«Штурмфогель» без свастики - Евгений Федоровский

Пихт прошел низко над полосой. Около «Штурмфогеля» стояло много людей.

— Прошу посадку, — сказал он положенную фразу.

— Да. Сделайте одолжение, — буркнул Зандлер.

«Конечно, они что-то пронюхали». Толкнувшись о бетонку, машина проскочила по полосе в лес и нырнула под маскировочную сеть. Пихт откинул фонарь.

— В чем дело? — спросил он у техника.

— Отравился оберштурмфюрер. Зандлер объявил пятиминутный траур.

К Пихту подошел Вайдеман.

— Почему ты молчал в воздухе? — холодно спросил он.

— Да вот рация… Эй, ефрейтор! Позови прибориста. Пусть проверит рацию!

Вайдеман, помявшись, спросил:

— Скажи, когда тебя сбили, как тебе удалось улизнуть от русских?

— Я же писал объяснительную записку командиру эскадры. Упал вдали от окопов, на земле шел бой. Спрятался в березовой роще, и там меня поймали. Бросили в кузов машины вместе с оберштурмфюрером Циммером… Грузовик застрял…

— Знаю. Как долго ты находился в плену?

— Да каких-нибудь часа два.

— А остальные дни?

— Говорю же тебе, прятался в березовой роще.

— Трое суток?

— А что же я должен был делать? И ночью и днем ходили русские. Я решил ждать, пока фронт не откатится.

— Ну, хорошо. — Вайдеман постоял с минуту и отошел.

«Действовать, действовать», — лихорадочно билась мысль. Пихт увидел Гехорсмана и незаметно приблизился к нему:

— Карл, когда-то ты обещал помочь мне…

— Обещал, — отозвался механик.

— Мы не должны пустить «Штурмфогель» в небо.

— Мы не в силах это сделать.

— В силах! — с ударением произнес Пауль.

— Как?

— Взорвать!

— Невозможно! Ведь это предательство!

— Предательство? Ты боишься предать Гитлера, который убил твоих детей? Если мы уничтожим опытный «Штурмфогель», мы приблизим час мира. Мы спасем тысячи людей. Ты же имеешь допуск к «Штурмфогелю»?

— А кто поможет мне?

— Когда «Штурмфогель» сядет на заправку и Вайдеман уйдет, сделай так, чтобы горючее потекло мимо горловины бака.

Гехорсман испуганно поглядел на Пихта и быстро пошел к стоянке. Время траура кончалось, начинались полеты.

Проводив «Штурмфогель» в воздух, Гехорсман почувствовал в ногах такую усталость, что сразу же лег на траву.

От земли тянуло теплом. Травинка, покачиваясь, касалась дряблой, морщинистой щеки, как будто гладила, успокаивая. В далекой синеве неба висели невесомые перышки облаков. Гехорсман вспомнил себя мальчишкой. Отец, слесарь в мастерской по ремонту паровых котлов, в выходные дни уезжал за город и брал ребятишек с собой. Братья носились по высокой траве, ловили бабочек, сшибая их прутьями. А Карл ложился на спину, вот так же, и глядел в небо. Он смотрел на облака не отрываясь, и они рисовали ему одну картину любопытней другой. То появлялся всадник, то выплывали какие-то диковинные звери, люди с длинными бородами, ладьи викингов.

«Карл вырастет отчаянным лежебокой», — смеялся отец. «Нет, он станет изобретателем, как Эдисон и Уатт», — возражала мать. «Поживем — увидим», — отвечал, покашливая, отец.

Отцу удалось открыть свою мастерскую, и в четырнадцать лет Гехорсман был уже неплохим слесарем. В первую мировую войну он попал в авиационные мастерские. Тогда самолеты были тихие и ненадежные, но летали на них отчаянные парни. Летали знаменитые асы: Иммельман, Удет, Рихтгофен, Бельке. а Геринг, теперь вторая фигура в империи, был просто штафиркой…

После войны миллионы голодных бывших солдат бродили по улицам. Но Карлу повезло. Хотя прусская королевская авиация и была запрещена Версальским договором, но самолеты исподтишка строили, и нужда в авиамеханиках была.

Карл никогда не задумывался, что наступит такое время, когда с самолетов будут убивать людей. Это он увидел уже в Испании. Но не особенно огорчился. В конце концов, смерть от огня самолета менее страшна, чем от солдата, который целится в твою голову. Гитлер? Да хоть дьявол, лишь бы у людей была работа и им было бы что есть. Гехорсман старался на жизнь смотреть без забот. Сложности, считал он, выдумывают сами люди. Он просто спал, ел, женился, растил детей… И только когда поседела рыжая голова, когда он потерял всех детей на войне, когда в России он обжигал пальцы о раскаленный от мороза мотор и услышал о растоптанных городах, казнях, расстрелах, насилиях, лагерях, болезнях, он впервые задумался о себе и Германии. Он был ее сыном и не мог не задуматься о ней. А Германия разбойничала в России и Франции, в Голландии и Австрии, на Балканах и в Африке. Слово «немец» люди произносили как проклятие. Но среди немцев он узнал Пихта, Ютту, Эриха Хайдте… Пихт был человеком. И на фронте не раз выручал… И вдруг он предлагает взорвать «Штурмфогель»…

«Ты знаешь, на что идешь, Карл? — спросил Карл себя и кивнул. — Тебя могут схватить и пытать…»

Неужели он боится смерти? Когда не знаешь, за что умирать, тогда худо.

Итак, Вайдеман после полета пойдет пить кофе. Подъедет заправщик…

Травинка, покачиваясь, нежно гладила его дряблые, старые щеки.

Послышался свист и вой. Вайдеман шел на посадку. «Штурмфогель» тяжело опустился на шасси.

— Заправь баки, через тридцать минут я вылечу снова, — сказал Вайдеман, откинув тяжелый фонарь.

— Вы идете в столовую? — спросил Гехорсман.

Вайдеман не ответил. Сбросив парашют и комбинезон на траву, он несколько раз присел, разминая тело, и пошел к аэродромным баракам, где была столовая.

Гехорсман вызвал заправщик.

Вскоре приземлился и Пауль. Он торопливо выскочил из кабины и побежал к стоянке «Штурмфогеля». Через решетчатые ворота аэродромной ограды он заметил машину Коссовски. Капитан показал пропуск часовому, тот козырнул и раскрыл ворота. Машина подъехала к подъезду административного здания. Коссовски что-то сказал офицеру аэродромной охраны.

— Ты готов помочь, Карл? — спросил Пихт, подбегая к механику.

— Да, — с трудом вымолвил Гехорсман. — Сейчас подъедет заправщик, я отвлеку внимание шофера…

Краем глаза Пауль заметил, что офицер охраны свистком подозвал группу солдат.

— Хорошо, Пауль, — еще раз проговорил Карл.

— Я знал… Прощай… И попробуй сохранить себя до победы.

Солдаты во главе с Коссовски и офицером охраны пошли к взлетной полосе. На мгновение путь им преградил керосинозаправщик. Машина подъехала к «ШтурмФогелю» и очень медленно, как бы нехотя стала разворачиваться задом к самолету. Шофер лениво раскрыл капот насоса, сбросил шланги.

— Да скорей же! — прикрикнул Гехорсман, заметив тревогу в глазах Пауля.

Солдаты уже были в каких-нибудь двухстах метрах. Они задержались у Вайдемана, который шел в столовую. Коссовски что-то сказал пилоту, тот оглянулся. Пауль понял, что речь идет о нем.

Гехорсман подтащил шланг к горловине баков, крикнул шоферу:

— Включай!

Толстая струя горючего растеклась по крылу, хлынула на землю.

Пауль быстро пошел к своей стоянке. Ускорили шаги и солдаты с Коссовски и Вайдеманом.

Гехорсман, сообразив, отозвал шофера в сторону, словно собираясь что-то сказать ему. Они зашли за заправщик.

Коссовски вынул пистолет, заторопил солдат. И вот он побежал.

Пауль поставил мину на мгновенный взрыв и, размахнувшись, изо всех сил швырнул ее в сторону «Штурмфогеля». Взрыв поджег разлившееся по земле горючее. Пламя хищно набросилось на самолет.

Гехорсман и шофер, нагибаясь, кинулись прочь.

Солдаты из автоматов открыли стрельбу по бегущему к своему истребителю Паулю. Завыли сирены, поднялась суматоха.

— Что случилось? Где Вайдеман? — кричал в репродуктор Зандлер.

Пихт успел добежать до своей машины, откинул фонарь, вскочил в кабину, включил зажигание двигателя. Над кабиной засвистели пули. Как назло, мотор не заводился. Одна пуля пробила плексиглас фонаря. Наконец, чихнув, заработал двигатель.

В этот момент взрыв заправщика бросил солдат, Коссовски и Вайдемана на землю. Паулю удалось вырулить на взлетную полосу.

Вайдеман приподнял голову, вскочил и бросился к стоянке «мессершмиттов». Под вой сирен прыгали в кабины пилоты, оказавшиеся поблизости.

Пихт захлопнул фонарь, почувствовал какую-то непонятную, давно утерянную легкость. Волнение прошло. Голова обрела ясность, какая бывает после сильного потрясения.

Истребитель качнулся, спустив тормоза. Фуражка, оставленная каким-то пилотом, попала в струю ветра от заработавшего винта, взлетела и, кувыркаясь, скрылась в лесу. Рыжая, обожженная трава на обочине бетонки приникла к земле от бешеного ветра. Поток взметнул пыль. Качнулись элероны на концах крыльев, будто огромная птица шевельнула перьями перед тем, как взлететь.

Солдаты во главе с Коссовски были почти рядом.

И Пихт повел машину на взлет. Самолет оторвался от земли и уперся острым носом в небо, где блуждали дымчатые облака. Потом Пауль перевернул машину через крыло и ударил изо всех пушек по самолетам, которые выруливали на взлетную полосу. Потом снова развернулся и снова стрелял, расшвыривая ползущие по земле самолеты.