Отречение - Мария Анатольевна Донченко

было заметно давно не видевшему её Артёму, который был теперь на голову выше её. Всё-таки восемьдесят лет, как ни пыталась она держать себя в привычной форме и оставаться по-прежнему негнущейся, строгой и собранной. Хотя бабка Матрёна всё ещё работала в своей библиотеке и на пенсию не собиралась.

Анна была на работе – она работала официанткой в каком-то кафе быстрого питания. Не было дома и её отца – так и не найдя работу по специальности, он по-прежнему занимался торговлей в пригородных электричках, освоив все премудрости этого дела.

В квартире Зайцевых никто не открывал дверь. Видимо, взрослые ещё не пришли с работы, а малыши были в детском саду – три года тому назад у Юли и Андрея родились близнецы, Миша и Коля.

Впрочем, он же сам хотел, чтобы его появление было сюрпризом для родных.

Весть о приезде Артёма быстро разлетелась по двору.

Первыми на лестничной площадке появились дети – ватага мальчишек во главе с Надиным братом, десятилетним Женькой Лосевым, и единственная девчонка – его неразлучная подружка Светка, дочка Татьяны с третьего этажа – у Артёма ушла пара минут, чтобы вспомнить, кто это такая.

От впечатлений и непрерывного гомона на Артёма вдруг навалилась страшная усталость, хотя вроде выспался в последнюю ночь в поезде, и он отвечал на вопросы невпопад, глотая остывающий чай.

Глава третья

Артём, куривший с восьми лет, в первый раз делал это «легально» – дома, на кухне, не таясь от родных.

Семья собиралась в полном составе, и в первые дни несколько дней мир крутился вокруг Артёма. Пока он не сказал решительное «Хватит!»

– Всё, надо осваиваться, – сказал он матери, ещё не привыкшей видеть в сыне взрослого мужчину, – пару дней отосплюсь и пойду искать работу. Не висеть же у вас на шее.

Работу Артём нашёл на удивление быстро – имея лишь лагерный аттестат об окончании курса средней школы и диплом филиала ПТУ номер такой-то Челябинской области, он ожидал, что это займёт месяцы. Однако практические навыки работы по металлу возымели для работодателей большее значение, чем бумажки, и вскоре Зайцев Артём Николаевич был трудоустроен на должность слесаря по ремонту подвижного состава.

Забегая вперёд, скажем, что за полгода семью Зайцевых всего один раз навестил участковый, которому полагалось надзирать за судимыми гражданами, и поинтересовался, как идут дела у Артёма.

У него были дела поважнее – собирать мзду с проституток и появившихся за последние годы в Москве в больших количествах обитателей Кавказа и Средней Азии.

Да, это резануло глаз Артёму, воспитанному без национальных предрассудков, но не насторожило – в этом плане ему было, в общем-то, всё равно.

Неподалёку от их дома расположился оптовый рынок – он был здесь и в девяностые, во времена детства Артёма, возникнув стихийно в перестроечные годы, но теперь торговля была упорядочена, а большинство продавцов арендовали свои места у хозяина рынка – толстого азербайджанца лет сорока по имени Махмуд, устанавливавшего на рынке свои законы, которые могли совпадать или не совпадать с законами Российской Федерации в зависимости от того, сколько хрустящих зелёных бумажек с портретами американских президентов перепало от Махмуда тем, кто должен был следить за их соблюдением.

Артём видел хозяина рынка мельком пару раз, когда он тёмными волосатыми пальцами, унизанными ярко блестящим золотом, пересчитывал выручку продавщиц, не забывая сделать сальный комплимент наиболее симпатичным из них. В профиль крючковатый нос Махмуда резко выделялся на фоне вечернего неба. Артёму он был интуитивно неприятен, хотя они ни разу не общались и вообще не пересекались никоим образом.

Впрочем, Артёма это не касалось.

Он привыкал к изменившейся реальности, в которой компьютер с Интернетом и мобильный телефон перестали быть атрибутом «новых русских» и стали доступны если не всем желающим, то значительным слоям населения.

Свой первый сотовый телефон Артём купил себе с первой зарплаты и с лёгким восхищением вертел в руках это чудо техники с Савёловского рынка.

Но вот в один из кухонных вечеров пришло время поговорить о том, о чём молчали, о том, что происходило за эти годы в политическом поле.

Артём, конечно, знал, что разговор этот будет нелёгким.

И Юлька, разливая чай из аккуратного чайника с цветочками, словно боялась говорить начистоту – хотя чего теперь-то было опасаться?

– Ты не обо всём мне писала, – заметил Артём, гася бычок в эмалированной поверхности пепельницы.

– Не обо всём, – со вздохом согласилась сестра. – Может быть, потому что я сама многого не понимаю… Ты хорошо помнишь девяносто третий год? Ты вроде мелкий был ещё…

Тень проскользнула по лицу Артёма.

– Я – помню. Хорошо помню. Продолжай.

– Я даже не о том хотела сказать… – Юлю даже почти испугала резкость его ответа.

– Говори как есть, – брат смягчил тон. – Пожалуйста. Мне это нужно. Я уже понял, что что-то не так, понял ещё тогда, когда ты мне перестала про политику писать, года три назад…

Юлька закусила губу, опустила глаза в пепельницу – она не курила и не могла, в отличие от Артёма, взять спасительную паузу на затяжку – и набрала воздуха в лёгкие.

– В политике всё стало иначе, Артём. Но не с двухтысячного, ты не думай. А года три-четыре назад, когда… мне даже сложно объяснить, но я это связываю с тем, что вожди девяносто третьего отошли на задний план, а взамен появились новые. Тебе что-нибудь говорит фамилия Усольцев?

– Усольцев… – Артём напряг память. – Нет, не говорит. Ну, может быть, видел пару-тройку раз по телику, но не настолько, чтобы запомнилось…

– А ты приглядись, – ответила сестра неожиданно зло и чуть ли не весело. – Усольцев Алексей, отчества не помню, ну да найдёшь в Интернете, если захочешь. Та ещё тварь, ратует за объединение левых с либералами против путинского режима. Со всякими типа Немцова, Касьянова, ну и новых