В смысле, Белоснежка?! - Анастасия Разумовская

А проблемы этого мира – не мои проблемы. Мне жаль Кота. Мне жаль Белоснежку. Очень жаль! Они останутся в мире, где два великих злодея устроят междоусобную войну. Но… Я не могу им помочь. Просто не могу. Я должна спасти свою дочь.

– Ты всё ещё колеблешься? – насмешливо заметила Королева. – Может, обратишься к Румпелю? Он поможет.

Я вздрогнула. И вдруг внезапная мысль ошарашила меня.

– Илиана… Я правильно… этого же не может быть… Ты же не хочешь сказать, что Румпель – отец Бертрана?

Она приподняла брови и саркастически улыбнулась.

– Почему не может быть?

– Но… он же не рыжий!

Мой голос внезапно охрип.

– Кто сказал? – Илиана откровенно смеялась. – Человек, возраст которого не изменяется в десятках лет, разве не может, по-твоему, по собственному желанию изменить собственную масть?

– Но… Господи…

– Как же ты глупа! Ты думаешь, если бы Румпель не заступился за Эрта, то Анри оставил бы в живых моего сына?

Это прозвучало логично. Льдинки, кружившиеся в водовороте моего сознания, внезапно сомкнулись в слово «вечность».

– Ну? Долго ещё? – нетерпеливо окликнула меня королева. – Или ты передумала? Зачем тянешь время?

Действительно: зачем? Я выдохнула, подняла руку…

– Майя!

Его не может быть здесь… Не должно, не… Я застыла. Сердце бешено заколотилось. На миг. Но этого оказалось достаточно. Крепкие руки обхватили мои плечи, отдёрнув от зеркала.

Глава 19. Перехитрила

Я закрыла глаза и прислонилась затылком к его щеке.

– Майя, что она тебе сказала? Как? Или… Он?

– Бертран, – простонала я. – Пожалуйста! Зачем ты мне помешал…

– Вот-вот, – проворчала Илиана. – Дай девушке принять решение самостоятельно.

Но Кот развернул меня к себе, обнял одной рукой, а другой приподнял лицо за подбородок, встревоженно всматриваясь в глаза.

– Майя… Не верь им. Ни ему, ни ей.

– Ты не понимаешь. Он запустит время. И моя дочка умрёт.

– Кто?

– Румпель.

– Он лжёт.

– Он говорит правду, Эрт, – скучающе заметила Илиана. – Рум никогда не угрожает, если не может исполнить угрозу.

Бертран бросил на мать злой взгляд, затем снова посмотрел мне в глаза.

– Майя, – прошептал хрипло. – Дай мне немного времени. Я кое-что узнал. Когда Румпель обещал запустить время в твоём мире?

– Через три дня.

– Я не буду просить все три дня, понимаю, что тебе нельзя тянуть до последнего. Но, пожалуйста, дай мне хотя бы два.

– Не могу, – простонала я, чувствуя, как веки щиплет слезами. – А если я не доберусь вовремя? Я не знаю, сколько времени у меня займёт переход из зеркала в мой мир…

– Вот именно, – мрачно отозвалась королева.

Бертран коротко выдохнул.

– Хорошо. Дай мне время до заката. Пожалуйста. Ведь, если ты сейчас шагнёшь в Зазеркалье, то не факт, что выберешься оттуда вообще, а не останешься созерцать через зеркало, как умирает твоя дочь. Вот только оттуда я тебя уже не смогу достать. И помочь тебе ничем не смогу.

– Хорошо.

Я зарылась в его камзол лицом. Прижалась, словно брошенный котёнок. Бертран подхватил меня на руки.

– Мама, – сказал зло и резко, – если ты её обманешь…

– То что?

Ох, как мне не понравился яд в её голосе!

– Ты будешь удивлена, – угрюмо сообщил он, направляясь к двери.

– Запомни, сын: девок у тебя будет много, а мать – одна!

Кот остановился, обернулся и серьёзно взглянул на неё:

– Лучше никакой.

И вышел.

Я положила голову ему на плечо, не в силах удерживать слёзы. Не всхлипывала, не рыдала, просто слёзы катились и катились, а я слишком устала, чтобы их останавливать.

Бертран внёс меня в комнату. Положил на постель. Расшнуровал корсет, снял платье. Я безвольно поднимала руки, когда нужно. Затем стянул многочисленные нижние юбки, оставив лишь одну сорочку. Когда он успел освободить меня от украшений, я не поняла. Провёл по волосам, наклонился и поцеловал. Нежно. Не в губы, нет: сначала в один глаз, потом в другой. Лёг рядом, подтянул к себе, обнял и набросил на обоих одеяло.

– Что он тебе сказал? – спросил тихо. – Я никогда не видел тебя настолько… сломленной. Ну, кроме угрозы запустить время.

– Показал. Я видела, как пытают человека… Как ему ломают кости… Как рвут сухожилия. Как клеймят и… Много всего.

Бертран вздрогнул, прижал меня крепче.

– Ясно. Ты раньше такого никогда не видела?

– Н-нет… А ты?

– Видел.

– Но ты же не… Пожалуйста, скажи, что ты не…

Он поднял брови и насмешливо взглянул на меня.

– Майя, ты серьёзно?

– Скажи.

– Я не. Не пытал. Не казнил. Не травил людей собаками. Не насиловал женщин. Не бросал детей на копья… Что ещё не?

Я всхлипнула, задрожала и разрыдалась. Он принялся нежно целовать, затем уткнул моё лицо в свою шею.

– Прости. Я идиот. Зачем он тебе всё это показывал?

– Он с-сказал, чт-то я – его к-кукла…

– «Ты должна быть послушной девочкой»? Вот это? «Ты – моя кукла, я в любой момент сдёрну тебя с руки», да?

Я уставилась на него.

– Откуда… Он… он и тебе так говорил?

– Нет, ну что ты. Я же говорю: я кое-что узнал. Нет, я всегда подозревал, что Румпель – сволочь, и что с ним нельзя заключать сделки. Но не знал, что настолько