На манжетах мелом. О дипломатических буднях без прикрас - Юрий Михайлович Котов

одного случая, явившегося для нас приятным сюрпризом. Поступает к нам, не помню уж, после какого визита, очередное Постановление, а там последним пунктом стоит фраза примерно такого содержания: «С учетом особо важного характера развития советско-индийских отношений преобразовать Отдел Южной Азии МИД СССР в Управление Южной Азии». Мы были в недоумении: как это вдруг могло произойти? Ларчик открылся просто – наши коллеги из Международного отдела надумали выделить себя в отдельный сектор, «прицепив» для баланса и изменение с нашим отделом. Когда это увидел секретарь ЦК по международным вопросам Борис Николаевич Пономарев (как впоследствии удалось выяснить), то сказал, ну пусть в МИД'е так и будет, а нам отдельный сектор по Индии резона образовывать нет. Так у нас в министерстве появилось второе территориальное управление – до этого было лишь США и Канады. Я, правда, заместителем начальника управления Южной Азии МИД СССР не стал (позднее, правда, был уже начальником, но до этого времени рассказ еще не дошел), а помешали этому те самые вынесенные в заголовок посольские «пертурбации». Я взял это слово в кавычки, хотя словарь Ожегова дает ему четкое определение: внезапное изменение, осложнение в обычном ходе чего-нибудь.

Года через три после моих трудов на южно-азиатском поприще раздался звонок из управления кадров – меня хотел бы видеть его начальник В.В. Цыбуков. Несколько удивленный, я отправился на встречу с ним. Мы были хорошо знакомы, на «ты» – Юра, Валера (он раньше был помощником Громыко, а я тогда же у Фирюбина). Прихожу и после взаимных приветствий и короткого разговора о текущих делах слышу такой вопрос: а что ты знаешь о такой стране Сан-Томе и Принсипи? Честно признался, что название слышал, а знаю только, что это маленькое островное государство где-то у побережья Западной Африки, но не более того. «Ну а как бы ты отнесся к тому, чтобы отправиться туда послом?» – спросил меня Цыбуков. В те времена (в отличие от нынешних) кадровые дипломаты послами становились крайне редко, кажется, я уже об этом упоминал, да и возраст – сорок три года – тоже тогда считался довольно «юным» для такого рода должностей. Короче говоря, я поблагодарил за доверие и согласился.

Встреча наша проходила поздно вечером, и сразу после нее я отправился домой, где огорошил жену неожиданно поступившим предложением. Она поохала, но разделила мое мнение, что соглашаться надо. В томе «География» Детской энциклопедии нашли краткую статью о Сан-Томе вместе с Принсипи, и на этом, как выяснилось чуть позднее, наше знакомство с этим государством и закончилось. На следующее утро я сообщил о полученном предложении своему непосредственному начальнику. Вальков воспринял его в штыки, а как только я вышел из его кабинета, позвонил нашему куратору – 1-му заместителю министра, которым тогда был Мальцев. Мол, вскоре у нас очередной визит на высшем уровне, а кадры у меня забирают единственного пишущего сотрудника. Через час вызвал меня Виктор Федорович и благожелательно, но твердо сказал: «Зачем вам какие-то там Сан-Томе и Принсипи? Поработайте еще годик в отделе, и мы вам подберем страну посолиднее». Мои робкие попытки доказать, что мне на первых порах подошла бы и эта, ни к чему не привели. И еще год мне пришлось трудиться на прежнем месте.

Но вот у нас появился новый министр – Эдуард Амвросиевич Шеварднадзе. Через какое-то время по его инициативе было решено учредить в Дипакадемии полугодовые курсы усовершенствования руководящих дипломатических кадров. Речь шла об учебе на них будущих послов, генкон-сулов и советников-посланников. Причем каждый из «студентов» уже знал место и должность своей предстоящей работы. В состав первой группы попал и я – в качестве посла СССР в Республике Нигер. Всего нас было в ней двенадцать человек – по четыре кандидата на указанные должности. Несколько месяцев, проведенных в академии (я все-таки умудрился попасть на них с опозданием, так как принимал участие в проведении очередного визита на высшем уровне, не упомню какого – столько их за те годы было!), были самым (или точнее – единственным?) спокойным периодом за десятилетия моей службы в МИД'е. «Учились» мы с утра до двух часов, а потом были свободны. Взял в кавычки «учились» умышленно, так как учебный процесс мы в основном верстали сами – выбирали себе интересных собеседников, ездили по самым различным местам, например, целый день провели в телецентре «Останкино» или посетили Троице-Сергиеву лавру, где нас, помимо прочего, угостили прекрасным обедом. Под конец занятий нас отправили на десяток дней на Украину. И вот, находясь в Киеве, я получаю звонок – нужно срочно возвращаться в Москву. Мой Нигер меняется на Того, и мне следует идти на беседы в соответствующие отделы ЦК КПСС.

Вернувшись в Москву, с «энтузиазмом» рассказывал жене о преимуществах нового места назначения, которое хорошо знал по личному опыту. Мол, по сравнению с несостоявшимся Нигером в бытовом плане оно гораздо лучше. Главное – столица Ломе расположена на берегу океана, кругом песчаные пляжи, большое разнообразие рыбы и морепродуктов, хорошие тропические фрукты, есть немало симпатичных французских ресторанчиков. В общем, для первого посольского поста – совсем неплохо. Ну а дальше началась обычная в таких ситуациях довольно долгая процедура решения всех предотъездных вопросов: от юридического оформления новой должности до, скажем, пошива парадного мундира. Об этой нашей служебной одежде расскажу подробнее.

В дебри царских времен залезать не буду, а начну с того, что в Советском Союзе дипломатические ранги (нечто вроде воинских званий) от атташе до посла были введены в 1943 году во время Великой Отечественной войны. К ним полагалась и соответствующая повседневная и парадная форма – последняя только для высшего состава: Посланников 1-го и 2-го класса и Чрезвычайных и Полномочных послов. Однако просуществовала она для всех дипломатов не так и долго – до 1954 года. После чего ее оставили только для упомянутой «высшей» категории, при этом только в виде парадного мундира и фуражки для ношения во время официальных мероприятий.

Перед тем как вышел указ о моем назначении послом в Того, появился еще один – о присвоении мне ранга Чрезвычайного и Полномочного посланника 2-го класса. После чего я отправился в мидовское ателье для пошива так называемого «тропического» варианта мундира светло-кремового цвета (тем не менее из плотного шерстяного сукна), с тремя генеральскими звездами на лацканах. У посланников первого «сорта» их было четыре, а у полных ЧПП одна большая – типа маршальской. Хотя, на мой взгляд, это все-таки было довольно условно. Новенькую форму мне довелось надеть четыре раза: съездил к родителям