Зорро - Александр Волков

— Не подведи, Гермес! — шептал тот, уткнувшись носом в сверток и прикрывая его широкополым сомбреро, сплетенным из блестящей коричневой соломки. — Дай свечку, а потом закрути петлю, и все это винтом, винтом…

«Бред, — мелькнуло в голове дона Росендо, — сперва легенда про какой-то глаз, теперь вот это…»

Однако все эти обрывочные мысли отнюдь не мешали дону Росендо зачарованно следить за действиями своего приятеля, который, по-видимому, так увлекся своей странной игрой, что перестал обращать внимание на все, кроме свертка и шара, зависшего над половицами верхней галереи и золотым световым лезвием как будто рассекавшего по пробору склоненную голову дона Диего. Но вот голова дрогнула, над краем шляпы показался высокий лоб, черные, широко поставленные глаза с каким-то чуть ли не молитвенным выражением устремились вверх, а затем дон Диего быстро шагнул к перилам, вскочил на них и, вцепившись рукой в мокрые стебли виноградных лоз, с силой рванул их вниз. В сплошном лиственном ковре открылась широкая брешь, и ослепительное сияние шара разлилось по всему двору, позолотив бревенчатую стену конюшни, ворота и будку Бальтазара, покрытую блестящей от дождя рогожей. Дон Диего перескочил через перила, выбежал на середину двора и, широко раскинув руки, встал под частыми водяными струями, словно приглашая огненный шар в свои объятия. В его ладони по-прежнему был сжат небольшой сверток, приглядевшись к которому, дон Росендо отчетливо различил над его раструбом гладкую голубиную головку с коротким породистым клювиком и черной жемчужиной глазка. Тем временем шар медленно выплыл сквозь образовавшуюся прореху и повис среди дождевых струй примерно в десяти шагах от дона Диего. Сияние его становилось все нестерпимей, в воздухе вокруг дона Диего с потрескиванием сновали блестящие белые червячки, но тот продолжал стоять неподвижно, напоминая статую, отлитую из серебра и, по странной прихоти скульптора, облаченную в костюм живого человека.

Но вдруг правая рука «статуи» дрогнула, ладонь разжалась, и из нее с шелестом вырвался ослепительно белый голубь с узким длинным хвостом и мохнатыми, широко растопыренными лапами. Шар вспыхнул уже совершенно невозможным бриллиантовым блеском, но трепещущий крыльями голубь словно поглотил его сияние, мелькнув по неподвижному лику дона Диего густой дымчатой тенью. Дону Росендо даже показалось, что птица вот-вот вспыхнет, как горсточка магния на полочке камеры-обскуры, но вместо этого голубь вдруг плавно взмыл вверх, завис над двором и выставил растопыренные лапы по направлению к шару, словно намереваясь закогтить его на манер коршуна, высмотревшего среди травы отбившегося от наседки цыпленка. Шар задрожал, побурел и, медленно вращаясь вокруг собственной оси, устремился к голубю. Скорость его все увеличивалась, но в тот миг, когда перья на мохнатых птичьих лапах, казалось, вот-вот вспыхнут, голубь сложил крылья, камнем рухнул вниз и тут же взмыл вновь, описав вокруг шара широкую овальную петлю. На верхней точке он опять завис, и шар снова устремился к нему, уменьшаясь в размерах и теряя очертания среди частых дождевых струй. Голубь вновь описал петлю, но дон Росендо не столько разглядел, сколько угадал этот маневр по алому исподу крыльев, мелькающих в бледном рассеянном сиянии возносящегося светила. После третьей петли огненный шар почти исчез из виду, обратившись в точку размером с речную жемчужину, и вскоре тьма окончательно поглотила его.

Дон Росендо выдернул из железной петли факел, оставленный доном Диего, и, приблизившись к перилам, поднял его над головой. Неверный порывистый свет выхватил из мерцающей водяной мглы фигуру человека с широко раскинутыми руками и высоко поднятой головой. Дождевые струи хлестали его по лицу, по плечам, но он, казалось, не обращал на это никакого внимания, всецело поглощенный видением, уже неразличимым для глаз дона Росендо. Вдруг он вздрогнул, хлопнул в ладоши и, вскинув руки над головой, выхватил из темноты мокрый трепещущий комок перьев.

— Умница, Гермес, молодец! — донеслось до слуха дона Росендо. — Я знал, что ты с ним управишься!..

С этими словами дон Диего сложил потрепанные крылья своего любимца и, упрятав его за пазуху, весело посмотрел на дона Росендо из-под размокших полей своего сомбреро.

— На этом номере мы с Гермесом могли бы загребать сумасшедшие деньги! — воскликнул он, неспешно направляясь к галерее. — Одна загвоздка: шаровая молния есть чистая игра природы, которая не может возникнуть по прихоти человека!.. Вы согласны?

— С чем? — спросил дон Росендо. — С тем, что этот дьяволов шарик не выдуть из кузнечного горна, или с тем, что публика готова будет вывернуть карманы, лишь бы не подставлять под его испепеляющий жар свои драгоценные головы?..

— И с тем, и с другим, — рассеянно пробормотал дон Диего. — Или денежки на стол, или голову под топор — игра природы! — С этими словами он нерешительно остановился перед перилами и, стянув с головы сомбреро, стал стряхивать дождевую воду с его широких полей.

— Немедленно проходите в дом! Вы насквозь промокли, сеньор! — воскликнул дон Росендо, хватая своего приятеля за плечо и слегка подталкивая его к крыльцу.

— Да что вы говорите? — искренне удивился тот, нахлобучивая на голову свою размокшую шляпу и проводя рукой по набухшему от влаги рукаву куртки. — А я и не заметил…

Голос дона Диего показался дону Росендо несколько необычным; его звук был глухим и шел как будто не из уст говорящего, а со стороны, из-под козырька над крыльцом. При этом взгляд дона Диего был совершенно неподвижен, глаза смотрели в одну точку, а в глубине зрачков мелькали золотистые червячки.

— Проходите в дом, сеньор, — растерянно пробормотал дон Росендо, не вполне уверенный в том, что его слова доходят до сознания дона Диего.

— Да-да, конечно, благодарю вас, — отрешенным голосом отозвался тот, подняв голову и пристально вглядываясь в непроглядную мглу, изливающую на его лицо потоки прозрачной влаги.

— Так идемте же! — настойчиво повторил дон Росендо, спустившись с крыльца и взяв дона Диего под локоть.

— О, глядите! Глядите! — вдруг вскрикнул тот, вскидывая в небо свободную руку и указывая на некую точку в сплошном дождливом мраке.

— Где? Что? О чем вы? — недоуменно воскликнул дон Росендо, безуспешно пытаясь разглядеть хоть что-либо в непроглядной шелестящей тьме.

И вдруг тучи разорвала ослепительная белая вспышка, так ярко осветившая все вокруг, как если бы невидимый фотограф подвесил свою камеру-обскуру под самыми небесами и, желая запечатлеть на серебряной пластинке всю Землю, ткнул горящим трутом в подножие горы из мельчайшего магниевого порошка. В какой-то миг дону Росендо даже показалось, что силой взрыва его самого оторвало от земли и подбросило под рыхлый чернильный испод грозового неба, открыв перед его взором совершенно необычайное, фантастическое видение: ранчо в окружении каменных исполинов, богато украшенных золотом и драгоценными камнями. Но вспышка погасла, и видение исчезло, уступив место янтарным сумеркам галереи, озаренной шипящим пламенем догорающего факела. Исчезли и золотые червячки в глубине зрачков дона Диего, и теперь он покорно переставлял ноги, идя рядом с доном Росендо и даже не пытаясь высвободить свой локоть из крепко сжатых пальцев друга.