — Но в силу обстоятельств я предоставляю тебе, Шарлотта, сообщить брату, что я прошу вас обоих уехать.

40

Все изумленно переглянулись.

— Что? — пробормотала Шарлотта, встряхивая головой, как будто не поняла услышанного.

— Это не наказание, — пояснил Жан-Батист. — Шарлю необходимо уехать. Из Парижа. Из этого дома. Подальше от меня. Ему необходимо время, чтобы голова как следует встала на место. А в Париже теперь… — Он поискал подходящее слово. — В Париже нам объявлена война, и если она действительно разгорится, то здесь будет небезопасно для того, кто пока что не вернул память.

— Но… я-то почему? — спросила Шарлотта, бросая быстрый испуганный взгляд в сторону Эмброуза.

— А ты сможешь жить вдали от своего близнеца?

Шарлотта опустила голову:

— Нет.

— И я так думаю.

Шарлотта заплакала, и лицо Жан-Батиста смягчилось. Он подошел к ней и сел рядом на диван, выказав нежность, которая казалась мне совсем не в его характере… хотя я пока не слишком хорошо его знала.

Взяв Шарлотту за руку, он сказал:

— Милая девочка… Это же всего на несколько месяцев, пока мы не разберемся, что собирается делать банда Люсьена, оставшись без главаря. Станут ли они нападать на нас? Или отсутствие лидера заставит их на какое-то время уйти в тень? Мы этого просто не знаем. А если здесь будет Шарль, плохо осознающий реальность, растерянный, мы окажемся слабее в тот момент, когда нам понадобится быть сильными. Ты знаешь, у меня много домов в разных местах. И ты сама выберешь, где вы с братом пока поживете. А потом вернетесь. Обещаю.

Шарлотта качнулась вперед и, обняв Жан-Батиста за шею, заплакала.

— Тише, тише, — тихонько бормотал он, поглаживая ее по спине.

Когда она, наконец, успокоилась, Жан-Батист снова обратился к Эмброузу и Юлу:

— Как только Гаспар сможет общаться, я обсужу с ним наши планы. Мы должны кого-то пригласить на место Шарлотты и Шарля на это опасное время. Если у вас есть предложения на этот счет, рад буду их услышать. Что же касается тебя, Кэти… — Жан-Батист повернулся в мою сторону.

Я замерла, выпрямившись в кресле, не представляя, что может последовать за этими словами, но на всякий случай готовясь к худшему. Конечно, Жан-Батист не мог прогнать меня, я ведь не жила под его крышей. И он не мог запретить мне видеться с Винсентом; я бы просто отказалась. Но кто знает… И хотя физически я чувствовала себя слабой, как никогда в жизни, мой дух вряд ли мог быть сильнее.

— Мы многим тебе обязаны, Кэти. Ты защитила одного из нас, рискуя собственной жизнью.

Я ошеломленно уставилась на него и пробормотала:

— Но… а разве я могла как-то иначе поступить?

— Ты могла забрать свою сестру и убежать. Люсьену ведь был нужен только Винсент.

Я встряхнула головой. Нет, этого я сделать не могла. Пожалуй, я бы предпочла сама умереть, лишь бы не оставлять Винсента на уничтожение.

— Ты завоевала мое доверие, — официальным тоном завершил Жан-Батист. — И следовательно, тебе всегда будут рады в этом доме.

Юл не выдержал и вмешался:

— Да ей и так уже рады.

Эмброуз согласно кивнул.

Жан-Батист мягко посмотрел на них.

— Вы оба хорошо знаете, какие усилия я прилагаю, чтобы защитить нашу группу. И хотя я доверяю всем вам, я не всегда доверяю вашему выбору. Разве кому-то прежде разрешалось привести в этот дом возлюбленного-человека?

В комнате воцарилось гробовое молчание.

— Ну вот, а этот человек теперь получает мое официальное приглашение.

— Да, и для этого всего-то и понадобилось, что снести башку злобному зомби, — язвительно произнес Эмброуз.

Жан-Батист не обратил на него внимания и продолжил:

— И тем не менее, Кэти, я еще выше оценил бы тебя, если бы ты нашла какой-то способ объяснить происшедшее своей сестре так, чтобы не посвящать ее во все наши тайны. А если у тебя возникнет хотя бы малейшее подозрение в том, что она поддерживает отношения с кем-то из сообщников Люсьена, я бы попросил сообщить мне об этом немедленно. Но в любом случае ей больше не будет позволено войти в этот дом, просто ради нашей общей безопасности. Я понимаю, что она очутилась здесь не по собственной воле, но из-за ее присутствия возникает брешь в нашей защите.

Я кивнула, думая о том, что Джорджия едва не стала причиной конца нашей с Винсентом истории… и истории всех нас.

41

— Опа! — воскликнул Папи, когда пробка вылетела из бутылки с оглушительным хлопком, заставив всех нас сначала подпрыгнуть, а потом развеселиться.

Папи осторожно разлил пузырящийся напиток по высоким бокалам. Он поднял свой бокал, готовясь произнести тост, и мы все повторили его жест.

— Мне хочется пожелать радостного дня рождения моей принцессе Кэти. Семнадцать лет! Надеюсь, что восемнадцатый год жизни станет для тебя волшебным!

— Верно, верно! — напевно произнесла Мами, касаясь своим бокалом моего. — Ох, если бы мне снова стало семнадцать! — вздохнула она. — Именно в этом возрасте я познакомилась с твоим дедушкой. Правда, еще с год или около того он не обращал на меня особого внимания, — добавила она почти кокетливо.