Запретный плод - Наташа Колесникова

— Ну и зачем ты ее домой отвез после этого?

— Меня предупредили… добрые люди, что папаша затевает какие-то провокации, и тут же случилось это ЧП. Я подумал: а что завтра может случиться? Нужно поговорить с папашей, объяснить ему все. Не хотел подвергать ее опасности, понимаете? Да и не совсем это хорошо — злить ее родителей, нужно поговорить, все объяснить, ну а там… не хотят они нас знать — и не надо, мы ничего просить не станем.

Мария Петровна с сожалением покачала головой:

— Ты же артист, Игорь. Даже я теперь понимаю, что твои «добрые люди» и бывший жених Маришки, очень «добрый человек», устроили представление. А ты купился, сделал именно так, как они хотели.

— Потом и я понял, но… Мария Петровна, спасибо вам большое. Теперь я знаю, что делать. Можете дать мне адрес в Агаповке, где сейчас Маринка?

— Конечно. Я ведь там каждое лето жила с ней. Могу даже план дома нарисовать. Принеси листок бумаги.

Через пару минут перед Муравьевым лежал листок с адресом и подробным планом дома с указанием, где чья комната, как можно пройти к тому или иному окну незамеченным.

— Спасибо, Мария Петровна, — сказал Муравьев. — И еще. Вы чудесная женщина, если у нас с Маринкой будут дети, я с низким поклоном попрошу вас воспитывать их.

Мария Петровна достала платок, высморкалась, ненароком промокнула глаза.

— Вы оба хорошие ребята и достойны друг друга. Пожалуйста, будь осторожен, Игорь. И если можно, налей мне рюмку водки, хочу выпить за вас.

Муравьев достал из холодильника бутылку, наполнил две хрустальные рюмки, поднял свою.

— Немножко другой тост, — сказал он. — За нас.

Мария Петровна согласно кивнула.

Стук в дверь не насторожил Марину, уже пятый раз за последние полчаса этот придурок, которого звали Борисом, стучал в ее комнату.

— Чего тебе надо? — крикнула Марина. — Домогаешься меня? Ну, смотри, когда выйду на свободу, во-первых, отцу обо всем расскажу, а во-вторых, заявление напишу в Генеральную прокуратуру! Тебя посадят, понял?! Или кастрируют, это уж как отец решит.

— Ты чё такое несешь? Я просто хочу сказать, что глупо запираться и сидеть в своей комнате. Уже вечер, иди на кухню, поешь чего-нибудь. Там в холодильнике всякого добра навалом, днем понатащили.

— Вот сам и жри это добро, тюремщик проклятый! — с пафосом сказала Марина. — И не смей говорить мне «ты», холоп несчастный! Прочь от моей двери!

Вчера, когда ее привезли на дачу, она заперлась в комнате, полночи плакала, думая об Игоре; о том, что так и не позвонила ему; о закрытом сериале, они так здорово играли с Игорем, действительно мог получиться хороший фильм; о симпатичном режиссере Селиванове, он так верил в нее, хотел снять в серьезном фильме. Заслужить похвалу у Селиванова многие мечтали, это она по «Щепке» знает, а уж сняться в главной роли в его серьезном фильме — так и номинироваться на американский «Оскар» можно! Он уважаемый режиссер, только очень самостоятельный и в серьезных делах на компромиссы не идет. Обидно было, что все так глупо получилось. Жалко было всю съемочную группу, к ней относились хорошо… И жалко, и досадно…

Однако, проснувшись поздно утром, она решительно отбросила все тоскливые мысли. К черту! Она актриса и будет играть.

Кого? Да за примерами далеко ходить не нужно было. Состояние то же, что и у Нины из фильма «Кавказская пленница» или плененной Черномором Людмилы из поэмы Пушкина. К ее комнате примыкал санузел с душевой комнатой, и значит, выходить из комнаты не было нужды. А есть не хотелось. Зато приятно было издеваться над незадачливым охранником, который пытался уговорить ее пообедать, потом поужинать. Так ему и надо, идиоту! Телефон отключил и унес, мобильника нет… Тюремщик самый настоящий! Ну и тут уж она не стесняла себя в выражениях, нашла занятие по душе, да и полезное для актрисы.

— Ты того… совсем крыша поехала, да? Я позвоню твоему папаше, пусть приезжает, сам разбирается! — заорал охранник.

— Чего — того? — вспомнила Марина Василия Алибабаевича из знаменитого фильма. — Ты, холоп несчастный, о грязной бабе своей думаешь, да? А она сейчас с другим трахается, с таким же тупым идиотом, как ты. Ей, дуре, без разницы с кем. Тем более оправдание будет. Я, когда выйду, обязательно позвоню ей и скажу, что ты торчал со мной на даче и склонял меня к сожительству, понял? После этого она разойдется на полную катушку, можешь не сомневаться!

— Да пошла ты, дура несчастная! — крикнул охранник. — Думаешь, если дочка солидного папика, так тебе все можно?

— Вот ты и попался, поганец! — злорадно засмеялась Марина. — Телефон унес, а диктофон у меня в тумбочке лежит. Щелк-щелк — и твой мерзкий голос на пленке. Я все твои речи записываю, гад! Так, значит, Иван Тимофеевич Стернин — папик, да? А его дочь, актриса, — дура несчастная? И кто это сказал? Отряд не заметит потери бойца, можешь не сомневаться!

Диктофона у нее тут не было, но приятно было издеваться над охранником, который не позволяет даже во двор выйти. Понятно, что ему приказали, но мог бы с пониманием отнестись, даже помочь… Ни черта подобного, он тупо исполняет приказ. Ну так и получай за это, придурок!

Громкие шаги по коридору сказали ей, что охранник Боря не выдержал и убежал вниз, в прихожую, где ему определили место на диване. Наверное, жалеет о том, что согласился ее охранять.

Еще бы! И Генпрокуратурой ему пригрозила, и даме, жена она или нет, позвонить обещала, и с диктофоном крепко прищучила.

Пусть теперь сидит и думает!

Но этого показалось Марине мало. Она быстро отперла дверь, распахнула ее и крикнула:

— Боря, ко мне! Я тебе главного не сказала! — Услышав шаги на лестнице, добавила: — К ноге, пес шелудивый!

Охранник появился на втором этаже в конце коридора.

— Стоять там! — крикнула Марина. — Значит, так. Я буду ужинать в три часа ночи. Чтобы сидел на кухне и подавал мне то, что прикажу, понял?! А не будешь в три часа сидеть на кухне, я уйду. Если думаешь, что запер все двери и можешь быть спокоен — ошибаешься! Тут есть тайные входы и выходы, я их прекрасно знаю. А ты, придурок, — нет!

Боря рванулся вперед по коридору, непонятно было, чего он хотел, но дверь захлопнулась перед его носом, резко щелкнул замок.

Марина села на диван, взяла пульт, включила телевизор. Долго переключала каналы, надеясь, что где-то идет фильм с участием Игоря. Зря надеялась… Выключила телевизор. Возбуждение, творческая приподнятость, игра, когда она говорила с охранником, разом прошли. А что осталось? Да те же сомнения, грустные мысли. Что там делает Игорь? Он так обнимался вчера днем с Сушиной, даже зная, что она видит это. А когда не видит, что он может с ней делать? Ох, лучше об этом не думать.