Разрушитель - Алексей Волков

Первой моей жертвой пал пулеметчик. Надо бы убрать командира, но я так и не смог определить, кто же из них главный? В наш век внешнего обезличивания… А затем понеслось.

Преимущество было на нашей стороне. Уцелевшие после первых очередей даже не сразу нащупали нас, но когда нащупали!..

Если бы у врага было в избытке укрытий! Весь выбор – несколько застывших у тротуаров автомобилей, теперь быстро превращавшихся в негодный хлам. Стены вокруг нас тоже щербенели, если так можно выразиться. Я сильно пожалел об отсутствующей каске, когда кусочки штукатурки или камня несколько раз довольно чувствительно ударили меня по голове. Афганка – слабоватое прикрытие от подобных подарочков судьбы.

В целом первый раунд был нами выигран почти всухую. Больше половины преследователей отправились догонять Володю с его ребятами сразу. Еще парочка – чуть погодя. Зато следующий тур марлезонского балета грозился стать более затяжным. Просто насчет авангарда я оказался прав, и к залегшему за машинами противнику уже спешило подкрепление.

Надо было все-таки настоять на уходе ребят. Хоть какой-то шанс, а так…

Становилось все жарче и жарче. Враг отнюдь не являлся дураком, и скоро другая группа объявилась в противоположном конце улицы. Теперь нас поливали огнем с двух сторон. Один мой боец был ранен тяжело, другой – легко. Общий счет был в нашу пользу, а вот конечный итог должен был остаться за ними. Пусть с тыла к нам не зайти, так при превосходстве в силах не надо гадать, какая сторона возьмет вверх.

Еще подумалось – хорошо, что у противника нет бронетехники, и как сглазил. Сквозь грохот очередей послышался характерный гул, и вдали замаячил тупорылый силуэт бронетранспортера. Бороться с ним было нечем. Пять сорок пять – не тот калибр против брони. Сейчас подъедет поближе да как вдарит!

Оставалось отступить во внутренний двор, туда бронированное чудовище не втиснется, но сколько мы там продержимся?

Страха не было, лишь азарт. Крышу снесло, и только какая-то часть сознания отстраненно анализировала происходящее.

Я даже не сразу понял: кажущаяся гибель обернулась нежданной подмогой. Пулеметы бэтээра заработали, и отнюдь не по нам. А за первым бронетранспортером уже появился второй, и под прикрытием брони шли солдаты с белыми повязками на рукавах…

– Нам сразу передали ваше донесение, – втолковывал мне какой-то майор, которого я видел на вокзале в числе прибывших. – Они хотели идти на помощь сами, просто мы оказались ближе. Только сняли часть техники с платформ…

Простые фразы доходили до сознания с большим трудом. Переход оказался чересчур резким даже для меня. Бойцы вообще находились в полной прострации. Я курил, хотя, когда успел, понятия не имею. Лишь вдруг осознал, что в пальцах зажата сигарета.

– Кто хоть на нас напал? – С трудом выдавил то, что подсознательно не давало покоя, но не могло всплыть под плотным внешним воздействием.

– Разбираемся. Бои вспыхивают по всей Москве. На той стороне – часть внутренних войск, часть армии, кантемировцы с таманцами, какие-то непонятные ополченцы, в общем, полный винегрет. За что выступают – понятия не имеют. Выполняют приказ правительства, как говорят. Но правительство открещивается, мол, подобных приказов не отдавало. Вернее, те из министров, кого мы смогли найти. Короче, еще разбираться и разбираться. Плюс – вообще доморощенные формирования, кстати, не так плохо вооруженные.

Интересно, а мы выступаем под какими лозунгами? Тоже оправдываемся приказом свыше? Истинные цели знает руководство, а чем объясняют действия солдатам и простым офицерам? И будет ли лучше в результате нашей победы или нашего поражения? Власть ради власти, как было в результате Февраля и Октября, или власть ради Родины? Сколько крови уже пролилось и еще прольется?

Проливать ее еще пришлось. День выдался бесконечный. Мы продвигались вдоль улиц, как положено – броня, и цепочки пехоты вдоль стен, временами вступали в бой, потом продвигались дальше…

Москва превратилась в одно сплошное поле боя, если слово «поле» подходит к гигантскому мегаполису. Кое-где полыхали пожары, по счастью, весьма редкие. Почти повсюду шла стрельба. Стекольщикам предстояло столько работы, на год точно хватит. А уж сколько автолюбителей в момент остались «безлошадными» – подсчитать невозможно. Повсюду стояли бывшие транспортные средства, изрешеченные, исковерканные, сгоревшие…

В конце пути, или на каком-то из его ответвлений, я все-таки повстречал Линевича и доложил об исполнении поручения, а особенно – о последующем возвращении.

– Знаю, – кивнул Константин. – Остается вопрос – с какой стати вас так упорно пытались уничтожить? Не иначе кто-то им сообщил о вашей миссии или же вас просто приняли за других. Более важных. После победы обязательно надо будет разобраться.

Угу. Война все спишет.

– Как вообще ситуация?

– Знаешь, гораздо лучше, чем в обед. Мы потихоньку зачищаем город. Реальная власть перешла к чрезвычайному комитету, и объявление с минуты на минуту уйдет в эфир. Плохо лишь, президент с ближайшими приближенными успел удрать. Предположительно – на самолете. Мы же не знали, что его ждет заправленный и готовый к взлету борт. Скоро где-нибудь всплывет и начнет вещать на всех «голосах», обещая и кары, и милости. Заодно обвинит нас в фашизме, коммунизме, тоталитаризме, волюнтаризме, национализме, сталинизме…

– В анархизме, в антиглобализме, в кретинизме… – охотно продолжил я список. – Милости при существующем строе получали лишь избранные, а кары давно не страшны. Насколько понимаю, у всех хватает своих забот, чтобы беспокоиться о наших правах и свободах.

– Правильно понимаешь. Пока все, что знаем: для западного обывателя случившееся – лишь некоторая приправа к происходящему у них. Наверняка еще злорадствуют: не только в европах такое. Проглотят, куда они денутся в нынешнем бессилии?

Отдохнуть мне приятель не дал. Правильно сделал. Самое главное – не задумываться и переть вперед. Лучше пусть голова будет забита сиюминутным. Глобальные проблемы здорово ухудшают настроение и заставляют колебаться даже в самом очевидном.

Меня послали аж к Останкино в сопровождении небольшой колонны. Как понял – для охраны всевозможных комментаторов, обязанных запустить телепрограмму для всех мест, где сохранились древние телевышки. Обещало правительство восстановить прежние, да руки у него, разумеется, не дошли.

Здесь перед нами шел нехилый бой. Десятка два единиц различной бронетехники ощетинились стволами на все стороны. В промежутках виднелись залегшие люди в камуфляже. Несколько бронетранспортеров стояли сожженными, и пара танков – тоже, причем одному досталось так, что башня валялась далеко в стороне. Боекомплект рванул, дело нередкое.

Сейчас было уже тихо, однако сразу возникла мысль – а ну как нам придется быть следующими, кто захочет разгромить защитников телевышки! В том смысле, что защитники не захотят допустить нас к вещанию. Ничего личного – у нас приказ, у них – тоже.

Обошлось. Правда, нервов это стоило, опять-таки переговоры, но обосновавшиеся тут солдатики уже не знали, кого им слушать, а мы вроде были своими.

Командовавший обороной майор совсем очумел от неопределенности и был только рад, что наконец-то появилось Лицо, Облеченное Доверием. Уже молчу о приведенном мной подкреплении.

Оборону я, как мог, укрепил, наметил кое-какие меры, проследил, чтобы комментаторы отправились вещать, но дальше меня сдернул с места очередной приказ Линевича.

Потом я оказался возле Кремля, потом носился по его территории, отыскивая то одного, то другого. Навестил парламент, вновь передал кому-то из охраны предназначенный для него пакет. Опять Кремль, а в промежутках – стрельба, правда, небольшая, свист пуль, маловразумительные бои…

Как-то незаметно огонь в разных частях города стал стихать. Повлиял ли подход воздушно-десантной бригады, устали ли воюющие или просто решили – а во имя чего? Кого-то уничтожили, кто-то предпочел потихоньку затесаться в ряды победителей, совсем как в приснопамятном девяносто первом году, когда каждый гордо вспоминал о защите лично им Белого дома…

Я даже успел поесть прямо у техники какие-то консервы с сухарями. Не то обед, не то ужин…

А ночка выдалась еще та! Начальство заседало, я же, вкупе с прочими адъютантами, референтами, секретарями, носился взад-вперед с мелкими поручениями и проклинал судьбу на чем свет стоит. Нет, вот закончится горячий период – и все. Повторная окончательная отставка. Меня давно Виктор ждет. Не люблю сельскохозяйственные работы, только на фоне происходящего сейчас они кажутся раем. Своего рода отдыхом от суеты.

В городе иногда еще постреливали. Просто основной накал страстей явно спал, и продолжали воевать лишь самые упертые и увлекающиеся. Где-то кто-то страдал бессонницей и с маниакальной настойчивостью не давал спать окружающим.