Время героев ч. 2(СИ завершена) - Александр Афанасьев

Машины эти выехали ближе к вечеру из Тайбада, там была зараженная зона и жителей эвакуировали, а город превратился в город — призрак, населенный только тенями, иногда — тенями с автоматами Калашникова. Вопреки распускаемым слухам, уровень радиации там был не так уж велик,[76] чтобы действительно серьезно нахватать рентген, нужно было пребывать там как минимум месяц, употребляя в пищу находящиеся там длительное время продукты и воду. Эти люди просто проехали транзитом — от Кашмара, где начиналась зона отчуждения — и до пограничной зоны. Путь у них занял примерно семь часов, они все время поглядывали на показания дозиметров, но уровень радиации был относительно невысок и каждый из них на данный момент схватил меньше бэра[77], что можно было назвать приемлемым. К тому же — перед выездом, они приняли противорадиационные препараты, а после, если останутся живы — проведут две недели в специальной закрытое клинике, избавляясь от радионуклидов и прочей дряни. Если вернутся — в Афганистане проще погибнуть от пули, чем от подхваченной «лучевки»[78].

Дорога, по которой они ехали — шла по относительно ровной местности, хотя и находящейся высоко над уровнем моря — настоящие горы начинались дальше. Рядом, почти параллельно дороге, текла река, сейчас довольно полноводная, а летом почти пересыхающая. Через реку был мост, отмечающий примерно половину их пути на территории Афганистана, и этот мост они уже проехали…

Местность была пустынной, зеленка, камыш, переходящий во что-то вроде степи по мере удаления от реки. Когда то давно здесь жили люди — в Афганистане вода была редкостью, около воды всегда селились люди, а тут еще можно было заниматься контрабандой, благо по ту сторону границы товары стоили от двух до пяти раз меньше. Сейчас, после атомного взрыва на той стороне границы и появления лагерей подготовки боевиков на этой — люди ушли отсюда, не желая становиться жертвами творящегося вокруг, оплывающего кровью остервенелого безумия. Поэтому — дорога была почти пустынна.

Сидевший за рулем головной машины — это был джип Интер, аксайского завода под Ростовом, очень распространенная в этих местах большая, прочная, крепкая машина на шесть или девять пассажиров протянул руку и выключил магнитофон, из колонок которого плыла довольно бодрая, правда с непонятными словами мелодия…

— Эй! — возмущенно сказал пассажир

— Из-за твоих татарских напевов мы здесь засыплемся… — сказал водитель тоном, не терпящим возражения

— Здесь никто не знает татарский.

— Но на незнакомые слова среагируют, и не обрадуются…

— Местным все парванис[79]…

— Вот скоро мы это и узнаем.

На передней панели замигала красным огоньком вызова рация. Она была замаскирована под магнитолу, стандартную автомобильную магнитолу, вот почему играла не она, а магнитофон. Пассажир сунул руку в бардачок, достал переговорное устройство.

— Мосин — один, прием.

— Мосин — один, что там у тебя?

— Ни хрена. Только музыку послушать не дают.

Переговорник хмыкнул голосом пассажира идущего вторым такого же внедорожника

— Твои татарские вирши кого хочешь, выведут из себя.

— Да пошел ты.

— Время установить контакт, тебе не кажется? До города километр с небольшим…

— Согласен. Сейчас остановимся…

Водитель головной машины остановился, причем не на обочине, а прямо посереди дороги. Так делали только те, кто не раз бывал в Афганистане, потому что на обочине мог быть установлен фугас или закопана мина.

Пассажир посветил фонариком на дорогу, только потом вышел. С заднего сидения достал рацию… если это можно было назвать рацией, отсюда, из афганской глуши через ретранслятор модно было связаться с Генеральным штабом в Санкт-Петербурге. Посмотрев зачем-то в усыпанное крупными белыми звездами небо, пассажир положил рацию на капот машины, настроил…

— Гром — один, вызывает Мосин — один, прошу сообщить свое местонахождение, прием.

— Мосин — один, это Гром — один, нахожусь прямо над вами, могу послать тебе твое фото, прием…

Пассажир машины несильно стукнул по капоту, привлекая внимание водителя, до этого настороженно смотревшего по сторонам, потом показал большой палец. Все идет по плану.

— Гром — один, подтверди, что видишь наши маяки, прием.

— Мосин — один, наблюдаю два, повторяю два маяка, обозначающих дружественные объекты. У меня все норма, готов работать.

Внедорожники были специально оборудованы для подобного рода миссий — поставленные кое-где броневые плиты, вставки в колесах, оклеенное специальной пленкой стекло, несколько тайников с оружием и пищевыми рационами в разных местах машины, специальная рация и маяки на крышах, работающие в невидимом человеческому глазу спектре и показывающие воздушным наблюдателям сигнал «свой». Люди, которые ездили в таких машинах тоже были очень и очень непростыми…

— Гром — один, принял, посмотри, что дальше по дороге, прием…

— Мосин — один, минуточку… блокпост на въезде в город. Восемь человек, два транспортных средства, одно из них с пулеметом в кузове. Один пулемет, два автомата, гранатометы. Жгут костер в бочке, прием.

— Вас понял, Гром — один, продолжайте, прием.

— Далее город кажется тихим. Активности с запада не наблюдаю, прием.

— Гром — один вас понял, мы намерены въехать в город, прием.

— Мосин — один вас понял, прикрою. Стандартная схема действий, верно, прием…

— Гром — один, подтверждаю, стандартная схема действий. Конец связи….

На высоте примерно в три километра, над западными подступами к Мазари-Шарифу в воздухе лениво описывал широкие круги черный как смоль самолет, казавшийся несколько уродливым из-за навешанного на него дополнительного оборудования. Это была не двухмоторная «Летучая мышь» от Юнкерса, обычно используемая спецназом, это был старый, еще семидесятых годов, но полностью переоборудованный Громовержец-6 с четырьмя турбовинтовыми моторами. Когда переходили на «тяжелый» Громовержец-7, все старые «Громовержцы» шестой, пятой и даже четвертой серии не утилизировали, как предлагали некоторые умники, а поставили на консервацию. Теперь, после того, как Восток в очередной раз был серьезно и надолго дестабилизирован — больше двадцати машин «шестой серии» расконсервировали, капитально отремонтировали моторы, поставили прицельное оборудование даже более совершенное, чем у Громовержца-7 и блок системы «Легенда» для того, чтобы самолет мог вписаться в глобальную систему передачи разведывательной информации и целераспределения. Заменили и вооружение: теперь на модернизированном Громовержце шесть стояли только две пушки, но зато каких! Первая — шестиствольная мотор-пушка от штурмовика Юнкерса, калибра 30 миллиметров с бункерным питанием — она питалась снарядами от 2А42, пушки от боевой машины пехоты и обрушивала на землю восемь килограммов стали в секунду. Вторая — полуавтоматическая пушка от старой зенитки калибра пятьдесят семь миллиметров, тоже переделанная под бункерное питание и не нуждающаяся в расчете. Таким образом, примерно за половину стоимости русская армия получила два десятка современных тяжелых штурмовиков, идеально подходящих как раз для таких задач, которые они и выполняли — дальнее патрулирование, сканирование местности и разведка с немедленным нанесением ударов по обнаруженным группам боевиков, поддержка мелких разведывательных групп. Сейчас самолет находился в чужом небе — в небе разодранного гражданской войной, никем кроме полевых командиров не контролируемого Афганистана — поэтому с запада его прикрывало звено новейших истребителей Гаккеля С-35, они должны были отвлечь британцев, если те сунутся к самой русской (теперь точно русской) границе и дать возможность неторопливому транспортнику уйти.

Но пока британцев в небе нет — королем неба был он. Громовержец…

— Внимание!

— Мосин — два, внимание!

— Есть. Видим.

— Не стрелять без нас.

— Понял.

Первый внедорожник плавно затормозил около импровизированного блок-поста. Сидевшие в нем люди казались мирными, то ли геологи, то ли путешественники — вот только пассажир держал апод рукой зажатый коленями пистолет-пулемет П-2000 калибра 5,45х28, готовый пустить его в ход, как только что-то не понравится, и точно такой же пистолет-пулемет был у водителя. Эта машинка с магазином на тридцать и пятьдесят патронов была хороша тем, что позволяла стрелять с одной руки очередями, и стреляла быстро и чисто. Впрочем, заросшие бородами боевики казались дружелюбными, тот, кто стоял за турельным ДШК калибра 14,5 в кузове тяжелого пикапа даже не сделал попытки прицелиться в остановившийся на проверку внедорожник. Те, кто грелся у горящей в бочке растопки, политой солярой и вовсе не обратили на подъехавших никакого внимания.