Эллигент - Вероника Рот

– Ты до сих пор сомневаешься, что генетически поврежденные виноваты в наших бедах? – спрашивает у меня Амар.

Я молчу. Прохожу мимо очередного навеса. Маленькая девочка сидит на корточках у самой двери, обхватив коленки. Она уставилась на меня через щель в слоях брезента и поскуливает от страха. А кто научил местных так бояться солдат? Почему мальчишка настолько их ненавидит, что был готов стрелять?

– Да, – в конце концов, говорю я. – Сомневаюсь.

У меня есть кое-кто получше на роль обвиняемого.

Мы бредем к пикапу. Джек и Вайолет настраивают камеру наблюдения, пока не украденную и не разбитую местными. Вайолет зачитывает Джеку длинный список цифр со своего планшета, а тот вводит их в свой.

– Где гуляли, ребята? – интересуется он.

– На нас напали, – произносит Джордж. – Нам надо сматываться.

– К счастью, это был последний набор координат, – отвечает Вайолет. – Можем отправляться.

Снова забираемся в машину. Амар захлопывает дверцы, а я вручаю ему свой пистолет, довольная, что избавилась от оружия. Вот уж не думала, просыпаясь сегодня утром, что буду целиться в отчаянного подростка. Впрочем, я и не представляла здешних условий.

– В тебе говорит альтруист, – заявляет Амар, – Именно их воспитание заставляет тебя ненавидеть Бюро.

– Меня много чего заставляет, помимо специфического воспитания.

– Но я заметил то же самое и в Четыре. Альтруисты – серьезные люди. Они автоматически воспринимают все как повод к немедленному вмешательству. Тех, кто переходил во фракцию лихачей, я делю на определенные типажи. Эрудиты, как правило, становятся безжалостными и свирепыми. Правдолюбы – абсолютно безбашенными, я бы даже сказал, – адреналиновыми наркоманами. А вот альтруисты – настоящими борцами, прямо-таки революционерами.

И, помолчав, добавляет:

– Если бы Четыре больше верил в себя, он бы тоже стал таким. Кстати, Трис, из него бы получился отличный, хороший лидер, если бы не его заморочки.

– Наверное, ты прав, – отвечаю я. – Он вечно пытается идти за кем-то вроде Ниты или Эвелин и всегда попадает в беду.

Амар согласно кивает. А как насчет меня самой? Разве я бы не хотела, чтобы Тобиас меня слушался? Конечно, нет. Хотя, кто меня знает?

Увиденное постепенно начинает доходить до моего сознания. И я начинаю воображать, что та девочка – это моя мать. Она прячется в лачуге, задыхается от дыма костров зимой, дерется, делает, что угодно, лишь бы уцелеть. Потом ее спасают люди из Бюро, на которое она, в результате, проработала до конца своих дней. Забыла ли она о том, откуда пришла? Вряд ли. Ведь мама пыталась помочь бесфракционникам. Может, это было не просто выполнением обязанностей альтруиста? Моя голова буквально раскалывается, и я, как за соломинку, хватаюсь за первую попавшуюся мысль.

– А ты и Тобиас являлись близкими друзьями?

– А у него что, такие есть? – хмыкает Амар. – Я дал ему новое имя. Я сумел распознать терзавшие его страхи и подумал, что он справится со своими кошмарами и начнет новую жизнь. И я назвал его Четыре. Но мы с ним вовсе не были… скажем так – не разлей вода.

Амар откидывается на стенку кузова, закрывает глаза, и на губах его появляется слабая улыбка.

– Понятно, – говорю я. – Он тебе… нравится?

– Почему спрашиваешь?

– Ничего личного, – пожимаю я плечами.

– Сейчас в моих чувствах к нему нет ничего такого, на что ты намекаешь. Но в свое время подобные мысли у меня возникали, но потом мне стало ясно, что он на мои чувства не ответит, и я отступил, – объясняет Амар. – Я бы предпочел, чтобы ты не проболталась.

– Тобиасу? Разумеется.

– Нет, я имею в виду, вообще никому, – и он смотрит в затылок Джорджа.

Я киваю. Впрочем, я не особенно удивлена, что их с Джорджем тянет друг к другу. Оба они – дивергенты, которые вынуждены были разыграть собственную смерть, чтобы выжить. И Амар, и Джордж – аутсайдеры в чужом для них мире.

– Трис, – продолжает Амар, – Бюро одержимо идеей продолжения человеческого рода и передачи другим поколениям здоровых генов. Мы с ним – «ГЧ», и то, что мешает хорошему генокоду… Это не очень поощряется.

– Ага, – бормочу я, криво улыбаясь. – Насчет меня не волнуйся.

– Спасибо, – искренне отвечает Амар.

И мы опять сидим в тишине, наблюдая, как руины смазываются в бесформенные пятна по мере того, как пикап ускоряет ход.

– Я думаю, вы с Четыре очень подходите друг другу, – изрекает он.

Не хочется объяснять ему, что мы с Тобиасом – на грани разрыва. Поэтому я переспрашиваю:

– Да?

– Точно. Видно, как ты на него влияешь. Ведь до знакомства с тобой Четыре был совершенно другим человеком: бешеным, агрессивным, опасным.

– Бешеным?

– Именно.

– А может… – я делаю паузу, – …храбрым?

– Конечно. Но и чуточку сумасшедшим, не так ли? Я имею в виду то, что большинство лихачей предпочло бы прыгнуть в Яму, чем продолжить посещать комнату страхов. Есть храбрость, а есть – мазохизм, а иногда границы между тем и другим несколько размыты.

– Знаю, – ворчу я.

– И я тоже, – усмехается Амар. – Но когда настолько разные люди путаются вместе, ничего, кроме головной боли не выходит. Но вы, ребята, полезны друг другу.

– Путаются, говоришь? – морщу я нос.

Амар переплетает пальцы и крутит ладонями, дабы проиллюстрировать свою формулировку. Я улыбаюсь, но сердце мое щемит от боли.

35. Тобиас

Иду к стульям и креслам, расставленным у окон диспетчерской, и начинаю просматривать мониторы в поисках моих родителей. Первым делом нахожу Эвелин: она стоит в вестибюле штаб-квартиры эрудитов и шушукается о чем-то с Терезой и каким-то бесфракционником. Они – ее ближайшие помощники. Увеличиваю громкость, но не могу ничего разобрать, кроме невнятного бормотания.

За окнами темнеет ночное небо – такое же, как и над моим бывшим городом. Разве что здесь, над Резиденцией, горят синие и красные огоньки, отмечающие взлетно-посадочные полосы аэродрома. Странно осознавать, что, несмотря на одно и то же небо у нас над головами, мы все абсолютно разные.

Сотрудникам диспетчерской уже сообщили, что я отключил систему безопасности, как и то, что одного из их товарищей убила сама Нита. Но они игнорируют меня, во всяком случае, пока я не приближаюсь к их рабочим местам. Просматриваю кадры, мелькающие на очередном мониторе. Может, я обнаружу Маркуса или Джоанну и пойму, что творится у верных?

Вот мост возле Супермаркета Безжалостности, Спайр, главный проспект сектора альтруистов, Втулка, Колесо обозрения и поля Содружества, на которых сейчас работают люди из всех фракций. Но ни одна из камер не транслирует мне того, что я хотел бы увидеть.